Румынские сказки - Крянгэ Ион. Страница 48

— Ах ты, кляча поганая, что же это такое, из всех коней только ты и нашлась горящие угли жрать? Посмей ещё разок сунуться — совсем ноги отобью!

Начал королевич перегонять коней с места на место, и вот на тебе, — снова вылезла та же худоба полудохлая и вновь хвать! — полный рот угля. Королевич хлестнул её ещё рае что было мочи уздой по голове и снова давай коней с места на место водить, авось объявится настоящий скакун и жара отведает. Только и в третий раз приковыляла тот же одер и как начал жар пожирать, так ничего на подносе не осталось. Пуще прежнего разъярился королевич, хватил его снова что было сил по голове, а потом набросил на него узду да подумал:

«Даже не знаю, что с клячей делать — с собой брать или отпустить? Боюсь, все смеяться станут. Чем на таком коне, уж лучше пешком».

Раздумывает он, как быть — брать лошадь или не брать, а одер в это время встряхнулся три раза и оборотился в гладкого скакуна-трёхлетку, да такого пригожего и ладного, что не найти подобного во всём табуне. Посмотрел он королевичу прямо в глаза, да и говорит:

— Садись на меня, хозяин, и держись хорошенько!

Королевич взнуздал коня и вскочил на него, а тот сразу взвился до туч и ринулся вниз как стрела. Потом взлетел ещё раз до самого месяца и вновь метнулся вниз быстрее молнии. Наконец взвился в третий раз до самого солнца, а когда пал на землю, спросил:

— Ну, хозяин, что ты теперь скажешь? Думал ли ты, что сможешь…

— Что же мне сказать, дорогой мой товарищ? От страха душа в пятки ушла, смерть наяву увидел, так меня завертело и оглушило, что не знал я, на каком свете нахожусь, ещё немного, и я бы по твоей милости совсем погиб.

— Вот, хозяин, и меня так оглушило, когда ты уздой меня хлестал, погубить надумал. Захотел я вернуть тебе те три удара. Сам ведь знаешь: как аукнется, так и откликнется, Ну теперь, думаю, ты меня знаешь и уродом и красавцем, и старым и молодым, и слабым и сильным. А теперь обернусь я вновь, каким ты меня в табуне видел, и готов идти с тобой, хозяин, куда прикажешь. Только скажи мне загодя, как тебя везти — вихрем мчаться или скорее мысли лететь.

— Если полетишь как мысль — погубишь меня, но ежели как вихрь помчишься, значит, подходящ ты мне, конёк, — ответил королевич.

— Хорошо, хозяин, будь по-твоему, а теперь садись на меня без опаски, я тебя повезу куда хочешь.

Вскочил королевич в седло, погладил коню гриву и приказал:

— Вперёд, конёк!

Полетел конь легче ветра; к королю на двор прискакал — сразу ветер спал.

— Добро пожаловать, добрый молодец! — хмуро встретил сына король. — Что же это ты лучшего коня себе не нашёл?

— Да уж так вышло, батюшка. Путь передо мной лежит не близкий, и не хочу, чтобы люди меня примечали. Когда верхом буду ехать, когда пешком идти, как сумею.

Ответил так королевич, заседлал коня как следует, пристрочил оружие к луке, прихватил припасы и денег сколько надобно, смену белья в перемётную суму вложил и флягу полную воды налил! Потом поцеловал у отца руку, взял грамоту для царя, с братьями простился и на третий день под вечер сел на коня и отправился шагом в путь. Ехал он Так, ехал, пока совсем не стемнело. Добрался наконец он до моста, и здесь со страшным рёвом вылез ему навстречу медведь. Конь рванулся к медведю, а королевич уж занёс палицу, чтобы убить его, как вдруг слышит человеческий голос:

— Не ударяй, сынок, это я!

Тогда королевич спешился, а отец обнял его, расцеловал и сказал:

— Хорошего товарища ты себе выбрал, сын мой, коли тебя кто надоумил, то на пользу, а коли ты сам своим умом дошёл, значит, светлая у тебя голова. Ну, а теперь продолжай свой путь — ты достоин стать царём. Только не забывай моего совета: в дороге понадобится тебе помощь многих людей, и добрых и злых, так вот — пуще всего берегись рыжего человека, а ещё больше — человека безбородого и плешивого. Не имей с ними никаких дел, — больно уж они злые и вредные. И что с тобой ни случись, твой конь, верный товарищ, присоветует тебе что делать; от многих напастей и бед спас он меня в молодости. А теперь бери и эту медвежью шкуру, она тебе при случае пригодится.

