7 историй для девочек - Дюма Александр. Страница 22

– Ну! ну, посмотрим, что ты, выберешь одеть на сегодняшний день, моя милая девочка?

Но Лика, еще не успевшая опомниться от только что происшедшей сцены, еще исполненная сладкого чувства, горячего влечения к матери, стояла растерянная и взволнованная посреди этого царства кисеи, лент, воланов и кружев и устремив свой взгляд на красивое лицо матери, которое она так привыкла любить, за тысячи верст расстояния отсюда всем своим сердцем, всей душою.

Мария Александровна поймала этот любящий дочеринский взгляд девушки и снова ласково улыбнулась ей.

– Ну, ну, выбирай же, что тебе надеть сегодня, моя птичка, а то мы не покончим до самого вечера, пожалуй, с этим вопросом.

Но Лике было решительно все равно, во что бы ее не одели. Все казалось ей безразлично, все, что не касалось ее матери, ее чаровницы-матери, которой, не задумываясь, Лика отдала бы всю свою жизнь.

V

Яркое солнце заливало потоками света прелестную уютную комнату, когда на другой день Лика проснулась.

Из сада неслось звонкое веселое чириканье птиц, смешанное со звуками падающей воды искусственного каскада, устроенного неподалеку от окон ее чудесной комнатки.

Приятное сознание разом проникло в голову Лики. Она – дома.

Весь вчерашний день промчался, как вихрь, и ей не было времени сознательно проанализировать всю эту радость. После позднего обеда, на который были приглашены хохотунья Бэтси, оба товарища Анатолия и мистер Чарли, как его называла Рен, вся компания отправилась на музыку в сопровождении Марии Александровны. У Лики слегка шумело в голове от всей этой веселой суеты, французской болтовни и шуток брата.

Все казалось дивно-прекрасным и чарующим, как сказка для впечатлительной натуры молодой девушки.

На вокзале, где играла музыка, они заняли столик всей семьей со своими гостями и, весело болтая, пили чай. Но не больше, как через пять-десять минуть были окружены веселой толпою молодежи, преимущественно товарищей Анатолия и приятельницами Рен.

Вскоре в голове Лики произошла целая путаница от всех имен, отчеств и фамилий, которые ей нынче пришлось услышать.

Она улыбалась и кланялась, кланялась и улыбалась все время и ей было весело, приятно и хорошо сознавать себя центром собравшегося общества. И даже сегодня, лежа на своей свежей мягкой постельке, потягиваясь и поеживаясь в ней как котенок, в это ясное августовское утро, Лика не может отделаться от того сознания счастья, которое наполняет ее сердце теплой, нежной волною. Ничего подобного она не ожидала, едучи сюда домой в Россию.

Правда, в ее воспоминаниях осталась прежняя полная комфорта жизнь ее дома в детстве, но то, что она нашла здесь теперь, превзошло все ее ожидания.

Карские жили роскошно, богато и открыто принимая у себя в доме массу народа.

«Господи! Как хорошо! Как весело! – мысленно произносила в сотый раз Лика, впервые окунувшись накануне в светскую беспечную жизнь и вдруг, точно окаченная холодной водою, вся встрепенулась и затуманилась сразу. – А тетя Зина и ее напутствие? Что она сказала бы, заглянув сегодня сюда…»

Тетя Зина… да…

И перед мысленным взором Лики, как живой, предстал энергичный образ суровой и строгой на вид пожилой женщины с резким голосом и манерами, с речами, исполненными силы выражения и так несвойственными женщине, с прямым и неподкупным взглядом о долге и о человеческих обязанностях.

– Помни, Лика, – звучат сейчас снова эти речи в ушах девушки, – не трудно размякнуть и разнежиться, распустить подпруги и тащиться кое-как, спустя рукава в триумфальном шествии дешевых победителей, жизненных удовольствий, проводя время в праздности и безделье, моя девочка! Это самое легкое, что берется от жизни. Старайся достичь иного, трудного, настоящего, верного идеала. Стремись к свету, моя Лика! Не обращай внимания на роскошь и веселую праздность, которые будут непременно царить вокруг тебя, и думай об одном: как бы достичь совершенства… той точки совершенства, когда ты можешь спокойно сказать себе: да, я поработала вдоволь, и сколько могла и умела принесла пользу другим, а теперь могу взять и для себя самой у судьбы свою долю. Я заслужила ее вполне.

