Девочка Лида - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 26

Тетя постоянно жалела об отсутствии своей любимицы и крестницы Милочки, хотя Коля прилежанием и аккуратностью немного напоминал ее. Учился Коля хорошо, и если Лида рассказывала и рисовала лучше него, зато он отлично шел по арифметике, писал красиво и быстро, а главное - никогда не забывал приготовлять уроки, что с Лидой нередко случалось. Коля умел плести корзинки из ивовых прутьев, клеить коробочки, с помощью своих столярных инструментов он мастерил всякие машины, столы и скамейки для Любиных кукол. Последнее время Коля был очень серьезен и занят; сестры шептались между собой, что, верно, он хочет устроить мельницу, или железную дорогу, или самострельную пушку - какую-то машину, одним словом. Коля только усмехался в ответ на все приставания сестер и с особенным старанием прибирал подальше свои гвоздики, винтики, катушки и колесики.

Жени, как самый младший, был баловник и любимец всей семьи. Жени очень хорошо замечал всеобщую к себе слабость и нередко капризничал так, что пугал тетю.

У Жени были Лидины темные глаза; тетя опасалась, как бы он не вырос похожим на Лиду, и приняла его под свое особенное покровительство. Она совсем "пришила его к своим юбкам", как говорила Лида, даже за обедом велела сажать подле себя.

Обедали в пять часов, когда приезжал папа. После обеда дети шли на прогулку с тетей и Матреной; затем Коля и Лида брали урок музыки. В восемь часов пили чай, а в половине десятого дети отправлялись спать.

Беспокойная и озабоченная после бурно проведенного дня, ложилась Лида в постель. "Ведь я не нарочно рассыпала пилочки и раздавила Любину куклу, а тетя меня наказала. А стулья-то? Да ведь я думала их после игры сейчас же на место поставить. Ведь как же было без них устроить лес!"

Лида не вспомнила, как нарочно сердила тетю своими дурными манерами, как упрямилась и не хотела переодеваться. Она уже мечтала о том, что скоро переедут они на дачу и тогда можно будет устроить игру в путешественников в настоящем лесу, с настоящими деревьями. Она так и заснула с этой мыслью и во сне увидала, будто путешествует в какой-то далекой стране, где нет ни Матрены, ни тети.

Любочке долго не спалось. Бедная Лиза с обвязанным лицом лежала подле нее. Неужто куклу нельзя полечить? Бедная Лиза!

Коля устал. Он не доискался одной пилочки - такая тоненькая, верно, в щелочку под пол провалилась. Коля заметил перед сном задумчивое лицо Лиды. Ему стало жалко сестру. "Завтра ей свою машину секретную покажу", - решил он.

Жени ложился спать раньше других. Белокурая головка его едва различима на белой наволочке; он спит безмятежно, пухлые губки чмокают во сне.

Глава VIII

Папа в легком пальто, со шляпой и зонтом в руках, вошел в комнату. Тетя тоже была почти готова: она приколола у зеркала вуаль и стала натягивать перчатки. Никто не знал, куда это они собирались.

- Ну, тетя, так кто же у вас особенно отличился? Кого мы берем с собой? - спросил вдруг папа.

- Папа, что такое? Куда берем? - забросали его вопросами со всех сторон.

- Нет, не скажу. Хочу прежде узнать, кто умницей был. А может, и никто не был? Тогда никого не возьму, - шутил папа.

Тетя снисходительно улыбнулась:

- Они все сегодня учились недурно, и особенных шалостей до сих пор еще не произошло. Коля отлично приготовил задачи. Впрочем, он ведь старший, - прибавила она.

- Отлично приготовил задачи, верно, много занимался? - ласково обратился папа к Коле. - Ну поедем же теперь с нами, покатаешься, отдохнешь. Ступай одевайся живей.

- Папа, да куда же вы едете? - спросила Любочка.

- Едем дачу смотреть.

- Да-а-чу? - жалобно протянула Лида. - Ах, папа!

- Ну что?

- Ах, папа, мне бы так хотелось тоже поехать! Я все время только и думала что о даче. Я придумала...

- Ты бы больше думала о своих уроках и придумала бы поскорей, как получше вести себя, - перебила ее тетя. - Тогда про тебя бы подумали - на дачу тебя взяли. А пока оставайся, да не забудь повторить старые гаммы.