Погладил он коня, поцеловал обоих несколько раз и так напутствовал:

— Счастливый вам путь, дорогие мои! Теперь один бог знает, когда мы ещё свидимся…

Вскочил королевич в седло, конь опять встряхнулся, оборотился на миг в молодого, каким когда-то король любовался, заплясал на месте, и поехали они.

Едут они день, едут два, едут девять и все сорок девять, и вот привела их дорога в лес, а там вышел им навстречу человек плешивый и безбородый, да и говорит без всякой опаски королевичу:

— Здравствуй, богатырь! Не нужен ли тебе слуга в дороге? В этих краях трудновато странствовать в одиночку: может зверь какой повстречаться и навсегда путь закрыть, тебя жизни решить. Я же тут все места наперечёт знаю, может, где и пригожусь тебе.

— Может, пригодишься, а может, и нет, — ответил королевич и смотрит прямо в глаза плешивому, — пока поеду один, чему быть, того не миновать.

Пришпорил он коня и поскакал дальше. Ехал, ехал, и вот в теснине вновь выходит ему навстречу тот же плешивый, только переодетый в другое платье, и говорит тонким, совсем не тем голосом:

— Добрый путь, проезжий!

— И тебе добрый путь, коль от доброго сердца говоришь, — ответил королевич.

— Ну, сердце у меня доброе, дай бог всякому такое, — вздохнул плешивый. — Только какой от этого прок? Для доброго человека нет на земле счастья, это давно известно. Не гневайся, путник, но раз к слову пришлось, откроюсь я тебе как брату: с самого раннего детства я у чужих людей в услужении и всё впустую. Не обидно было бы мне, кабы я не трудился как следует, а то всю жизнь только и знаю что работаю. А что выходит? Тружусь, тружусь, и никакого толку, потому хозяева мне все нищие попадались, и недаром ведь говорится — у нищих служить — гроша не нажить! Эх, попался бы мне хозяин по нраву, всё бы на свете сделал, чтоб его порадовать. А тебе, витязь, не нужен ли слуга? Кажись, мошна у тебя туга. Не скаредничай, не жадничай, найми верного слугу, будет он тебе добрым помощником в дороге. Тут места лихие, невесть откуда может беда нагрянуть, и тебе, не дай бог, худо придётся.

— Пока ещё не нужен мне слуга, — ответил королевич, не выпуская из руки палицу. — Сам себе помогу, как сумею.

И снова пришпорил он коня и погнал быстрее. Едет он всё дальше и дальше по тёмным лесам, пока совсем не сбился с пути, спутались все стёжки и дорожки, и никак не поймёт теперь королевич, в какую сторону ему податься, куда ехать.

— Вот чёрт, в какую я попал беду! Это не то что «к столу пожалуйте»! Ни тебе — села, ни тебе — города, ни тебе — ничего. Чем дальше еду, тем пустынней кругом. Словно сгинул весь род людской с лица земли. Жаль, что не взял я с собой хоть бы второго безбородого. Чем он виноват, что вышел в мать? Отец-то мне, правда, советовал с ними не связываться, да что делать в такой нужде? Говорят же: коль нет красивого, полюбишь и сопливого.

Так блуждал королевич то по тропинкам, то по какой-то заброшенной дороге, как вдруг снова выходит ему навстречу тот же плешивый, только в другом убранстве, верхом на хорошем коне и, изменив голос, говорит, да так, словно жалеет королевича:

— Эх ты, бедняга, бедняга, плохую ты выбрал дорогу! Сразу видно, что ты чужеземец и здешних мест не знаешь. Твоё счастье, что меня встретил, пока не успел спуститься по откосу, а то пришёл бы тебе конец. Там внизу, вон в том ущелье — страшенный бык, и многих он смельчаков безрассудных порешил. Давеча я сам, на что уж смел, и то еле от него ушёл, не знаю, как только жив остался. Возвращайся обратно, а уж если должен непременно вперёд идти, бери себе помощника. Я и сам мог бы к тебе наняться в услужение коли будет на то твоё согласие.