Трещина во времени - Л'Энгль Мадлен. Страница 27

– Это же его мы встретили там, на улице, – испуганно воскликнул Кельвин. – Он еще не попадал в один ритм с соседями!

– Ага! – захихикал Чарльз Уоллес. – Иногда вдруг случаются такие вот небольшие отклонения, но их легко исправить. Сегодняшний урок напрочь отобьет у него охоту к отклонениям. А, вот мы и пришли.

Он отошел от камеры с мальчиком и снова взмахнул рукой, делая стену прозрачной. Перед ними открылась другая комната – или камера. В середине ее светилась большая прозрачная колонна, а в ней был заключен человек.

– ПАПА! – закричала Мэг что было сил.

Глава 9 Предмет

Мэг ринулась к человеку, заключенному в колонне, но то прозрачное окно, которое казалось входом, отбросило ее, словно пуленепробиваемое стекло.

Кельвин подхватил Мэг, не позволив ей упасть, и сказал:

– Теперь она только прозрачная, но непроницаемая.

Мэг было так плохо и тяжко, что она не в силах была отвечать. На миг ей даже стало страшно, что ее либо стошнит прямо здесь, либо она потеряет сознание. Чарльз Уоллес опять захихикал, и это был настолько не его смех, что Мэг стало легче: привычная вспышка ярости отогнала страх и горе. Потому что Чарльз Уоллес, ее собственный настоящий, любимый и дорогой Чарльз Уоллес, никогда не смеялся, если сестре было больно. Наоборот, он тут же старался крепко-крепко обнять ее за шею и прижаться мягкой щечкой к ее щеке, молчаливо утешая и поддерживая. Но смеяться над горем сестры – это было вполне в духе того демона, который поселился в облике Чарльза Уоллеса. Мэг отвернулась от него и снова посмотрела на человека в прозрачной колонне.

– Ох, папочка… – тоскливо вырвалось у нее, но пленник не обращал на нее внимания. Куда-то пропали очки в толстой роговой оправе, давно ставшие для девочки частью родного облика, а взгляд демонстрировал самую глубокую степень задумчивости. Он оброс неряшливой бородой, а в мягких каштановых волосах появились седые пряди. Волосы тоже отросли и давно нуждались в стрижке. Они нисколько не походили на просто длинную прическу, как у мужчины, сфотографировавшегося когда-то на мысе Канаверал. Они были просто откинуты назад с высокого лба и в беспорядке падали на плечи, как у человека из прошлых веков или моряка, потерпевшего кораблекрушение. Однако, несмотря на все эти мрачные перемены, Мэг ни на миг не усомнилась в том, что это ее папа, ее настоящий, любимый папочка.

– А видок-то у него неважный! – заметил Чарльз Уоллес, продолжая хихикать.

– Чарльз, это же папа! Наш папа! – Мэг ничего не могла поделать с новым приступом ярости.

– И что с того?

Мэг отвернулась от него и протянула руки к человеку в колонне.

– Мэг, ему нас не видно, – ласково напомнил Кельвин.

– Но почему? Почему?!

– Я думаю, мы смотрим на него через что-то вроде замочной скважины в двери, – пояснил Кельвин. – Или дверного глазка. Помнишь, ты смотришь в него и видишь все перед дверью. А снаружи ничего не видно. Вот и выходит, что мы можем его разглядеть, а он нас нет.

– Чарльз! – взмолилась Мэг. – Пусти меня внутрь, к папе!

– Зачем? – искренне удивился Чарльз.

Тут Мэг вспомнила, как в той комнате, где они встретили человека с красными глазами, ей удалось привести Чарльза Уоллеса в чувство: сбив его с ног так, что он рухнул и головой ударился об пол. И она снова ринулась в атаку. Но не успела сделать и шагу, как его кулак полетел вперед, прямо ей в живот. Она задохнулась от боли и неожиданности. Кое-как отвернулась от своего брата к человеку в колонне. Ничего не изменилось: за прозрачной стеной она увидела камеру, а в ней колонну и папу внутри. И хотя она отлично его видела и стояла так близко, что могла бы к нему прикоснуться, сейчас она была еще дальше от него, чем в те минуты, когда вдвоем с Кельвином рассматривала старую фотографию в гостиной. Он стоял, не шелохнувшись, как будто был вморожен в колонну из льда, а боль и отчаяние на его лице ранили девочку в самое сердце.

