Трещина во времени - Л'Энгль Мадлен. Страница 15

– Ну… да, – Чарльзу почему-то было неловко. – Ты только не ерепенься, Мэг! Просто пока ты была в школе, я так к ней пристал, что ей пришлось все рассказать.

– Ну так расскажи теперь мне, – со вздохом попросила Мэг.

– Идет, – оживился Чарльз. – Что такое первое измерение?

– Ну… скажем, длина. Прямая линия.

– Хорошо. А второе?

– Когда из линии получается квадрат. Плоский квадрат будет лежать во втором измерении.

– А третье?

– Когда ты получишь квадрат из второго измерения. Тогда квадрат уже не будет плоским. У него появятся верх, низ и боковые стороны.

– А четвертое?

– Ну, если представить это математическими символами, получается как бы квадрат в квадрате. Но ты не можешь просто взять карандаш и нарисовать это на бумаге, как первые три измерения. Я знаю только, что это все как-то связано с теорией Эйнштейна и его описанием времени. Наверное, ты бы мог сказать, что четвертое измерение – это время.

– Точно! – кивнул Чарльз. – Умница, девочка. И значит, чтобы получить пятое измерение, нам надо возвести в квадрат четвертое, не так ли?

– Ну, наверно.

– Так вот, пятое измерение – это и есть тессеракт! Если ты добавишь его к первым четырем измерениям, то сможешь перемещаться через пространство и время, не проделывая долгий окружной путь! Иными словами, если выразить это в понятиях Евклида или в плоскостной геометрии древних, прямая линия не есть кратчайшее расстояние между двумя точками!

На какое-то мгновение лицо Мэг озарилось тем углубленным, сосредоточенным выражением, которое так часто она сама замечала у Чарльза Уоллеса.

– Понимаю! – воскликнула она. – Понимаю! На какую-то секунду я все поняла! И хотя сейчас я уже не смогу этого объяснить, но на миг я увидела это! – она живо обернулась к Кельвину. – А ты понял?

– Вполне достаточно, – кивнул он. – То есть я не так хорошо все понимаю, как Чарльз Уоллес, но достаточно, чтобы понять саму идею.

– Ну та-ак теперь пора в путь! – напомнила миссис Которая. – Мы не располагаем всем временем этого мира!

– Нам можно держаться за руки? – спросила Мэг.

Кельвин тут же крепко сжал ее руку.

– Вы можете попытаться, – сказала миссис Что-такое, – хотя я не могу сказать, сработает это или нет. Дело в том, что хотя мы перемещаемся вместе, на самом деле каждый перемещается сам по себе. Но мы могли бы отправиться первыми, чтобы потом перетянуть вас за собой. Наверное, так вам будет легче, – она еще не договорила, как великолепное тело начало дрожать и расплываться. Миссис Кто также растворилась в воздухе, остались лишь очки, но наконец и они исчезли. Это напомнило Мэг Чеширского кота.

«Приходилось мне видеть лица без очков, – перефразировала она любимую сказку, – но чтобы очки без лиц!»

Интересно, как это будет выглядеть у нее? Сначала тоже исчезнет она, а потом очки?

Она посмотрела на миссис Которую. Только что миссис Которая была здесь – и вот уже ее нет.

Налетел дикий порыв ветра, и Мэг почувствовала сильный толчок и отвратительное ощущение, будто ее протаскивают… Через что? А потом навалилась тьма и тишина, и полное ничто. Она уже не чувствовала, держит Кельвин ее за руку или нет. Однако на этот раз она была готова к столь полной утрате ощущений от собственного тела. И как только в кончиках пальцев возникло знакомое покалывание, девочка догадалась, что перемещение подходит к концу, и тут же она снова почувствовала, как пальцы Кельвина сжимают ее руку.

Без предупреждения, мгновенно на нее навалилась такая тяжесть, будто ее расплющило под валом парового катка. Это оказалось намного хуже, чем утрата всех ощущений. Там, где-то в ничто, ей не требовалось дышать. Но теперь ее легкие жгло от удушья, однако давление было так сильно, что она никак не могла вдохнуть воздух. И это совершенно не походило на удушье, испытанное в разреженной атмосфере над горами, где их спасли чудесные цветы, прижатые к лицу. Она попыталась вдохнуть, но разве плоская бумажная кукла умеет дышать? Она, кажется, попыталась думать, но мозг, такой же плоский, как и все остальное, не в состоянии был выполнять свою работу, точно так же, как и легкие. Похоже, мысли выжали из нее вместе со всем остальным. Ее сердце попыталось биться: это было какое-то судорожное подергивание из стороны в сторону, но расшириться ему так и не удалось.

