Витязь с двумя мечами - Татаи Шандор. Страница 24

— Король Матьяш? — счастливым голосом вскричал Буйко.

Надо заметить, что к тому времени под власть короля Матьяша попала половина территории, ранее принадлежавшей германскому императору.

Буйко сразу всё уяснил: раз люди с гордостью произносят августейшее имя, значит, не отчим для них король Матьяш, а отец родной.

— У короля Матьяша государств и народов невесть сколько… Вы-то какого роду-племени?

— Мы словенцы, — отвечали крестьяне. — Мы самый любимый народ короля Матьяша.

При этих словах Буйко немедленно спрыгнул с коня.

— Из чего это видно, что вы самый любимый народ короля?

— Из чего? — изумившись, переспросили крестьяне. — Так ведь спроси любого-каждого, и всяк на свете тебе скажет. Только-только король взошёл на престол, как первым делом отомстил туркам за то, что нашу землю опустошили. Потом избавил нас от вредного жадюги, германского императора. Пора б тебе знать, что у этого старца тьма-тьмущая сыновей, у сыновей — сыновья, а у тех сыновей — внуки, потому что они уже деды. Этакое тьмущее племя только тому старому скряге и прокормить… Так вот, как король Матьяш турка по носу щёлкнул, ноги его на нашей земле больше не было. Теперь мы не знаем ни турка, ни немца. Всё у нас идёт как по маслу. Бывает, конечно, и беда стрясётся. Так тому, у кого беда, король Матьяш помощь оказывает.

Буйко слушал, вытаращив глаза.

— Как он может вам помощь оказывать, когда он от вас далеко-далече?

Крестьяне с хитрым видом ухмыльнулись. А одна болтливая баба не удержалась и выболтала великую тайну:

— Так ведь что ни год, наш король переодетый, глядишь, в той, глядишь, в другой деревне объявляется. Послушает про наши страдания, поможет в беде и уйдёт, как пришёл, незнамо куда и откуда.

«Вон оно как получается, — пронеслось в голове у Буйко. — Одно доброе дело тысячекратной благодарностью оборачивается. Король Матьяш, переодевшись, раз либо два походил среди народа, раз либо два помог какому-нибудь страдальцу, а бедный люд из тысячи деревень тысячу раз благословит его за это. Простой народ из тысячи деревень тысячу раз с ним повстречается».

— Стало быть, любите вы короля Матьяша. Раз так, дайте мне кров, под которым я смог бы голову приклонить, а коню моему дайте овса горстку. Потому что я, если знать хотите, посланный короля Матьяша.

Ох, что после этого стало: словенцы так хохотали, что чуть животы не надорвали!

— Ты, малый, видать, врать шибко горазд. Да только нас не проведёшь, мы калачи тёртые. Знаем, что не пошлёт от себя король такого, как ты, голоштанника.

— На войне, люди добрые, всякое бывает, — пытался исправить положение Буйко. — Случается, как раз такой человек королю в послах и нужен.

Мысль правильная, и задумались над нею крестьяне: бывает же, что и сам король переодетый ходит, отчего же ему не отправить посла, переодетого голодранцем, с каким-либо тайным поручением?

— Куда же ты держишь путь? — спросил у Буйко один бородатый крестьянин.

— В лагерь Пала Кинижи! Может, знаете, где он находится?

— Знаем ли? Ещё бы не знать! Для того и послал его король к берегам Савы, чтоб он нас пуще глаза берег.

Кто знает, поверили, нет ли крестьяне, что свела их судьба с посланным короля, только с каждой минутой они становились с ним всё приветливее.

— Раз такое дело, пойдём ко мне, найдётся для тебя и кров, и ужин, — сказал крестьянин, бывший, должно быть, деревенским головой и занимавшийся сапожным промыслом, что Буйко сразу определил по его фартуку. — И коня овсом попотчуем. А то, я вижу, приуныл твой коняга.

Конь в это время оскалил зубы и облизнулся, будто понял, что говорят о нём.

— Эй, ты! Не хитри! — крикнул на него Буйко. — Не верьте ему, люди добрые, будто он что-нибудь понимает. Ничего он, кроме немецкого лопотанья, не понимает. Ты ему толкуешь, а он как пень. Одно и остаётся: за губы дергать.