– Ты ведь постоянно твердила, что хочешь помочь своему папе? – раздался за спиной плоский, бесчувственный голос Чарльза Уоллеса.

– Конечно. А ты разве нет? – Мэг рывком развернулась, вперив в брата гневный взор.

– Конечно, конечно. Для этого мы и пришли.

– И что же мы должны сделать? – как ни пыталась Мэг совладать с горем и заставить свой голос звучать так же плоско и бесчувственно, как у Чарльза, ничего не получалось: предательский голос срывался на визг.

– Ты должна сделать то же, что и я, и подчиниться Предмету, – сказал Чарльз.

– Нет!

– Теперь я вижу, что на самом деле ты не хочешь помочь своему папе.

– Но как я помогу папе, если стану зомби?

– Ты уж, пожалуйста, поверь мне на слово, Маргарет, – бубнил Чарльз Уоллес монотонно и занудно. – Предмет тебя хочет, а значит, Предмет тебя получит. И не забывай, что и я тоже теперь стал частью Предмета. А ты должна понимать, что я не подчинился бы Предмету, не имей Предмет на это полное право.

– Кельвин, – Мэг в отчаянии не знала, что и подумать, – как ты считаешь, это действительно поможет папе?

Но Кельвин не обращал на нее внимания. Он изо всех сил постарался сконцентрировать свою мысленную силу на Чарльзе Уоллесе. Он всматривался и всматривался без конца в мутные блекло-голубые лужицы – все, что осталось от синих лукавых глаз прежнего Чарльза Уоллеса. Мэг услышала, что он шепчет стихи, прочитанные ему когда-то миссис Кто:

Но ты был слишком чист, чтоб выполнять

Ее приказы скотские и злые;

Нередко проявлял ты непокорство.

И вот колдунья в ярости своей,

Призвав на помощь более послушных

И более могущественных духов,

В расщелине сосны тебя зажала,

Чтоб там ты мучился…

На какое-то мгновение Чарльз Уоллес как будто тоже его услышал. Он вздрогнул и постарался отвернуться. Кельвин двинулся следом, не упуская взгляда Чарльза Уоллеса.

– Если здесь и есть ведьма, Чарльз, – сказал он, – так эта ведьма – Предмет! А не те старые леди. И мне очень повезло, что в школе мы как раз в этом году учили «Бурю», не так ли? Ведь Ариэля пленила в сосне именно ведьма!

– Не смотри на меня! – раздался отстраненный голос Чарльза Уоллеса.

Но Кельвин, уже задыхавшийся от напряжения, и не подумал отвести свой пронзительный взгляд.

– Ты как Ариэль, как вольный дух, заключенный в сосне, Чарльз! А я могу тебя освободить! Посмотри на меня, Чарльз! Вернись к нам!

И снова худенькое тело Чарльза Уоллеса сильно содрогнулось.

– Вернись, Чарльз! – не оставлял его в покое настойчивый голос Кельвина. – Вернись к нам!

Новая волна дрожи пробежала по Чарльзу Уоллесу. Но тут словно невидимый кулак ударил его прямо в грудь и сбил с ног, а взгляд, сковавший его с Кельвином, оборвался. Чарльз сидел на полу в коридоре и хныкал, но не так, как хнычут маленькие мальчики, это был вой обиженного звереныша.

– Кельвин, – Мэг встряхнула его за плечи, – давай попробуем достучаться до папы!

– Чарльз почти освободился, – отрицательно качнул головой Кельвин. – Мне почти это удалось. Он едва не вернулся к нам.

– Попробуй с папой! – настаивала Мэг.

– Но как?

– Ну вся эта чушь с твоей сосной и прочим? Разве то, как папа торчит в этой колонне, не больше походит на сосну, чем у Чарльза? Сам посмотри на эту колонну! Освободи его, Кельвин!

– Мэг, но я просто не знаю, что делать! – он едва шевелил губами от изнеможения. – Я понятия не имею, как к нему пробиться. Ты хочешь от нас слишком многого, Мэг.

– Очки миссис Кто! – вдруг вскричала Мэг.

Миссис Кто сказала, что к ним можно прибегнуть лишь в крайнем случае, а это именно такой! Она сунула руку в карман: вот они, холодные, блестящие! Само прикосновение к ним внушало надежду! Трясущимися руками она раскрыла дужки.

– Отдай мне сейчас же эти очки! – злобно взревел Чарльз Уоллес. Его так и подбросило с пола, и он ринулся к сестре.