И тут же, рядом с голосом тетки слышит Лика и другой голос… Голос седого, как лунь, старого, но сильного и мощного духом синьора Внталио, своего далекого маэстро.

– К солнцу, Лика! К солнцу! Где свет его – там и свет науки, искусства и труда, главным образом, огромного самоотверженного труда на пользу человечества, сопряженного с милосердием – там счастье!..

– Да, там счастье! – мысленно воскликнула молодая девушка, – там счастье! Они правы оба, и я сделаю все, что могу, чтобы оправдать их доверие. И ты, тетечка, и вы, дорогой мой наставник, вы будете довольны мною, вашей Ликой! Да, да, довольны, сто раз довольны вашей девочкой! И вам не придется напоминать о том, что вы уже столько раз говорили мне!

И с этими мыслями девушка быстро вскочила с постели и стала проворно одеваться.

Вошедшая на звонок Феша была не сказанно удивлена, увидя почти готовой свою «младшую» барышню.

– Разве так еще рано, Феша? – в свою очередь изумилась Лика.

– Для кого как, барышня! – сдержанно и почтительно улыбнулась та; – оно по времени, пожалуй, что и не рано, как будто десятый час, на исходе. А только у нас это еще далеко не поздним временем, барышня, считается; мамаша к завтраку только из спальни выходят, барин давно уехали в город, Анатолий Валентинович на озере катается в лодке, по холодку…

– А Рен?

– Ирина Валентиновна еще с восьми часов с мисс Пинч на велосипедах отправились…

– Так рано?

– Обыкновенно-с… Оне ежедневно в семь часов какао кушают, и после того на утреннюю прогулку едут. А вернутся – гимнастикой занимаются… Да оне поди уж и вернулись, должно быть. Иван на дворе ихние машины сейчас чистит.

– Ну, так я пройду к сестре; как вы думаете, Феша, можно это? – осведомилась Лика.

– Можно, можно, потому как оне гимнастикой в этот час занимаются, – поспешила успокоить ее девушка.

Но Лика уже не слышала окончания слов своей разговорчивой служанки; через минуту она уже стояла перед дверью комнаты сестры.

– Войдите, – в ответ на ее стук отвечал из-за двери знакомый ей уже по звуку резкий голос Ирины.

Лика вошла. Рен стояла посреди комнаты с гирями в обеих руках, приподнятых над головою.

Ее комната резко отличалась от розового будуара Лики. Это было помещение о двух окнах с большим столом, заваленным книгами и брошюрами, преимущественно спортивного содержания на английском языке, с жесткою мебелью, и такой же постелью в одном углу и платяным шкафом в другом. Ни признака драпировок, ни мягких диванов и кресел, ни изящных украшений не было в этой строго выдержанной комнате, напоминавшей собою суровую келью монахини.

– Я не помешаю тебе? – спросила Лика, не без смущения взглядывая в лицо сестры.

– Ничуть. Садись, пожалуйста. У меня полчаса времени, – бегло взглянув сначала на циферблат висевших на стене часов, потом на Лику, произнесла Ирина.

– Очень рада тебя видеть, – добавила она голосом, ни чуть, однако, не обнаруживая при этом ни малейшей радости.

Лика села в жесткое кресло у стола и стала смотреть на сестру. На Рен была та же короткая клетчатая юбка, что и вчера, но вчерашнюю блузку заменяла другая, в виде матроски, выпущенной поверх пояса, очень широкая и удобная для гимнастики.

– Ты ежедневно делаешь гимнастику, Рен, каждое утро? – спросила Лика, чтобы как-нибудь прекратить наступившее молчание.

– Каждый день, разумеется.

– И тебе не скучно это?

– Я не признаю этого слова, – серьезно и строго, наставительным тоном произнесла Ирина, – оно раз и навсегда изгнано из моего обихода, понимаешь? Скучать может только разве одна праздность. Когда же день заполнен сполна, то нет ни время, ни возможности скучать.

– Значит, ты довольна вполне своею жизнью, Рен? – помолчав немного, снова спросила сестру Лика.

– Я изменила бы весь строй ее, если бы она мне не пришлась по вкусу. Ведь от самого человека зависит создать себе полезное и нужное существование, а для того, чтобы достичь такового, необходимо нужно прежде всего, приобрести…