Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович. Страница 31

Если б можно было посоветоваться с Глебом как человеком таежным и понимающим толк во всяких капканах, то вышло бы еще лучше.

Показать все-таки кому-то требовалось, и Мишаня пошел к Верке.

Верка, хоть и не сердилась, но к устройству ловушек ни малейшего интереса не выказала и смотреть не пошла, а сказала:

— Ну и пускай… Смотри только, чтоб в твои капканы Роза не попалась. Она сейчас придет.

— Как? — оторопел Мишаня.

— Да! Хоть ты и не стоишь того, потому что придира хуже Тараканыча, а я к тебе в гости Розу позвала, чай пить из твоего… бывшего самовара… Только весь ты какой-то чумазый да взъерошенный, правильно мама говорит, как домовой. И грубиян такой же! Хоть бы пошел, привелся в порядок…

Мишаня отправился в дом — приводиться в порядок, недовольно бурча:

— Полоумные… Все у них с бухты-барахты… Не дадут людям опомниться как следовает.

Переодеваться он не стал, чтобы Роза не подумала: вот человек взял да ни с того ни с сего и нарядился.

Обуваться он не стал по той же причине, и, кроме того, ноги за лето привыкли ходить босиком, растоптались и в любой обувке чувствовали себя, будто к ним приделали копыта.

Он только дополнил свой костюм широким солдатским ремней с медной пряжкой, затянув его так, что сперло дых, — для красоты и выправки.

Калитка отворилась, и пожаловала сама Роза в новом платье с вышитой розой на карманчике.

Так как убежище под крыльцом было занято Веркой, а в смородине стояли ловушки, Мишане некуда было удалиться, чтобы собраться с мыслями.

Поэтому Мишаня сделал вид, что приход Розы не только его не касается, но и помешал нормальным хозяйственным работам.

Девочки сели на скамейку, Мишаня тоже сел, но не рядом, а в отдалении, насколько позволяла длина скамейки.

При этом он дарам времени не терял, поминутно вставал сделать какое-нибудь неотложное дело по хозяйству: накрыл крышкой кадку, чтобы в воду не попало ничего постороннего; попробовал, крепко ли врыты столбы изгороди, отделяющей двор от огорода, не раскачались ли; заодно отогнал кур, которые слонялись вдоль этой изгороди и просовывали головы между жердями, стараясь дотянуться до зеленых метелок лука; потом подобрал громадный кривой гвоздь, сходил за молотком и начал этот гвоздь выпрямлять прямо на скамейке, стукая с такой силой, что у самого отдавалось в ушах.

Однако эти заботы не мешали ему слушать девчачий разговор, выискивая место, где и он мог вставить свое слово, но разговор был такой пустой, что никакого слова вставить не удавалось.

Роза тоже делала вид, что Мишаню не замечает, даже и не смотрела на него, только изредка морщилась, когда Мишанин молоток ударял особенно сильно.

Сначала они обсуждали новое Розино платье и сравнивали его с похожим платьем у какой-то Олечки, причем вышло, что Олечкино платье не только не похоже, но и вовсе никуда не годится, смех один, а уж походка у этой Олечки, когда она, сама замухрышка, идет в больших сапожищах, как кот в сапогах! И до чего некоторые воображают, имея нос с пуговицу, зато уши торчком, как ручки у самовара, а, между прочим, хвалятся, будто глаза у них орехового цвета…

— Ой, нас сегодня лесными орехами угощали! — вспомнила Роза. — Не совсем еще поспели, но скорлупа уже твердая-претвердая! Об один я чуть зуб себе не сломала!

— Орехи, их надо есть умеючи, а не умеешь — не берись! — встрял в разговор Мишаня, но девочки ничего ему на это не ответили, и он опять смолк.

И так тяжело Мишане приходилось, а зловредная Верка уж новое мучение для него припасла.

— Покуда я тут все приготовлю, — сказала она, — Роза хочет наш сад посмотреть. Мишаня, проводи ее.

— Чего ее провожать, не заблудится, — пренебрежительно заметил Мишаня.

Роза, не взглянув на него, пошла по дорожке, и Мишаня волей-неволей поплелся сзади.

Так они молча дошли до конца сада. Дальше идти было некуда, и пришлось остановиться. Роза смотрела куда-то в сторону, а Мишаня раскапывал носкам ноги рыхлую землю.

Вырыв порядочную ямку и докопавшись до твердой земли, Мишаня проговорил:

— Интересно… сумеет Верка поставить самовар? Мне, что ль, пойти ей помочь?..

