Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович. Страница 30

— Так и спросила? — не поверил Мишаня.

— Честное вот слово! Так и сказала: где, говорит, твой друг Мишаня? Я говорю: он дома, прийти не смог. Правильно я сказал? Она, по-моему, очень хорошая, эта Галин Петровна. Мы с ней поговорили.

— А Никол… Нинка где была?

— Про нее — потом. С ней все в порядке! Ты меня не перебивай, а то собьюсь. Значит, так. Потом она спрашивает: а эти мальчики с тобой пришли? Это она про Лаптяню с Братцем Кроликом. Я зову их! Они сначала стеснялись идти, потом заходят. Повела она всех нас в дом…

На улицу выскочил Колюнька и закричал:

— Мишаня! Глеб! Идите! Он убежал! Можете там сидеть!

— Кто?

— Да лизень же! Я его прогнал!

Чуя беду, Мишаня с Глебом наперегонки помчались в; сад, но опоздали: гнездо было пусто.

Где-то в кустах, в разных местах раздавался отчаянный писк, большие мельнички сумасшедше скакали по веткам и чокали.

Вдруг Психея метнулась из куста в куст с маленьким мельничком в зубах. В одном месте писк смолк…

Раздвинув траву в другом месте, Мишаня и Глеб увидели, как птенец, желторотый и куцый, куда-то изо всех сил скачет по земле, не умея взлететь. Мишаня начал его ловить, чтобы посадить обратно в гнездо.

Большие птички в это время притворялись, что падают в обморок: растопыривали крылья и валились с веточки на веточку — наземь… Глеб хотел подобрать одну, но она ковыляя, ловко ушмыгнула в куст. Глеб сунулся туда, а птичка кувыркалась уже в двух шагах.

Мишаня поймал-таки одного птенца и посадил в гнездо. Но глупый птенец опять выпрыгнул и ускакал сквозь изгородь прямо в Маринкин сад. Мишаня начал перелезать, но его увидела Маринка и заголосила:

— Бабушка-а! Они к нам лезут! Скорей!

Мишаня все равно перелез бы, ни на что не посмотрел бы, но серая спина Психеи мелькнула в картошке, и смолк мельничек.

Сколько потом Мишаня с Глебом ни прислушивались, ничего не услышали, кроме отчаянного чоканья больших мельничков. Да и кому тут было пищать! Кроме Психеи еще две незнакомые кошки уже оказались тут как тут, слушали: не пискнет ли где птенец? Будто для них, разбойниц кровожадных, мельнички приготовлены.

Хорошего камня под рукой не оказалось, запустил Мишаня палкой, да что от палки толку…

Хотел расправиться с Колюнькой, но сообразительный мальчишка уже очутился в Маринкином саду и опасливо выглядывал из-за спины Маринкиной бабушки, а потом и совсем скрылся. Свой гнев Мишаня сорвал на сестре Верке.

— Мишаня, у меня до тебя дело важное… — начала она, явившись в сад.

— Какое тут может быть дело! — завопил Мишаня. — «Дело, дело», а кошки всех мельничков поели!..

— Что за мельничков? — не поняла Верка.

— Что! Не знаешь что! Птицы такие! Распустили тут собачат, полон двор их набежало!

— Каких собачат?

— Каких! Колюнек всяких косопузых! Спасенья нет!

— Ты сам его пустил… А при чем тут мельнички?

Глеб коротко оказал ей о приключившейся с мельничками беде.

— Это я видела! — обрадованно воскликнула Верка. — И не знала.

— Не знала! — бесновался Мишаня. — Она не знает, а они всех переели!

— Он все возле смородины околачивался, я грядку полола, видела… — не обращая внимания на Мишанины вопли, рассказывала Верка Глебу. — Походит, походит, крикнет: «Эй ты!» Послушает, потом опять: «э!» Потом начал разговаривать с кем-то, грозиться: «Эй, лизень, слышишь? Уходи от нас! Ты зачем прилез?» Я думала, это он так играет.

— Думала! Ты б лучше не думала, а взяла хворостину хорошую, — никак не мог успокоиться Мишаня.

— Кидался туда комками, — не слушала Верка. — Потом кричит: «У нас есть ружье! Лучше тебе убежать! Пошел за ружьем! Кто хочет, пускай убегает…» Сходил во двор, принес лыжную палку. Спрашивает: «Ты еще тут?» И давай этой палкой в кусты ширять, тут птицы, или, как вы их зовете, мельнички, запищали…

— Не-ет, взять хворостину потолще… — начал опять Мишаня, Глеб вдруг заспорил:

— Зачем же его хворостиной? Он не виноват. Он же не знал, что там мельнички, он думал, лизень… Хотел его прогнать для нас. Этот Колюнька, наверное, будет какой-нибудь герой.

