Восемь миллионов способов умереть - Блок Лоуренс. Страница 44

— Самое главное, ты не напился.

— Разве это самое главное?

— Думаю, да.

— Едва удержался. Если бы остался один, если бы не дозвонился тебе... Бог ты мой, как же мне хотелось выпить! И до сих пор хочется.

— Но ведь ты не будешь?

— Нет.

— А у тебя есть консультант, Мэттью?

— Нет.

— Надо завести. Очень помогает.

— Помогает?

— Ну да. Это человек, которому можно позвонить в любое время, посоветоваться.

— А у тебя есть?

Она кивнула.

— Да, я ей звонила. После того, как поговорила с тобой.

— Зачем?

— Потому что я нервничала. А поговорила с ней и сразу успокоилась. Потому что хотела услышать, что она посоветует.

— И что же?

— Что я не должна разрешать тебе приезжать, — она замялась. — Но ты уже ехал...

— Ну, а что еще?

Она отвела большие серые глаза.

— Что я не должна с тобой спать.

— А это еще почему?

— Потому, что возобновлять отношения в первый год ну, после... «лечения», не рекомендуется. Потому, что связь с человеком, только что бросившим пить, может иметь самые ужасные последствия.

— Бог ты мой! — воскликнул я. — Да я приехал к тебе просто потому, что едва не свихнулся, а вовсе не потому, что хотелось трахаться.

— Знаю.

— А ты всегда слушаешься своего консультанта?

— Стараюсь.

— Кто же эта женщина, вообразившая, что она глас Господен?

— Просто женщина. Моего возраста. Хотя нет, на полгода моложе. Не пьет уже почти шесть лет.

— Долго.

— Мне тоже кажется, что долго... — Она взяла чашку, увидела, что она пустая, поставила на стол. — А у тебя есть на примете человек, которого ты бы мог попросить стать консультантом?

— Так надо кого-то просить?

— А ты как думал!

— А если я попрошу тебя?

Она покачала головой.

— Во-первых, у тебя должен быть мужчина. Во-вторых, я совсем недавно бросила пить. В-третьих, мы ведь с тобой друзья.

— А разве друг не может быть консультантом?

— Ну, это не того рода дружба. В-четвертых, это должен быть человек из твоей группы, тот, с кем ты в постоянном контакте.

Я невольно подумал о Джимми.

— Есть один парень. Мы иногда болтаем.

— Это очень важно — найти человека, с которым хочется говорить.

— Не уверен, смогу ли говорить с ним обо всем. Может, и смогу...

— Но ты уважаешь его за силу воли, за то, что он не пьет?

— Не пойму, при чем здесь это?

— Ну, ты...

— Сегодня вечером, на собрании я поделился с ним, я сказал, что у меня уже нервы не выдерживают от всего этого разгула преступности на улицах, от всех этих мерзостей, которые люди вытворяют друг с другом. Я просто не могу спокойно жить, Джен!

— Понимаю.

— А он сказал, что я должен перестать читать газеты. Чего ты смеешься?

— Прямо программное заявление!

— Люди вообще несут там всякую ахинею... «Я потерял работу, и моя мать умирает от рака, и мне грозит ампутация носа, но сегодня я не пью, а значит — победил!»

— Неужели и вправду говорят такое?

— Иногда. И не нахожу тут ничего смешного.

— Ампутация носа, надо же! Нос ампутируют!..

— Да перестанешь ты ржать или нет? — взорвался я. — Это серьезная проблема.

Джен стала рассказывать мне об одном человеке из ее группы. Его сын погиб: сбил какой-то безалаберный водитель. Мужчина исправно посещал собрания и, рассказывая о своем горе, черпал силы и возможность сохранить присутствие духа в сочувствии группы. Он не пил, и именно трезвость помогала ему справиться с ситуацией, поддержать и утешить остальных членов своей семьи, не умаляя при этом глубины собственной скорби.

Я удивился: что замечательного в том, что человек продолжает упиваться «глубиной собственной скорби»? Потом задумался: как бы, интересно, сложилась у меня жизнь, если бы я не запил после того несчастного случая, когда шальная пуля, отлетевшая рикошетом, смертельно ранила шестилетнюю девочку по имени Эстрелита Ривейра? Я предпочел справляться с «глубиной собственной скорби», заглушая ее виски. В то время это казалось оптимальным вариантом выхода из тупика, в котором я очутился.