— Поставит, ничего особенного, — ответила Роза.

Просто так уйти было неудобно, а дальше молчать — еще хуже, но тут Мишаня, спасибо, заметил семейство тлей на молоденьком листке и вновь ощутил хозяйственное рвение.

— Ого, сколько их понаползло! — воскликнул он и принялся смело давить их прямо пальцем.

Покончив с тлями, он отломил сухой сучок у яблони, выдернул, два нахально выросших на морковной грядке сорняка, заметил еще сорняки и, воскликнув:

— Ого, сколько их понаросло! — приступил к прополке.

Роза немного подождала, но, видя, что сорняков на огороде тьма-тьмущая, а Мишаня так увлекся, что даже вспотел, пошла бродить одна.

Мишаня обеспокоился:

— Эй! — крикнул он. — Смотри там у меня в ловушку не попадись!

— В какую ловушку?

Роза так и остановилась с поднятой ногой, боясь ступнуть.

— Ловушки у меня поставлены на кошек, — объяснил Мишаня. — Но ты не бойся, по дорожке пройти можно.

— Тогда выведи меня отсюда, я боюсь.

— Ничего, сама выйдешь! — хихикнул Мишаня. — Они для человека не опасные.

Но все-таки вылез из сорняков и пошел вперед, изредка командуя через плечо:

— Прямо за мной! В сторону не отклоняйся!

— Каких же ты кошек хочешь ловить? — спросила Роза.

— Всяких! Они, гады, у меня мельничков съели.

— Каких мельничков?

— Каких, каких!.. Птица такая — мельяичек!.. Не знаешь, что ль? Я их теперь всех уничтожу!

— А мою Мурку?..

— А какая твоя Мурка?

— Беленькая, с черненьким хвостиком, и ушки черненькие, такая симпатичная, просто прелесть!..

— Твою Мурку я отпущу, не трону, если поймается! — пообещал Мишаня. — А остальным — секим башка! Я им докажу птиц есть!

— И не жалко их тебе будет?

— А они птиц жалеют?

Наконец-то завязался интересный разговор. Но Роза подняла голову, прислушалась и спросила:

— Что это? Кто-то кричит….

Мишаня замолчал и тоже стал слушать. Откуда-то, как из-под земли, донесся крик:

— О-ой!

Потом опять:

— О-ой!

— Кажется, Колюнька кричит! — сказала Роза. — Только где?

Они пошли назад, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь.

Наконец крик раздался совсем близко. Так и есть: лучшая Мишанина ловушка, корыто, была прихлопнута, и оттуда послышалось:

— О-ой!

Мишаня приподнял корыто, и под ним оказался Колюнька, испуганный, но целый и невредимый. При виде Мишани он испугался еще больше и рванулся убегать, но Мишаня поймал его за шею.

— Пусти! — рванулся Колюнька. — Не я!

— Зачем ты залез в ловушку? — допрашивал его Мишаня.

— Не я! Она сама прихлопнулась! Я только хотел мыша потрогать!..

Мишаня уже пришел в хорошее настроение и спросил:

— Как же тебя самого-то не прибило?

— Не знаю… — жалобным голосом объяснял Колюнька. — Я тронул мыша, а она — ка-ак упадет! Я думал, это настоящий мышь…

— А почему ты не вылез?

— Я испугался…

— Раз уж ты пострадавший: корытом тебя чуть не убило, — решил Мишаня, отпуская Колюнькину шею, — то, так и быть, прощается тебе! Играй где хочешь!

И освобожденный Колюнька весело поскакал по дорожке, с радости выделывая на бегу руками, ногами и головой разные выкрутасы.

А Мишаня с гордостью сказал Розе:

— Вот какие у меня ловушки: даже люди попадаются! На что уж этот Колюнька — хитрей его нет пацаненка на всей Гусиновке, но и он не разобрал, что за такая мышь. А про котов и толковать нечего — они полезут целыми оравами. Даже не знаю, куда стану столько шкурок девать…

Но Розу, видно, ни ловушки, ни шкурки не интересовали.

— Когда я к вам шла, — сообщила она, — друга твоего, Глеба этого, встретила…

— Он мне не друг! — тотчас отрекся Мишаня. — Я его сегодня разогнал!

— Идут с Николашкой чуть не под ручку. Доска у них размалеванная. Наверно, в пост свой… Хуже маленьких.