Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле - Валенте Кэтрин М.. Страница 9

– Пока! – сказала Привет.

– Мерси боку, – добавила Пока.

– Привет, – заключил Мерсибоку и запечатлел легкий поцелуй на ее щеке. Поцелуй звервольфа присоединился к поцелую Зеленого Ветра, и они неплохо поладили, с учетом всех обстоятельств.

Сентябрь шла через дюны во внутренние пределы Волшебной Страны, а полная луна, ликуя, освещала ей путь. В животе по-прежнему ощущалась приятная тяжесть ведьминского торта. Девочка вдыхала сладковатый запах водорослей и слушала далекое уханье сов, вышедших на охоту за мышами. И вдруг внезапно, точно молния сверкнула, она вспомнила наказ Зеленого Ветра: проверь карманы! Сентябрь положила скипетр в траву, запустила руку в карман зеленого пиджака и извлекла маленький хрустальный шарик, сверкающий в лунном свете. Внутри шара плавал один-единственный листочек идеально зеленого цвета. Он легонько покачивался, будто колеблемый далеким-далеким ветром.

Глава IV

«Вивернарий»

Сентябрь проснулась на лугу, усеянном крошечными красными цветами. Она брела всю ночь, глядя, как луна медленно скатывается за горизонт, а потемневшие утренние звезды кружатся в небе серебряной каруселью. Она решила, что негоже засыпать в темноте, когда невесть кто может утащить ее неведомо куда. Подумаешь – устала и сильно стерла ноги, надо дождаться утра, когда солнце будет согревать ее сон. Солнце и правда вышло и укутало ее своим теплым одеялом, подоткнув его под бочок нежными лучами. Длинные волосы просохли, раскинувшись по луговой траве, а оранжевое платье только чуть-чуть хрустело от морской соли. Сентябрь потянулась и зевнула.

– А где твоя туфелька? – спросил звучный, низкий, слегка громыхающий голос.

Сентябрь застыла, не закончив потягушек. Прямо перед ней ярко светились два глаза, в которых плясали языки пламени. Присев по-кошачьи в густой траве, на нее с явным интересом смотрел дракон. Его хвост лениво шевелился. Шкура, похожая на кожу ящерицы, светилась красным, оттенка последних углей гаснущего костра. Рога, по которым Сентябрь заключила, что это дракон, а не драконша, торчали совсем как бычьи рожки, толстые, черные, аккуратные. Крылья были тщательно подвернуты вдоль шишковатой спины и обмотаны огромной бронзовой цепью, для верности запертой на очень внушительный замок.

– П-потерялась, – ответила Сентябрь, застыв с вытянутыми руками и стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть дракона. Или себя. – Наверно, соскользнула в мойку, когда я залезала на подоконник, чтоб сесть на Леопарду.

– Так это – не потерялась, – наставительно пророкотал зверюга, – а осталась дома.

– Угу, – промычала Сентябрь.

– Сам-то я обуви не ношу, – прогремел дракон. – В детстве пробовал, но сапожники быстро махнули на меня рукой. – Он поднялся на крепких задних ногах, осторожно перенес вес тела на одну из них, а другую вытянул вперед, выгнув огромную трехпалую ступню алого цвета. Черные когти, сведенные вместе, клацнули, как клавиши пишущей машинки. – Почему ты такая тихоня? Скажи что-нибудь! Или покажи фокус. Не бойся, мне понравится. Может, скажешь для начала, как тебя зовут? Это легче всего.

Сентябрь наконец опустила руки и сложила их на коленях. Дракон придвинулся ближе. Его огромные красные ноздри при выдохе трепетали, обдавая ее сладковатым дымом.

– Сентябрь, – ответила она тихо. – И… в общем, я очень испугалась и все думаю, съедите вы меня или нет, а когда ты напуган, тебе не до фокусов. В наших краях хорошо известно, что драконы едят людей, а раз уж речь зашла о еде, то я и сама бы не прочь перекусить. Я с прошлой ночи ничего не ела. Может, у вас найдется кусочек торта? Надеюсь, драконью еду мне можно, мне велено остерегаться только Волшебной Еды.