Потом она вроде как услышала голос – не то чтобы голос, скорее просто слова, плоско возникающие в ее мозгу, как буквы на бумаге:

– Ой-ей-ей! Нам нельзя задерживаться на этой планете! Это же двухмерная планета, и дети на ней погибнут!

И снова ее рывком утянуло в ничто, показавшееся просто чудесным избавлением. Она уже не расстраивалась оттого, что не может ощущать руку Кельвина, что она не может видеть или чувствовать, или вообще как-то быть. Избавление от невозможного давления – вот в чем она нуждалась сейчас больше всего.

Наконец по рукам и ногам опять побежали мурашки. Она ощутила, как крепко держит ее руку Кельвин. Ее сердце билось ровно и сильно, по жилам струилась горячая кровь. Что бы с ними ни случилось, какая бы ошибка ни была допущена, сейчас ее исправили. Кажется, она даже услышала, как заговорил Чарльз Уоллес, такими округлыми и звучными словами, какой и должна быть человеческая речь:

– Ну вы даете, миссис Которая! Вы же нас чуть не убили!

На этот раз ее извлечение из пятого измерения прошло как внезапный, болезненный рывок. И вот она уже была тут как тут: и Кельвин стоял рядом, намертво вцепившись в ее руку, и Чарльз Уоллес впереди, с рассерженным видом. Миссис Что-такое, миссис Кто и миссис Которую видно не было, но девочка не сомневалась, что они тоже где-то здесь: она очень ясно ощущала их присутствие.

– Де-ети, прости-и-ите меня, – пришли слова миссис Которой.

– Чарльз, милый, успокойся, – на этот раз миссис Что-такое приняла облик не того чудесного создания, которое они видели в последний раз, но знакомый вид старушки в невероятном диком наряде из накидок и шалей, заодно с засаленным пальто и уродливой шляпой. – Ты же должен понимать, как трудно ей каждый раз материализоваться! Если бы не твое физическое тело, ты бы и сам понимал, какой ограниченной является ваша протоплазма!

– Простите меня, – снова послышался голос миссис Которой, и на этот раз в нем ясно послышался смех.

– И нечего тут смеяться! – и Чарльз Уоллес совсем по-детски притопнул ногой.

Сверкнули в воздухе очки миссис Кто, и вот уже она сама медленно проявилась за спиной у детей.

– We are such stuff as dreams are made on , – широко улыбнулась она. – Просперо из «Бури» Шекспира. «Из такого же мы материала созданы, как сны». Обожаю эту пьесу.

– Вы ведь не нарочно это сделали? – все еще не унимался Чарльз.

– Ох, деточка, конечно, нет! – быстро ответила миссис Что-такое. – И это вполне понятная ошибка. Для миссис Которой невероятно трудно мыслить категориями материального тела! Она никогда не причинила бы вам вреда нарочно, и ты отлично это знаешь! А это довольно милая маленькая планетка и к тому же такая смешная от того, что плоская! Мы всегда с удовольствием туда заглядываем!

– Ну, а сейчас мы где? – строго осведомился Чарльз Уоллес. – И зачем нас сюда доставили?

– Мы в поясе Ориона. У нас тут живет друг, и мы хотим, чтобы вы взглянули на свою родную планету.

– А когда мы вернемся домой? – вдруг всполошилась Мэг. – Что будет с нашей мамой? И с близнецами? Они же с ума сойдут, когда узнают, что мы исчезли! И если мы не вернемся домой к ночи… хотя мама уже и так наверняка места себе не находит. Она с близнецами и Фортом будет искать и искать нас без конца, а как они найдут, если нас там нет и в помине?

– Ох, деточка, ты только не беспокойся! – беспечно ответила ей миссис Что-такое. – Мы позаботились обо всем еще перед отправлением! Твоя мама и так слишком переживает из-за всех неприятностей с тобой и с Чарльзом, да вдобавок из-за вашего папы! Мы вовсе не собирались ее пугать! Мы просто использовали трещину во времени так же, как трещину в пространстве! Это совсем легко сделать, если, конечно, знаешь, как.