Единственная - Ярункова Клара. Страница 17
А учителки мучились с нашими мальчишками. Я своими глазами видела, как Пале Бернат своим ботиночком пятидесятого размера ляпнул по лодочке Вербы. Когда она взяла другого кавалера, Бернат подошел ко мне, щелкнул каблуками, как Швейк, поклонился и говорит:
— Так, долг я исполнил, теперь могу посвятить себя тебе, Оленька.
Вот так бы и стукнула! Может, он вообразил, что я от радости свалюсь! Этот тупица думает, что я без него с ума сойду, как Лива Зварова, которая плакала, когда он ее бросил. Он просто ненормальный, сразу видно, что из «Б». У нас таких донжуанских привычек нет. Но я ничего не сказала, потому что еще не знала, повезет ли мне с кавалерами. Если нет, придется довольствоваться Пале Бернатом, потому что уж лучше он, чем никто. Кабы не моя самоотверженность, он бы вовсе танцевать не умел — пускай же теперь отслужит долг, верно?
Магнитофон грянул польку, и Пале пригласил меня. Я уж думала, он меня разорвет — так его заносило в чарльстоне, не остановишь! К счастью, таких психов было несколько, и я приспособилась к Пале, чтобы хоть не свалиться с копыт.
— Правда, здорово у меня получается? — выкрикивал Пале, а волосы хлестали его по глазам. Они у него такие длинные и прямые, если упадут, то уж назад не отбросишь.
— Пале, — дернула я его за руку, — ох, остановись! — Музыка уже целый час как смолкла.
Все накинулись на бутерброды.
Пале подал и мне один — он длинный и может дотянуться поверх других. Потом он выхлебал две бутылки лимонада — и уже опять потащил меня танцевать! Бучинец направился к магнитофону.
— Сейчас оторвем мэдисон, — сказал Пале с набитым ртом.
— Оторвем то, что будут играть, — отрезала я. — Посмей мне только мэдисон!
— Почему, Оля? Я его здорово умею — смотри! И он сделал несколько заученных движений.
— Ладно, умеешь, — согласилась я. — Только хоть немножко музыку-то слушай! А то, видишь ли, сейчас ты чарльстон под польку рвал!
— Потому что польку не умею, — горячился Пале.
— Не умеешь — не танцуй, а то скачешь как козел!
Я рискнула так сказать, хотя у некоторых девочек не было кавалеров — мальчишки все не решались. Но зря я боялась — Пале меня не бросил. Он только потихоньку шепнул мне:
— Слушай, Оля, ты мне всегда сначала говори, что играют, чтобы я знал. Потому что, если уж я начну не то, переключиться не сумею!
Приветик! Значит, так мне с ним и биться все время?
Наконец переиграли все польки и вальсы, и Бучинец поставил ленту более современную — настоящий чарльстон. Учителя уселись, а ученики пустились в пляс. Пале стоял как пень и моргал мне, чтобы сказала, что это за танец.
— Чарльстон, — говорю, — только прилично! Наконец-то и мы дорвались. Все уже танцевали — некоторые, правда, мучились, как на каторге. А мы с Пале — нет! У нас все выходило гладко, легко, Пале держал себя галантно! Я тоже танцевала прилично, не то что дома перед мамой, когда я изламывалась как сумасшедшая. Около учительского стола мы кинули две эффектные фигуры с поворотом. Верба засмеялась, а директор даже нам зааплодировал. А что, фигуры-то вышли блеск!
Мэдисон я танцевала с Иваном и видела, что Пале стоит грустный, как бегемот. Он ужасно любит танцевать, но с другой не решается — боится оконфузиться.
— Чего стоишь? — окликнула я его, проносясь мимо.
И что же сделал этот болван? Вообразил, что я без него сохну, протолкался к нам и говорит Ивану:
— Прости, это моя партнерша.
Мамочки, я чуть не умерла! Иван усмехнулся, как черт, отпустил меня и издевательски произнес:
— Пожалуйста!
Пале сиял, как лампочка, а я была холодна как лед. Катастрофическая ошибка! Я-то как раз хотела избавиться от Пале, пусть танцует с другими, а вышло, что сама накачала его себе на шею! Подсчитав, что Ева танцует уже с десятым, а я все время с одним и тем же, я готова была провалиться. В «Б» есть по меньшей мере восемь ребят во сто раз лучше Пале. Но они уже не для меня…
И сразу мне стало скучно, и в голову пришли те двое с Подъяворинской. Они бы в жизни не стали портить человеку первый школьный вечер, как Пале Бернат! Я нарочно перестала называть ему танцы — пусть скачет как хочет! А он долго и не замечал этого, потом уж только стал подлизываться — мол, вместе пойдем в десятый класс, и какая у меня прекрасная цепочка, и т. д. Пусть ловит на эти штучки Ливу Зварову, а не меня!