Возможно, я ошибался. Возможно, несчастья следует преодолевать по-другому.

Я сказал:

— Попасть под машину в Нью-Йорке немудрено. Это случается и у нас, и в других городах. А того водителя поймали?

— Нет.

— Наверняка был пьяный. По большей части все дорожные трагедии происходят именно так.

— Может, он был в отключке? Может, проснулся на следующий день и даже не помнил, что натворил?

— Господи Иисусе!.. — пробормотал я, вспомнив выступавшего сегодня парня, который заколол своего любовника. — Восемь миллионов разных историй в Изумрудном городе. И восемь миллионов способов умереть.

— Да, открытый, никем и ничем не защищенный город.

— Именно это я и сказал.

— Нет, ты сказал «Изумрудный город».

— Правда? С чего это я, а?

— "Волшебник из страны Оз", помнишь? Дороти и Тото в Канзасе, Джуди Гарланд, танцующая на радуге [6].

— Конечно, помню.

— "Ступай по дороге, выложенной желтым камнем. Она ведет в Изумрудный город, где живет замечательный волшебник".

— Да, помню. Железный Дровосек, Оловянный Человечек, Трусливый Лев. Все прекрасно помню. Вот только откуда взялись изумруды?

— Ты алкоголик, — заметила она. — И тебе не хватает пары мозговых клеток, вот и все.

Я кивнул.

— Должно быть...

* * *

Небо уже начало светлеть, когда мы улеглись. Я спал на диване, завернувшись в лишние одеяла. Сперва думал, что не смогу уснуть, но усталость взяла свое, навалилась и придавила меня тяжелой волной. И я сдался и позволил ей унести меня далеко-далеко.

Я не помнил, куда она забрала меня, эта волна, потому что спал как убитый. И если и видел какие-то сны, то вспомнить потом не смог. Проснувшись, уловил запах свежемолотого кофе и жареного бекона. Принял душ, побрился одноразовой бритвой, которую дала мне Джен, потом оделся и присоединился к ней на кухне, усевшись за стол из неокрашенной сосны.

Я пил апельсиновый сок и кофе, ел яичницу с беконом и свежие булочки с персиковым джемом, и надо сказать, что такого зверского аппетита у меня не было давно.

Сегодня днем в нескольких кварталах отсюда должно состояться собрание ее группы. Джен собиралась пойти и спросила, не желаю ли я присоединиться.

— Должен провернуть кое-какое дельце, — сказал я.

— В воскресенье?

— Какая разница!

— Ты что, серьезно собираешься работать в воскресенье?

— А почему бы, черт возьми, и нет? Во всяком случае, попробую.

Достал записную книжку, набрал номер Санни. Нет ответа. Позвонил к себе в гостиницу. Ничего. Ни от Санни, ни от Дэнни Боя, ни от кого бы то ни было еще, с кем виделся прошлой ночью. Дэнни Бой, должно быть, еще спит, он никогда не встает так рано. И остальные, наверное, тоже спят.

Чанс просил передать, чтобы я позвонил. Я уже начал было набирать номер, но передумал. Если Джен идет на собрание, не стану же я сидеть здесь и дожидаться его звонка. Ее консультантше это наверняка не понравится.

Собрание проходило на втором этаже, в здании синагоги, что на Форсит-стрит. Курить там запрещалось. Как-то непривычно было сидеть на собрании «А. А.» без клубов густого табачного дыма.

Там было человек пятьдесят, и, похоже, она их всех знала. Представила меня нескольким знакомым, чьи имена я тут же забыл. Вообще я чувствовал себя не в своей тарелке, видя, сколько внимания мне уделяется. Да и внешний вид тоже не прибавлял уверенности. Хотя спал я и не в одежде, выглядела она весьма плачевно после той ночной схватки в Гарлеме.

Результаты ее сказались также и на самочувствии. Я понял, насколько мне паршиво, только выйдя из квартиры Джен. Голова болела — в том месте, к которому приложился его подбородок. На одной руке, у предплечья, красовался громадный синяк, а само плечо почернело, посинело и страшно ныло. При ходьбе ныли все мышцы. Так всегда бывает после драки — сначала ничего не чувствуешь, а на следующий день все болячки просыпаются.

вернуться

6

Имеется в виду музыкальный фильм, поставленный по роману, где Дж. Гарланд играла главную роль.