Пошёл Буйко к башмачнику на ночлег. Ступал неуверенно, как ступают гусары — долгие часы, проведённые в седле, доконали изнеженного парня, — и коня вёл на поводу. Так брели они по деревне и беседовали, Буйко и добросердечный башмачник, как вдруг на дверном косяке одного из домов Буйко увидел вырезанную из дерева человеческую фигуру. Верхом на заморённой кляче сидел широколицый человек могучего телосложения, и на голове у него торчало нечто отдалённо напоминающее корону.

— Кого изображает этот урод на двери? — спросил с любопытством Буйко.

— Короля Матьяша, — последовал ответ. — Не узнаёшь?

— Вроде похож, — уклончиво ответил Буйко, не желая обижать простодушных словенцев.

Но вот на стене другого дома он увидел намалёванную углём картину. Рисунок изображал исполинскую лошадь, на которой восседал плюгавенький, тощий человечек с длинной бородой, длиннющими усами и тоже с короной.

— А это кто? — поинтересовался Буйко.

— Король Матьяш, — равнодушно отвечал башмачник, словно это было самое обыкновенное дело на свете.

Буйко только голову наклонил — не хотелось ему портить дружеских отношений с этим славным человеком.

В окне следующего дома он увидел гигантскую медовую коврижку, изображавшую человека огромного роста. Это произведение искусства было, наверно, приобретено на базаре. Человек-коврижка был в длинном плаще и держал в руке золотое яблоко. И у него на голове сидела корона.

— А этот тоже король Матьяш? — вырвалось невольно у Буйко.

— А какой ещё леший, — потеряв терпение, закричал старик, — если не король Матьяш! Кто станет в своих окнах держать чужих королей!

— Как же его распознать? Ведь все фигуры ни капельки не похожи.

Такое откровенное невежество потрясло почтенного башмачника.

— Вот так загадка! Как распознать? Ты что же, не видишь корону на голове?

Буйко спорить не стал: начнёшь доказывать и останешься на бобах — прощай тогда ужин, прощай ночлег. А усталое тело просило покоя. К счастью, следующий дом оказался домом башмачника.

Сперва позаботились о коне. Привязали его в хлеву рядом с ослом и коровой. Дали корма и пошли в дом. Первая комната служила кухней и одновременно сапожной мастерской; тут же стоял широкий, удобный для отдыха топчан. Время близилось к полуночи, пора было зажигать огонь. При тусклом, колеблющемся свете коптилки гость и хозяин сели за стол. Ох, беда, да разве таким ужином наешься — Буйко едва заморил червячка. Только одно и могло утешить: угощали хозяева от души — чем богаты, тем и рады. К концу ужина беседа уже не клеилась. Некоторое время башмачник пытливо вглядывался в лицо гостя, потом сказал:

— Не серчай, братец, что я тебя так величаю и что я тебя сейчас испытаю: правду ли говоришь, будто от короля идёшь? Коли правда, ответь на три моих вопроса. Всякий знает, что такими вопросами определяет король, прыток ли разум у его придворных.

— Мне не впервой! — лихо заявил Буйко, а сам испугался: не вышло бы какой закавыки.

— Стало быть, — начал хитроумный старик, — скажи мне, что разумел король Матьяш, когда спросил землепашца: «Сколько ещё из тридцати двух?»

Эту загадку короля Матьяша при дворе не раз поминали, и Буйко без запинки ответил:

— Сколько зубов осталось во рту из положенных человеку тридцати двух — вот что разумел король Матьяш.

— Согласен! — довольный ответом, сказал башмачник и задал второй вопрос: — Что разумел король Матьяш, когда спросил: «Далеко ли то, что далеко?»

— Король разумел, — как по писаному отвечал Буйко, — хороши ли глаза у того, кто смотрит. Иными словами: на самом ли деле далеко то, что далёким кажется.

Удовлетворившись и этим ответом, башмачник задал третий вопрос:

— Можешь ли ты мне сказать, заяц докуда в лес бежит?

Ну, влип — этакой немыслимой каверзы не доводилось Буйко при дворе слышать. Начал он голову над ответом ломать, раскидывал мозгами так и этак, пока не догадался.

— До середины! — сказал он. — Коли заяц пробежит за середину, значит, он уж из леса бежит.

— Отгадал, братец! — заявил башмачник, и все его сомнения окончательно отпали.