Я просто возненавидела Вербу: проходя через зал, она крикнула во весь голос:
— Ах, как вам это идет, Ольга!
К счастью, танцы кончились, и Бучинец стал складывать магнитофон. Я посмотрела на часы — отец купил их мне в Лейпциге за двадцать марок. Батюшки, уже десять, а мы-то и не заметили! Я оставила Пале и пошла вместе со всеми относить стулья в школу. Пале набивался помогать.
— Такой слон, как ты, — говорю, — и стол унесет, не то что стульчики!
Он это понял буквально, схватил стол и один, на голове, попер его через улицу. Псих!
На улице меня ждал отец, двери нашего дома уже заперли на ночь. Но отец не стал меня забирать, позволил носить стулья. Когда все переносили, мы еще подурачились в темном школьном дворе. Там позавчера наши хоккеисты залили каток, и мы пустились танцевать на льду. У Биндаса из «Б» была губная гармошка, так что получилось настоящее ледяное ревю. Там наконец-то мне повезло с кавалерами!
А Пале Бернат ждал меня у калитки и пошел провожать, хотя со мной был отец! Он даже поздоровался с ним: «Добрый вечер, дядя!» Вот нахал!
Дома никто не спал, все ждали меня. Мама спросила, как было.
— И здорово, — сказала я, — и скучно.
— Вот видишь, — торжествовала бабушка, — давно могла бы лежать в постели!
Ха-ха! Как раз то-то было здорово, что мы пропадали до половины одиннадцатого и танцевали на настоящей вечеринке! А скучно мне было единственно из-за этого подлизы Пале Берната.
— Что это за мальчик? — спросил отец. — Очень симпатичный…
Ну и наблюдательность!
— Хорошо воспитанный, — таял отец, — знает, что полагается проводить девочку домой. И не удирает, как дикарь, при виде отца. Очень он мне понравился!
Конечно!
— Хоть кому-то понравился, — сказала я. — А для меня такие подлизы не существуют, хотя бы они тебе и во сто раз больше нравились!
Родители явно меня не понимали, но это меня не удивило. Они меня давно не понимают. Еще мама куда ни шло, да и ей по душе только такие мальчишки, которые ведут себя точно по правилам этикета.
Раздевшись, я включила радио. Я и знать не знала, что поздно вечером передают такие ритмы — блеск! Покружилась я с мамой, потом с папкой — пусть утешится, что не был на вечеринке. Только бабушка не далась. Уцепилась за стол и запричитала, что я разбужу всех соседей. Словно не слышала, как Иван внизу пустил ту же музыку. Пари держу — крутит он сейчас Марцелу в пижаме, раз уж никого другого нет под рукой. Он без девчат жить не может, юбочник эдакий!
10
О! О! О! Не успели мы сесть в поезд, как один господин пригласил меня к нему в купе! Господин был, правда, не бог весь какой, но лет девятнадцать ему наверняка исполнилось. Ха, если б с нами был отец, уж он бы порезвился! Тетя Маша смеялась, и я, естественно, уступила ей место рядом с «господином». Тот стал укладывать на полки наши рюкзаки, потому что думал, что тетя Маша — моя мама, и мы одни, и нам нужна помощь. Когда же ввалились дядя Томаш с Бабулей, наш кавалер сник, как проколотый воздушный шар, и выкатился в коридор курить. Мы хохотали и, воспользовавшись случаем, совсем вытеснили его с места. Он появился в купе, только когда поезд остановился в Жилине, взял чемодан и вышел. На меня и не взглянул больше. Тетя Маша смеялась:
— Если бы не Ольга, мы бы до сих пор стояли в коридоре. А еще говорят, что это мы должны о ней заботиться!
Факт. То же самое было и на турбазе. Тетя Маша потеряла тросик крепления, а у заведующего запасного не оказалось. Тогда пошла к нему я, и для меня тросик нашелся! Правда, не у заведующего, а у одного студента из тех, которые тут на лыжных курсах. Он хотел сам приделать мне тросик, но тетя Маша уже выехала, подвязав крепление веревкой, и все обнаружилось. К счастью, этот студент был не такой, как «господин» в поезде, он не обиделся, а пошел со мною к подъемнику. Снял лыжу с ноги тети Маши и прикрепил тросик. Когда он ушел, мы чуть не лопнули со смеху.