Грот афалины (илл. В. Барибы) - Мисько Павел Андреевич. Страница 18

Постояв немного, вошел в один такой двор, удивился, как люди находят в этом хаосе свое жилье. И вдруг позади, где-то на Томмироуд или еще дальше, послышались выстрелы. Глухо, негромко. Пуол мигом обернулся… По узкому проезду вбегал во двор, сильно хромая, китаец с пистолетом в руке. Старухи и дети с визгом сыпанули по домам, а один карапуз-кривоножка пытался подняться с земли и все падал, ревя во весь голос. Пуол, не зная, что делать, подхватил его на руки… И в этот момент через проезд увидел, что по ту сторону Томмироуд из закоулка выскочило еще два вооруженных человека. Раненый китаец оглянулся на них и выстрелил не целясь, но те успели разбежаться в стороны… А китаец шарил глазами туда-сюда, искал укрытия, и Пуол показал ему на приоткрытые двери ближайшей пристройки. Беглец скумекал, скок-скок туда на одной ноге — хлоп! — закрыл дверь на запор изнутри.

Через минуту во двор вбежали и те двое, у одного в руке тоже был пистолет, у другого что-то похожее на маленький автомат с продолговатым голым стволом.

— Куда он побежал? — автоматчик ткнул автоматом Пуолу в грудь.

— Ва-а-а-ай! — вопил, вырывался из Пуоловых рук карапуз.

— Туда… вон! — показал в темный лабиринт переулков Пуол. — На соседнюю улицу!

Преследователи побежали в темноту.

Малыш заревел еще громче, начал царапаться, и Пуол спустил его с рук, еще и шлепнул по заду. Тут и там заскрежетали, начали открываться двери. Одни распахнулись настежь, из них выскочила молодая женщина, подхватила малыша, обожгла Пуола недобрым взглядом и снова скрылась.

«Дура…» — собрался обругать ее Пуол, но тут приоткрылась и та дверь, за которой спрятался беглец.

— Эй, иди сюда! — позвали Пуола из дверной щели.

Пуол подошел.

— Ты хозяин этой лачуги?

— Нет.

— Все равно! — китаец распахнул дверь шире, втянул Пуола за руку внутрь, снова запер дверь на запор.

Где-то в глубине помещения из темноты слышались всхлипы и приглушенные рыдания жителей. От страха они боялись заплакать, закричать громко.

— Я видел в щель… как ты их. Спасибо, что помог, — китаец вдруг со стоном почти упал на скамеечку, вытянул раненую ногу. — Задача, значит, такая… Да тихо вы там! Я не собираюсь глотать вас живьем, как мышат, — прикрикнул он на скуливших. — Значит, так… Ты покарауль там во дворе, пока меня тут немного перевяжут. Смотри, чтоб никто не выходил во двор. Может, те прибегут опять, — чтоб не у кого было расспрашивать.

— У-у-у-у… Рам, рам… Ре рам… — молились в темном углу люди, тревожа бога.

— Я ведь просил — тихо! Неужели непонятно? — в голосе китайца прогремела угроза. — А ты давай… туда… Если хочешь заработать.

Последнего китаец мог и не добавлять. Пуол шмыгнул за дверь. Каким-то десятым чувством он уловил: это тот Его Величество Случай, который надо хватать за хвост. Все произошло не так себе! Нет! «Дурная голова найдет шишку!» — вдруг он как бы услышал укоряющий голос отца и даже головой крутнул, чтоб отвязаться от него. «Шишка… шишка… Моей шишке вы еще не раз позавидуете!» — возражал он мысленно.

Не стоял столбом, прохаживался туда-сюда. Где приоткрывалась дверь, бил по ней ногою.

— Не высовывайте носа, если хотите жить!

И люди не высовывали.

Выглянул и на Томмироуд. Всюду была тишина, только где-то густо гудели машины. На этом участке улица вечером не освещалась, темнота была, казалось, вековечной, если бы не косые светлые полосы из окон, не цветное зарево над центром, от которого и сюда долетал призрачный отсвет.

Вернулся во двор. Тут ни одно окно не светилось. Люди притаились как мыши.

Преследователи не вернулись больше, видно, махнули рукой на беглеца. Да и найти человека в этом лабиринте было не легче, чем термита в джунглях.