Лида повесила голову.

В комнату вошел Коля, веселый, в новой шапочке, в любимой поддевке. Все вышли на крыльцо, а через минуту стало слышно, как задребезжали по мостовой колеса пролетки.

- Счастливые! - вздохнув, проговорила Лида и бросилась к окну поглядеть, как они будут вдоль улицы ехать.

- Ничего, Лида! Они теперь поедут и найдут дачу, а там и мы переедем. Все сейчас же и переедем! Не огорчайся! - утешала ее Любочка.

- Ты, Люба, ничего не понимаешь. Они ведь дачу-то не сразу наймут, они сперва будут осматривать, в дома заходить.

- Да, ну так что же?

- Ну так это и есть самое лучшее, самое интересное посмотреть всякие дома, как они устроены, какие комнаты, что в них наставлено. Помнишь, в прошлом году? Ах, это мое самое любимое!

Лида от большого огорчения не садилась за фортепиано, как приказывала тетя, а ходила по зале скучная и лениво вертела в руках все, что попадалось на глаза, и чуть не свалила за окно горшки с цветами - то и дело высовывалась поглядеть, не едут ли папа и тетя. Однако гаммы надо же было вытвердить. Тетя сама напомнила, значит, ни за что не забудет, заставит играть непременно.

Лида присела к роялю, но за урок все-таки не принялась.

Ей вдруг вспомнилось, как уже много времени прошло с тех пор, как уехала мама, - много дней, целая неделя... Нет, больше, больше двух недель. Такие сделались долгие скучные дни! Даже играть скучно без няни. А спать-то!.. Эта Матрена такая ленивая, никогда не заправит хорошенько лампадку: она погорит, погорит с вечера, да и погаснет. Лида просыпается, и ей делается страшно в потемках. Лида знает, что бояться нечего; она и не боится, как немножко, подумает, увидит, что кругом все тихо, все спят спокойно. Но только она не любит лежать в потемках. У лампадки такой тоненький, малюсенький огонечек; он так славно выглядывает из-за красного стеклышка и озаряет все кругом таким тихим сиянием. Няня никогда не забывала заправить лампадку!

Что-то они теперь делают?.. Вот она, Лида, сидит за роялем и сейчас гаммы играть будет. А они что делают? Мама, верно, лежит с книжкою на подушках, а няня сидит с чулком где-нибудь в уголке и мурлычет себе втихомолку под нос. Как бы Лиде хотелось увидеть теперь и маму, и няню, и Милу! Лида никак не может припомнить маму. Задумается, зажмурит глаза и все-таки не вспомнит никак. Ей хочется увидеть всю маму, - всю, как она есть, а ей вдруг вместо того вспомнятся мамины новые серьги в ушах под зачесанными волосами, или черная родинка на щеке, или мамина белая рука с зеленым колечком, с голубыми нежными жилками.

А вместо няниного лица Лиде все вспоминаются кончики няниного платка, который она так потешно повязывает рожками кверху. Только зажмурит глаза крепко-прекрепко, думает, вот увидит сейчас нянин портрет, и, как назло, сейчас приходят на ум эти смешные, досадные кончики-рожки, болтаются перед глазами и мешают припомнить нянино старое, похожее на печеное яблоко, милое, милое лицо... А сестра? Мила, верно, теперь чему-нибудь учится. Может быть, на фортепиано играет. Лида тоже сейчас будет учиться играть. Тетя задала ей целую страницу из коричневой старой тетрадки. Все такие трудные ноты, и их так много, точно букашки с длинными хвостиками расселись, как по жердочкам, по линейкам, на всей странице.

Лида положила на пюпитр старую коричневую тетрадку с ободранным корешком, влезла на табурет, расставила по клавишам, как учила тетя, пальчики и хотела уже ударить первую ноту, как вдруг ей пришла новая мысль в голову: отчего это верхние черненькие клавиши такие худенькие, а нижние, белые, напротив, толстые? Отчего направо все ноты так жалобно поют, а на левом конце гудят, будто сердятся? Если поднять крышку рояля, так, верно, все будет видно. Лида видела раз, как настройщик настраивал рояль, только ей хотелось самой, одной посмотреть. Тетя не велела... Ну ничего! Один разик-то можно. Она теперь посмотрит и никогда, никогда больше не будет.