– Ты такая смешная! – Зверь рассмеялся. – Во-первых, я не дракон. Даже не знаю, откуда ты это взяла. Я же специально показал тебе свои ноги. Я – виверн. Видишь, передних лап нет? – Виверн с гордостью расправил грудь в чешуе цвета перезрелых персиков. Он прекрасно балансировал на массивных задних ногах. Тело его изгибалось толстой буквой S и заканчивалось огромной головой с громадной челюстью, набитой зубами и украшенной огненного цвета усиками. – А драконы в ваших краях, должно быть, совсем неотесанные. У нас не заведено есть людей. Хотя, конечно, если люди начнут таскаться к пещере дракона и вопить чего-то там насчет жертвоприношений, или «О свирепое чудовище, пощади мою деревню», или «Эй, дракон, выходи на честный бой и прими смерть от моей руки» – конечно, бедолага может кого-нибудь и хряпнуть. Можно ли его за это судить? Уж не больше, чем мы осудим леди за поедание салатика, который принес ей официант в ресторане. Во-вторых, нет, торта у меня нет.

– О, извините, я не хотела вас обидеть!

– С чего мне обижаться? Драконы нам чуть больше, чем кузены, чуть меньше, чем братья. Я о них все знаю, потому что слово дракон начинается с буквы Д.

– Вы сказали, ваше имя Виверн? Простите, что не спросила сразу.

– Я – Благородный Виверн От-А-до-Л, маленькая чудачка. Я бы добавил «к твоим услугам», но это уж больно вычурно, а я, как видишь, совсем не таков.

– Странное имя для… – Сентябрь поискала нужное слово, – для такого прекрасного зверя.

– Это родовое имя, – важно проговорил От-А-до-Л, почесывая за рогом. – Мой отец был Библиотекой, так что, строго говоря, я – кто? Биберн, Библерн? Вивернарий? Все еще не решил, какое из них лучше.

– Это совершенно невероятно! – воскликнула Сентябрь, которой больше всего понравился вариант «Вивернарий».

– Все это – чистая правда, какой бы невероятной она ни казалась, а следовательно, вероятность здесь ровно сто процентов. Моя добрая матушка водила знакомство с одним очень влиятельным Профессо?ре, и он ее любил. Каждую неделю полировал ей чешую пчелиным воском и трюфельным маслом. Поил родниковой водой, кормил редиской, выращенной своими руками в лаборатории, и от этого особенно крупной и горькой. Он ее баловал, звал «моя вивернушка», устроил ей ложе из речного камыша и обглоданных косточек на шелковой подстилке. (Косточки были неизвестно чьи, так что ничего такого. Просто чтобы для виверна гнездо стало родным домом, без косточек никак не обойтись.) Матушка все это принимала благосклонно, хотя он ей не слишком-то нравился, уж больно был умен. Всякая рептилия знает, что чем больше очки, тем умнее их обладатель, а Профессо?ре носил самые большие очки, какие только бывали на свете. Однако даже мудрейшие из мужей смертны, особенно если мудрейший муж питает страсть к промышленным химикатам. Именно так, в ходе блестящей демонстрации достижений науки, покинул нас матушкин покровитель.

– Как это печально, – вздохнула Сентябрь.

– Ужасно печально! Но закаленным печаль нипочем. Утратив спутника, моя матушка осталась жить одна в развалинах Библиотеки, такой огромной, что ее прозвали Библиокосм. Под сенью слегка почерневших балок и изрядно осевших стен матушка читала и мечтала, все сильней привязываясь к Библиокосму, который был библиотекой сильной и страстной. Все чаще она замечала, как стройны и крепки его по?лки, как достойно, не прогибаясь, несут они свой груз. Подобная моральная стойкость не часто встречается в наши дни. Ну а потом вылупились мы, дети. С братьями и сестрами я резвился на галереях, носился вверх и вниз по рассохшимся лестницам, с головой ныряя в бесчисленные энциклопедии и захватывающие приключения. Теперь я знаю буквально все обо всем – но только если это начинается с букв от А до Л. Несколько лет тому назад матушку обездолил один агент по недвижимости, а я так и не дочитал энциклопедии. Как бы то ни было, матушка рассказала нам, годовалым, всю правду об отце. Мы спрашивали: «Где наш папа?», а она отвечала: «Библиотека и есть ваш папа. Он любит вас, он о вас позаботится. Не думайте, родные мои, что вдруг объявится крепыш и красавчик виверн и научит вас изрыгать огонь. Этого не будет. Зато Библиокосм полон книг о внутреннем сгорании, так что, каким бы это ни казалось странным, вас, как и всякую зверушку, обожают оба родителя».