Снова приоткрылась та же дверь, снова позвали Пуола…

И вот уже идут они по темным улицам и переулкам. Раненый незнакомец одной рукой опирается на палку, другой вцепился в его локоть. Приказал: «Веди!» И Пуол повел — без возражений, без расспросов. Сворачивал там, где ему приказывали повернуть (много раз), петляли. Пуол в этой части города не был, даже не представлял, что есть такой город в городе. Тут и там бросались в глаза вывески и надписи китайскими иероглифами, порой афиши тянулись в сторону от стены, свисали вниз или были протянуты на проволоке через улицу. Китайский город!

Перед каким-то подъездом остановились. Китаец снял косынку, завязал Пуолу глаза и провел его через здание, потом дворами подвел к еще одному. Дальше уже китаец вел его, то и дело предупреждая: «А теперь сюда!.. А теперь туда!.. Ноги поднимай, тут начинаются ступеньки». Этих поворотов, переходов по коридорам, спускам и подъемам на лестницах было еще немало. Как сам китаец преодолел все это, было непонятно. Наконец спустились по лестнице на два пролета, и китаец постучал условным стуком в дверь. Она открылась не скоро и, должно быть, чуть-чуть, на длину цепочки. Кто-то, видимо, разглядывал Пуола, ибо китаец вынужден был сказать:

— Он со мной.

Цепочка еще раз звякнула, скрипнула дверь. Китаец подтолкнул Пуола вперед и стянул с его глаз повязку. Все равно ничего не было видно, и Пуол выставил перед собой руки, чтоб не выколоть чем-нибудь глаз. Слышал, как китаец сам закрывает дверь, и все в груди дрожало от напряжения, сжималось от страха и любопытства. Впереди загорелась спичка, осветив старческую руку и морщинистые, мешочками, щеки, впалый рот, сморщенные губы. Старый китаец или китаянка? Такой крысиный хвостик-косичка с тесемкой мог быть и у мужчины. Китаянка зажгла две розовые свечки на подсвечнике, стоявшем на полке, прибитой к стене. Понесла его перед собой, прикрывая одну свечку ладонью, вошла в довольно большую комнату, обставленную мягкой мебелью. Ничего подобного Пуол никогда не видел, это было словно в сказке. Стал как вкопанный, не смея дальше и шагу ступить. Весь пол в комнате был застлан мягким в цветах ковром, посредине стоял низенький стол с аккуратно разложенными вокруг него подушечками.

Китаянка поставила подсвечник на стол и молча вышла.

— Си-си, — поблагодарил китаец. — Мама, свари нам кофе! — бросил он вдогонку. — А ты разувайся, проходи дальше. И садись, хочешь на подушку, хочешь на диванчик.

Сам он дохромал до красного, с затейливой спинкой диванчика, упал на него.

Снимая у порога туфли и морщась (успел набить и растереть мозоли), Пуол исподлобья разглядывал хозяина и всю роскошную, с картинами на стенах, комнату. Хозяин, уже немолодой, лет под сорок, сидел, смежив веки, лицо мокрое, на лбу капли пота. Терпел, наверное, страшную боль, а за всю дорогу ни разу не застонал.

— Разуй и меня, — выставил китаец здоровую ногу.

Пуол ступил на мягкий ковер, чувствуя подошвами ласковое щекотанье ворса. Стал на колени возле диванчика, у ног китайца. Он готов был ползать на коленях (пока что!), готов служить ради того будущего, которое ждет его. Вынес хозяйские туфли за дверь, левая была клейкой от крови.

— А теперь подай поближе аппарат… в углу… вон… — показал хозяин за диванчик.

Пуол бросился туда, а как взять — не знал. Упала, загремела телефонная трубка.

— Сейчас… Он развалился… И он привязан, я сейчас отвяжу, — задергал Пуол провод.

— Ха-ха… — не выдержал китаец. — Не надо отрывать, отвязывать. Давай так, как есть.

Пуол поставил телефон ему на колени.

Китаец снял трубку, потыкал пальцем в кнопки с цифрами. Подождав, сказал в трубку:

— Остаемся при своих интересах… Даже пукалками начали забавляться… Подробнее позже — и не по телефону. — Послушал ответ в трубке и сказал: — Я так же думаю. Более того, я в свое время предупреждал об этом. — И положил трубку, передал аппарат Пуолу, чтоб тот поставил его на ту же кожаную тумбу, похожую на отрезок толстого дерева.

Пуол ставил телефон подчеркнуто осторожно.

— Дай мне две подушечки под спину.

Пуол быстренько взял две подушечки от стола, воздух от его движения всколыхнулся, свечи едва не потухли.

— А теперь садись сам и рассказывай, — властно показал китаец на место у своих ног.