Русские заветные сказки - Афанасьев Александр Николаевич. Страница 19

Поросенок

Жил-был в одном селе поп, толоконный лоб, у него была дочка, да такая уродилась прекрасная, что любо-дорого посмотреть. Вот и нанял поп себе батрака: детина ухарский! Живет у попа месяц, и другой, и третий. На ту пору у богатого мужика на деревне родила баба; приехал мужик и зовет попа окрестить младенца:

— Да милости просим, батюшка, пожалуйте вместе с матушкой, не оставьте!

А поповская порода на чужое добро лакома, за чужим угощеньем обосраться рада. Вот поп запряг кобылу и уехал с попадьей на крестины, а батрак остался дома вместе с поповною. Захотелось батраку есть, а в печи-то у попадьи было припасено два жареных поросенка.

— Послушай, что я скажу, — стал говорить он поповне, — давай съедим этих поросят, вить попа с попадьей дома нету!

— И то давай!

Он сейчас достал одного поросенка, и съели его вдвоем

— А другого, — говорит он попадье, — давай я запрячу тебе под подол, чтоб наши не нашли, да после сами и съедим! А когда поп с попадьей спросят про поросят — заодно скажем, что кошка съела!

— Да как же ты под подол спрячешь?

— Уж не твое дело! Я знаю как.

— Ну, хорошо, спрячь!

Он велел ей нагнуться, поднял подол, да и давай прятать своего сырого ей в п…ду.

— Ах, как хорошо ты прячешь! — говорит поповна. — Да как же я его оттуда выну?

— Ничего, помани только овсом, он и сам выйдет!

Таким манером уважил ее батрак так славно, что она сразу и сделалась беременною. Стало у нее брюхо расти, стала она поминутно на двор бегать: у нее в брюхе шевелится-то ребенок, а она думает — поросенок; выбежит на крыльцо, поднимет ногу, а сама сыплет на пол овес, да и манит: «чух, чух, чух!» — авось выйдет! Раз как-то и увидал это поп и стал с попадьей думать: ведь непременно дочь-то брюхата, давай-ка спросим у нее, с кем ее лукавый стрес?

Призвали дочку:

— Аннушка, поди сюда! Что это с тобой, отчего ты отяжелела?

Она смотрит в оба и молчит; что такое, думает, меня спрашивают.

— Ну скажи же, отчего ты забрюхатела?

Поповна молчит.

— Да говори же, глупая! Отчего у тебя пузо велико?

— Ах, маменька, ведь у меня в животе поросеночек, мне его батрак засадил!

Тут поп ударил себя в лоб, кинулся за батраком, а того и след давно простыл.

Суд о коровах

В одной деревне жил-был поп да мужик; у попа было семь коров, а у мужика только одна, да хромая. Только поповы глаза завистливы; задумал поп, как бы ухитриться да отжилить у мужика и последнюю корову: «Тогда было бы у меня восемь!» Случился как-то праздник, пришли люди к обедне, пришел и тот мужик. Поп вышел из алтаря, вынес книгу, развернул и стал читать серед [98] церкви:

— Послушайте, миряне! Аще кто подарит своему духовному пастырю одну корову — тому Бог воздаст по своей великой милости: та одна корова приведет за собой семеро!

Мужик услыхал эти слова и думает: «Что уж нам в одной корове! На всю семью и молока не хватает! Сделаю-ка я по писанию, отведу корову к попу. Может, и впрямь Бог смилуется!»

Как только отошла обедня, мужик пришел домой, зацепил корову за рога веревкою и повел со двора к попу. Привел к попу:

— Здравствуй, батюшка!

— Здорово, свет! Что хорошего скажешь?

— Был я сегодня в церкви, слышал, что сказано в писании: кто отдаст своему духовному отцу одну корову, тому она приведет семеро! Вот я, батюшка, и привел к вашей милости в подарок корову.

— Это хорошо, свет, что ты помнишь слово Божие: Бог тебе воздаст за то седьмерицею. Отведи-ка, свет, свою корову в сарай и пусти к моим коровам.

