Японские записи - Федоренко Николай Трофимович. Страница 3

И естественно возникает вопрос о том, может ли одаренный народ, который отмечен чертами великой нации и прославился в областях научного и технического прогресса, принимать самостоятельное участие в развитии новой национальной цивилизации или он будет оставаться во власти фанатических сил реакции, экспансии, милитаризма.

Мы слишком часто видим сны, отметил один мой японский коллега, и это мешает нам просыпаться, чтобы посмотреть жизни в глаза. «Почему же на протяжении жизни трех поколений японцев заставляли беспрерывно воевать? Может быть, это объясняется какими-то национальными особенностями японцев? Нет. Это происходит, конечно, не потому, что японцы как нация воинственны. Японский народ, так же как и трудящиеся всего мира, любит мир, всегда требовал мира и требует его сейчас. Ни одна из войн, которые вела Япония за последнее время, не пользовалась поддержкой народа. Народ всегда ненавидел агрессивные войны и всегда выступал против них. Но это движение народа подавлялось господствующими классами и не могло повлиять на политику государства» [2]. Силы японского милитаризма в яростном стремлении удовлетворить свою империалистическую алчность пытались урвать себе огромный кусок от мирового пирога.

Многочисленные явления японской действительности нашли свое отображение и в художественной литературе. «История современной японской литературы, – отмечает академик Н. И. Конрад в предисловии к „Истории современной японской литературы“, – создана в атмосфере строгого пересмотра прошлого с целью выяснения того, что привело страну к войне, к фашизму, и выявления того, на что в прошлом можно опираться в борьбе за лучшее будущее. Она создана в атмосфере движения за сплочение всех сил народа для достижения этого будущего» [3].

Нельзя не видеть разительных перемен в умонастроениях различных общественных кругов. Истории еще неведомо, чтобы в японском народе было столь масштабным и массовым движение людей доброжелательства, все мужественнее выступающих с позиций миролюбия, неистребимой ненависти к новому термоядерному кошмару. «Как единственная жертва ядерных взрывов, – подчеркивала недавно крупнейшая газета „Асахи“, – наша страна должна находить гордость и удовлетворение в том, чтобы ширить дорогу к миру, уничтожить войну». Антимилитаристские настроения народа находят свое яркое выражение в массовых выступлениях и протестах против неравноправного «пакта безопасности», навязанного Японии вашингтонскими стратегами, против захода в японские порты американских атомных подводных лодок, против ремилитаризации и усиления японской военщины, вынашивающей опасные планы переворота в виде операции «трех стрел», и т. п. Нет, не зловещий образ минувшего тревожит мыслящих людей Японии, а день настоящий и грядущий их государства. Так разбиваются мифы о «социальном партнерстве», «народном капитализме», «социальной трансформации».

И это вселяет оптимизм, помогает верить в будущее Японии, в способность ее народа найти в себе силы для утверждения на своей земле мира тех идеалов, во имя которых он не устает вести свое освободительное сражение. И самоочевиден процесс расширения круга требований – экономических, социальных, политических, – которые приобретают повсеместный и общенациональный характер. Понятны и усилия японцев добиться осуществления принципов конституции, в которой зафиксировано: «Мы, народ Японии, желаем мира на вечные времена. Мы желаем занимать достойное место в международном обществе, которое стремится к сохранению мира, изгнанию с земли навсегда деспотизма, рабства, угнетения, нетерпимости».

Япония – край своеобразных обычаев, национальных традиций, изумительных легенд. Они складывались столетиями, и многие из них продолжают сохранять свое значение сегодня. Нередко эта самобытность интерпретируется иностранцами как японская экзотика. Именно подобные взгляды способствуют распространению представления о Японии лишь как о стране гейш с ажурными веерами и в красочных кимоно, стране рикш с колясками, бумажных домиков и розовых вулканов, самураев и харакири, микадо… Из этого, в частности, проистекает неверное толкование в европейской литературе даже самого названия Японии – «Страна восходящего солнца». В действительности название страны Нихон или Ниппон, принятое в 645 году, состоит из двух иероглифов – «нити» (солнце) и «хон» или «пои» (корень, основание), что, следовательно, означает «корни солнца».

В одной из японских газет указывалось недавно на существование своеобразной «стены невежества»: в нынешних школьных учебниках Англии, Австралии и многих других стран, например, говорится, что «основным видом транспорта в Токио является рикша», а на иллюстрациях изображены люди с косами, бегущие с колясками. «Современная картинка Асакуса» – одного из наиболее оживленных районов столицы – выглядит так, будто на ней изображена обстановка токийского средневековья.

И мне нередко приходилось слышать среди иностранцев рассуждения о том, что японцы – люди другой расы, другой, совершенно непонятной нам культуры. Их воззрения на мораль, указывали они, не имеют ничего общего с «нашими национальными взглядами». Японцы, с их точки зрения, «говорят одно, а думают другое», и никогда европейцам не узнать их мыслей. Непроницаемые стены, подчеркивали другие, окружают внутренний мир японцев, и они считают всех остальных варварами и своими недругами. Поймите, убежденно доказывали иные западные наблюдатели, «ведь японцы дикари: они все еще едят палочками!».

Все это, конечно, напоминает анекдоты, которые еще Буало назвал «остроумием тех, кто его не имеет». Иноземцам, проявляющим поспешность в своих оценках, следовало бы не забывать призыва к сдержанности в суждениях, который содержится в поучительном сочинении XVIII века «Юности честное зерцало». В нем, в частности, отмечается: «Природа устроила нам только один рот или уста, а уши даны два, тем показывая, что охотнее надлежит слушать, нежели говорить».

Многие представления и обычаи японцев, их традиции и мироощущения могут показаться малопонятными, а порой и странными на взгляд людей, слабо знакомых с жизнью и историческим прошлым этой самобытной страны. Явления эти, однако, имеют свои источники и первопричины, которые, если к ним отнестись с должной пытливостью, таят в себе все ту же общечеловеческую природу и закономерности.

Примечательно, что немало наблюдателей и исследователей отмечают, в частности, что в национальном характере японцев отнюдь не много тех черт, которые в литературе нередко ассоциируются с восточной спецификой, – медлительность, вялость, беспечность, внутреннее равнодушие. Японцы скорее напоминают северные народы.

Изорванные тысячелетиями, непрестанно сокрушаемые свирепыми океанскими стихиями, подземными взрывами, покрытые окалиной тропического зноя, с изрубленными мотыгой и дивно обработанными полями – терпеливое сотрудничество человека и времени, – все это нерасторжимо с моими мыслями о японских островах, людях, их населяющих, господствующем у них укладе, настоящем и прошлом, о судьбах народа, пережившего в своем историческом движении тиранию императорского абсолютизма и испытавшего на себе иностранное атомное варварство. «По моему мнению, – откровенно заявил известный американский адмирал Леги, – применение этого варварского оружия в Хиросиме и Нагасаки не оказало никакой существенной помощи, мы опустились до морального уровня, характерного для варваров средних веков… «

Впечатления, которые, таким образом, складывались о жизни современной Японии – социальной, духовной, материальной, – представляют собой реакцию самого автора, его наблюдения, личные взгляды. И записи эти, естественно, не могут рассматриваться как универсальное обобщение или энциклопедический обзор. Учитывался также специфический профиль издательства, которое выпускает «Японские записи» в свет. Предлагаемая книга представляет собой лишь часть задуманной работы, которая ведется мною в течение ряда лет и будет публиковаться по мере ее готовности.