— Геро-ой? — снова завопил Мишаня. — Мельничков уже нету, а ты — «герой»? Сам его сюда приучил, лизня этого дурацкого выдумал, да еще герой! Никакого гнезда нигде не устроишь через вас, собак. Уходи из моего сада!

Глеб надулся, отвесил губу и сказал:

— Могу и уйти… и больше не приду…

И пошел по дорожке.

— И не приходи! — крикнул Мишаня, потом взялся за Верку: — И ты иди отсюдова, покуда я хворостину…

— Дурак… — И Верка, выставив подбородок, пошла вслед за Глебом.

— Я вам дам… — грозился Мишаня, уже остывая. — Я дам… мельничков есть!..

— Мы их, что ль, ели? — обернулась Верка.

— Через вас!

Они ничего не ответили.

Обойдясь столь сурово с лучшим другом и единственной сестрой, Мишаня особенно не горевал: по крайней мере, никто больше не будет надоедать, мешать и соваться не в свое дело.

И Мишаня решил посвятить свою жизнь искоренению на Гусиновке всех кошек, вплоть до самого маленького котёнка. Хватит им тут кишеть и ловить ни в чем не повинных птичек!

Как только он разделается с последней кошкой, птичий народ заживет, ничего не боясь. Станет спокойно выращивать своих птенцов, свободно обучать их всем птичьим наукам, и никто на них не выпрыгнет из куста, не схватит зубищами их желторотого куцего птенчика.

И разведутся по всей Гусиновке не только мельнички, но даже и соловьи, прослышав, какие прекрасные тут созданы Мишаней условия для выращивания и воспитание детей.

Кошачьи шкурки можно скапливать, а когда наберется штук сто или двести, то лучше всего сшить из них покрышку для вигвама, как подробно рассказано в книжке «Маленькие дикари».

В первую очередь будут уничтожены кошки, съевшие мельничков, особенно Психея, да и остальных Мишаня хорошо приметил, не скроются никуда, сразу узнает.

Конечно, будь ружье, Мишаня разделался бы со всеми кошками куда быстрее, но раз ружья нет и не предвидится, то придется полагаться только на свой ум и смекалку. Эх, не догадался Глеб захватить из тайги хоть плохонькое ружьецо…

Такое важное дело откладывать было нельзя, и Мишаня тотчас принялся строить ловушки.

Ловушки были разные, самого что ни есть хитрого устройства. Например, пригодилась крысоловка: кошка, конечно, побольше крысы, но вполне поместится, если полезет туда за кусочком колбасы, разве что только хвост будет высовываться, да это и лучше: по хвосту издали можно увидеть, что кошка поймалась.

Самую лучшую ловушку он сделал из корыта, подперев его палочкой с привязанной приманкой: дернет кошка за приманку, палочка упадет, корытом ее накроет.

Приманка была такая: мышь. Настоящей мыши у него не нашлось, и он сам сделал ее из серого плюшевого лоскутка так, что даже вблизи не отличишь от настоящей мыши, а хвост — из веревочки. Для большего сходства хорошо бы помазать ее чем-нибудь мышиным, но Мишаня придумал лучше, помазав свою мышь рыбьим жиром, отчего она стала одновременно приманивать любителей мышей (мышиным видом) и любителей рыбы (рыбьим запахом).

Такую же западню он сделал из ящика.

Там приманка была другая: птенчик. Не настоящий, конечно, а фабричный, из желтого пушистого материала, временно изъятый Мишаней из одной безделушки, пылившейся на комоде: на гнезде сидит тряпичная птица и трех желтеньких птенчиков собирается кормить мухой. Намазывать птенчика жиром Мишаня не стал, во-первых, намереваясь по окончании ловли кошек положить его обратно, пока мать не заметила, а во-вторых, увидев собственными глазами, что к птенцам кошки не принюхиваются, а хватают с ходу.

На кошачьих тропах он поставил проволочные петли, которые сами затягивались, стоило только попасть туда лапой.

В трудах веселее стало Мишане. Вдобавок он сообразил, что, может, и не все мельнички погибли: один или два, самые умные, сидят в чаще, помалкивают, а большие нашли их уже и кормят…

Прекрасные получились ловушки!