Овчарка Рой. Овчарка Рой и девятый В - Курвинен Йорма. Страница 27

— Это от того самого человека, который чуть не застрелил Роя, когда он укусил Яксю.

— Ну, теперь-то мы знаем, что это не он названивал нам, — сказала мать, ставя цветы в вазу.

— Мне уже раньше стало все ясно, — сказал Томи, чувствуя, как его распирает от гордости.

Зазвонил телефон.

Томи взглянул на мать. Каждый из них знал, о чем подумал другой. Томи разбирал смех.

— Если это опять кто-нибудь угрожает Рою, я пропущу телефон через мясорубку!

Мать взяла трубку и затем, отняв ее от уха, прошептала:

— Это какой-то корреспондент. Хочет взять интервью и сфотографировать тебя, Роя и Сату.

— Это не так-то просто сделать. Сату наверняка будет спать, когда он явится. Ну да пусть приезжает, там посмотрим.

«Только не задавайся», — сказал себе Томи. Он вспомнил, каким задавакой стал один мальчишка, когда зимой его превознесли до небес как лучшего нападающего юниоров группы «В». Такое может случиться со всяким, если потеряешь контроль над собой.

Томи помнил, как все они смеялись над этим мальчишкой, когда тот пыжился от сознания собственной значимости. Он совершенно всерьез воспринимал самый грубый подхалимаж. И не только в командах юниоров, да и в прочих есть люди, которым кажется, что весь мир смотрит на них, когда им случайно удается забить два-три гола.

Рой под столом лег на бок. Томи почесал его ногой.

— У нас, брат, есть голова на плечах, правда? Я буду красоваться в свете юпитеров, а ты болтать языком. Это будет лучшее интервью корреспондента за всю его жизнь!

Рой заворчал, словно выражая свое согласие.

Сон не приходил. Томи лежал в кровати с открытыми глазами. Его мысли, не переставая, вертелись вокруг всего случившегося.

Вечер прошел интересно и хорошо. Отец вернулся домой из поездки и был очень горд Роем и своим сыном. Он услышал о происшествии по радио в автомобиле и позвонил уже с пути. А после того как он явился домой, Томи пришлось пересказать ему все несколько раз. Они ходили вдвоем осматривать разные места на гряде и выбитое Роем окно и разговаривали как мужчина с мужчиной.

То и дело завязывались новые разговоры: одни знакомые приходили просто из любопытства, другие — поздравить. Поздним вечером, когда Сату проснулась, к ним пришла вся семья Саариненов. Марке принесла из закусочной огромный торт-мороженое, и они всей компанией поглощали его с кофе за разговорами о происшедшем.

Теперь совершенно необходимо заснуть, если завтра он собирается встать пораньше и с толком провести день. Но мысли о пережитом все еще будоражили его. Томи пробовал читать; но это ему не удавалось. Он не мог сосредоточиться.

В комнате было жарко.

Томи поднялся и подошел к окну. Он раздвинул задвижки окна и уже открывал его, когда заметил неясную тень у гаража Саариненов.

Неужели кто-то пытается проникнуть к Рою?

В ту же минуту Томи узнал, кто это, и засмеялся про себя. Он уже вообразил себе невесть что! А это всего лишь бабушка Сааринен направилась к собаке, наверняка несла ей какой-нибудь лакомый кусок. Как бы она не перекормила Роя!

Бабушка медленно шла через двор, время от времени останавливаясь понюхать какой-нибудь цветок. На ней была длинная белая ночная рубашка, на ногах туфли. Надо полагать, она не один десяток лет выходила так во двор летними ночами. Рубашка была не то из фланели, не то из какой-то еще более плотной материи, и в ней бабушка хорошо переносила прохладу не очень теплых летних ночей.

Вот старушка отошла от цветов и направилась к крыльцу. Но она не поднялась в сени, а остановилась перед крыльцом возле углового окна.

Что ее там заинтересовало?

Томи напряг зрение, вглядываясь в сгустившуюся тьму. Затем скорее догадался, чем увидел: бабушка Сааринен остановилась возле старой кормушки для птиц. Она протянула к ней руки. Погладила крышу и стенки, коснулась пальцами основания и подпорок, на которых кормушка держалась у косяка окна.

Эту кормушку для птиц сделал Пааво. Он сколотил ее еще в школе, когда ему было лет десять-одиннадцать. У него была в школе девятка по труду.

Томи иногда видел у бабушки свидетельства его мастерства. Однажды солнечным майским днем Пааво принес свои зимние поделки в дом. Томи вместе с матерью рассматривал их, и мать похвалила кормушку. Пааво вынес из сарая кучу гвоздей, опору и прикрепил кормушку у окна, а мать сварила кофе и подала на стол свежеиспеченную булку.

Бабушка облокотилась о стену возле кормушки и подперла голову рукой. Томи понял, что она плачет, хотя и не видел этого.

«Вспомнил ли я хоть раз за весь этот пьянящий победой вечер, что Пааво — единственный сын бабушки Сааринен? И муж Марке. Спросил ли я хоть раз, каково было им? Или о том, что случилось с Пааво после того, как он смастерил в школе все свои поделки? Черт возьми, уж не стал ли я таким же паршивым Хилтуненом, как сам Паршивец? Ведь когда-то и ему было двенадцать лет. И он был таким же самодовольным, как я сейчас. Если со мной не произойдет решительная перемена, то, когда мне будет столько же, сколько ему, я стану таким же, как он».

Томи увидел, что бабушка Сааринен выпрямилась и повернулась в сторону крыльца. Однако она не сразу двинулась к крыльцу, а сперва вытерла слезы. Только после этого она тронулась с места и медленно поднялась на крыльцо, держась одной рукой за перила. Томи она показалась человеком, который уходит от могилы дорогого покойника.

От вечернего возбуждения не осталось и следа, когда Томи вернулся к себе и растянулся в Кровати на спине.

Он неподвижно смотрел в темный потолок. Там невидимыми буквами стояло: «У тебя в этом мире есть права и обязанности. Придерживайся их. И не думай, будто весь мир вращается вокруг тебя или создан для тебя одного. Проснись и заметь других, следи за собой. Каков же ты и каким тебе следует быть?»

Лишь под утро Томи удалось заснуть.

Они пошли в полицию втроем — отец, Рой и Томи. Шли словно в гости к знакомым. До этого Томи в течение двух дней давал там показания в качестве свидетеля. Они с Роем стали всеобщими любимцами. В полиции его угощали лимонадом и кофе со сдобной булкой. И называли коллегой.