Мужик свел свою корову в сарай и воротился домой. Жена ну его ругать:

— Зачем, подлец, отдал попу буренку? С голоду, что ли, вам пропадать, как собакам?

— Эка ты дура! — говорит мужик, — разве ты не слыхала, что поп в церкви читал? Дождемся, наша корова приведет за собой еще семь; тады похлебаем молока досыта!

Целую зиму прожил мужик без коровы. Дождались весны: стали люди выгонять в поле коров, выгнал и поп своих. Вечером погнал пастух стадо в деревню; пошли все коровы по своим дворам, а корова, что мужик попу подарил, по старой памяти побежала на двор к своему прежнему хозяину; семеро поповых коров так к ней привыкли, что и они следом за буренкою очутились на мужицком дворе. Мужик увидал в окошко и говорит cвоей бабе:

— Смотри-ка, ведь наша корова привела за собой целых семь. Правду читал поп: Божие слово завсегда сбывается! А ты еще ругалась! Будет у нас теперича и молоко, и говядинка.

Тотчас побежал, загнал всех коров в хлев и накрепко запер. Вот поп видит: уж темно стало, а коров нету, и пошел искать по деревне. Пришел к этому мужику и говорит:

— Зачем ты, свет, загнал к себе чужих коров?

— Поди ты с Богом! У меня чужих коров нет, а есть свои, что мне Бог дал: это моя коровушка привела за собой ко мне семеро, как помнишь, батька, сам ты читал на празднике в церкви.

— Врешь ты, сукин сын! Это мои коровы.

— Нет, мои!

Спорили-спорили, поп и говорит мужику:

— Ну черт с тобой, возьми свою корову назад; отдай хоть моих-то!

— Не хошь ли кляпа собачьего!

Делать нечего, давай поп с мужиком судиться. Дошло дело до архиерея. Поп подарил его деньгами, а мужик холстом; архиерей и не знает, как их рассудить.

— Вас, — говорит им, — так не рассудишь! А вот что я придумал! Теперь ступайте домой, а завтра кто из вас придет раньше утром ко мне, тому и коровы достанутся.

Поп пришел домой и говорит своей матке-попадье:

— Ты смотри, пораньше меня разбуди завтра утром!

А мужик не будь дурак, как-то ухитрился, домой не пошел, а забрался к архиерею под кровать. «Здесь, — думает себе, — пролежу целую ночь и спать не стану, а завтра рано подымусь — так попу коров-то и не видать!» Лежит мужик под кроватью и слышит: кто-то в дверь стучится. Архиерей сейчас вскочил, отпер дверь и спрашивает:

— Кто такой?

— Я, игуменья, отче!

— Ну ложись-ка спать, игуменья, на постель.

Легла она на постель; стал архиерей ее щупать за титьки, а сам спрашивает:

— Что это у тебя?

— Это, святой отче, сионские горы, а ниже — долы.

Архиерей взялся за пупок:

— А это что?

— Это пуп земли.

Архиерей спустил руку еще ниже, щупает игуменью за п…ду:

— А это что?

— Это ад кромешный, отче!

— А у меня, мать, есть грешник; надо его в ад посадить.

Взобрался на игуменью, засунул ей грешника и давай наяривать; отработал и пошел провожать мать игуменью. Тем временем мужик потихоньку выбрался и ушел домой. На другой день поп поднялся до света, не стал и умываться— побежал скорей к архиерею, а мужик выспался хорошенько, проснулся — уж давно солнце взошло, позавтракал и пошел себе потихоньку. Приходит к архиерею, а поп давно его ждет.

— Что, брат, чай за жену завалился! — посмеивается поп.

— Ну, — говорит архиерей мужику, — ты после пришел…

— Нет, владыко! Поп пришел после; нечто ты позабыл, что я пришел еще в то самое время, как ты ходил по сионским горам да грешника сажал в ад!

Архиерей замахал обеими руками.

— Твои, — говорит, — твои, мужичок, коровы! Точно твоя правда: ты пришел раньше.

Так поп и остался ни при чем; а мужик себе зажил припеваючи.