Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 14

— Она умрет! Скажите правду, доктор, не щадите меня, — обращалась она к маленькому старичку-доктору, аккуратно навещавшему больную.

— Бог даст, выздоровеет ваша любимица, у нее на диво крепкий организм. Будем же надеяться на хороший исход.

И эта надежда, наконец, оправдалась.

Дося пришла в себя. Жар уменьшился. Девочка, хоть и медленно, пошла на выздоровление.

— Дося будет жить. Дося поправится. Ты счастлив, Веня? — встретила Ася как-то вечером спешившего к ним после ужина горбуна. Мальчик целыми днями теперь просиживал в квартире музыканта, забегая домой только для того, чтобы поесть наскоро да сообщить возвращающейся с работы мачехе о состоянии Досиного здоровья.

— Лиза, слышишь? Поправится наша Досенька, — сообщил он радостным шепотом забежавшей в этот вечер справиться о Досином здоровье Лизе.

— Слава Тебе, Господи! — облегченно вздохнула маленькая служанка и осенила себя широким крестным знамением, каким обыкновенно крестятся в деревне. — Слава Тебе, Господи, снял Ты огромную тяготу с моей души.

— И с моей тоже, — прошептала подоспевшая Ася, — и с моей тоже, Лизонька. Ведь не появись я тогда в окошке, не позови Досю — все сошло бы тогда благополучно. Ведь я из-за этого места не нахожу себе все время!

В этот же вечер, почувствовав заметное облегчение, Дося попросила вернувшегося Юрия Львовича сыграть ей на скрипке.

Это был чудный вечер, которого долго потом не забывали дети.

В открытые окна вливался весенний воздух. Голубые сумерки словно баюкали. Скрипка пела под талантливой рукой Зарина. Музыкант играл особенно хорошо и вдохновенно.

Радость от Досиного выздоровления, по-видимому, отражалась и на его исполнении.

— Точно пажи играют на лютнях там, во дворце принцессы. И как жаль, что крестненькая не вернулась и не слышит этой чудной музыки, — шептала охваченная восторгом Дося.

— Она, кажется, снова бредит. Подожди, Юра. Не играй, — тревожным шепотом обратилась к брату Ася, аккомпанировавшая ему на пианино.

— Нет, нет, играйте, умоляю вас. Я все понимаю и слышу. Я здорова, — произнесла Дося, и вдруг слезы брызнули из ее глаз и потекли по осунувшемуся за время болезни личику.

— Дося, голубушка, что с вами? Опять больно? Нога болит? Бок? — озабоченный ее слезами, бросился к девочке Юрий Львович.

— Ах, ничего, ничего! И мне так совестно, что я вас расстраиваю этими дурацкими слезами. Но, Боже мой, если бы вы знали, как мне стало грустно сейчас!

— В чем же дело? Что случилось, Дося? — Тут Ася выскочила из-за пианино, бросилась к своей новой приятельнице и обняла ее.

— Не следовало мне играть. Вы еще слишком слабы. Дося, — произнес, качая головой, Зарин.

— О, нет, совсем нет! Не то вовсе, — всхлипывала девочка. — Я плачу из-за другого. Я плачу, потому что все вы счастливы, а я… так несчастна, — протянула она и снова залилась слезами.

Тогда Юрий Львович решительным движением взял ее за руку.

— Вам вредно волноваться, детка, перестаньте. Вы только что начинаете выздоравливать, и вам теперь надо особенно беречь себя. Постарайтесь взять себя в руки, будьте сильны Духом и бодры. Ну вот и отлично. Молодцом! Теперь вы сумели удержать ваши слезы. Объясните нам, друзьям вашим, почему вы заплакали?

Тихо и бессвязно сначала, а потом все смелее, полилось признание из уст девочки. Ну, да, они все счастливы, конечно, и сам Юрий Львович с Асей, и Веня, и даже Лиза, хоть и мучит ее ведьма-хозяйка. По одному тому уже счастливы, что останутся здесь, в своем кружке, в этом милом доме. Они будут по-прежнему слушать чудную скрипку по вечерам, наслаждаться игрой Юрия Львовича. Они останутся здесь, в "большом доме", где каждая ступенька на лестнице знакома им, где каждый камень на дворе близок, потому что они давно живут здесь и свыклись с ними. А она, Дося, уедет скоро далеко отсюда: и от большого дома, и от них ото всех, и от милого Вени, и от скрипки, которая так чудесно поет под смычком Юрия Львовича. Придет осень, и она, Дося, улетит, как перелетная птица, в чужой город, к чужим людям, и будет делать то, что ей совсем делать не по сердцу. Но иначе нельзя. Не всю же жизнь ей висеть на шее у крестной! Надо начать когда-нибудь и самой зарабатывать на хлеб.

— А учиться? Когда же ты будешь учиться, Дося? — вырвалось у Аси, которая давно уже перешла на «ты» и с новой своей приятельницей, и с ее маленьким другом.

— Да я уже училась в гимназии в провинции, четыре года тому назад, перед приездом в Питер. А потом не пришлось как-то. Да и некогда было. Готовить уроки я не могу одна, а репетиторшу взять не на что. Крестненькой же некогда со мною возиться, она служит, ты же знаешь сама, Ася.

— Послушайте, Дося, а вы бы сами не прочь были продолжать учение? — обратился к девочке Зарин. — Или эта ваша будущая служба статистки в провинциальном театре улыбается вам больше?

— Мне улыбается больше? Мне? — горячо вырвалось у девочки. — Да я и теперь уже заранее ненавижу ее — всей душой, эту службу. И «Чтеца-декламатора», по которому меня учит крестненькая правильно читать стихи, и все, что относится к театру. Ведь я знаю, что я совсем бесталанная и никогда не сумею двух фраз связать на сцене. Ей-Богу! А только крестненькой этого нельзя говорить: она страшно сердится, когда я уверяю ее, что я — круглая бездарность. Да и потом, не столько для нее важно то, чтобы я служила и зарабатывала, а чтобы занять меня делом, чтобы я была у нее на глазах, а не «болталась» одна дома, потому что… Ну, словом, вы же сами знаете, какая я ужасная непоседа и что постоянно изобретаю что-нибудь такое… несоответственное! — призналась девочка, заставив рассмеяться обоих Зариных и даже тихо улыбнуться грустного Веню.

В тот же вечер, когда вернувшаяся из театра Ирина Иосифовна заняла свое место у постели Доси, приготовляясь дежурить положенное время около больной, Юрий Львович задержал отправлявшуюся, было, уже спать сестру.

— Подожди, Ася, мне надо переговорить с тобой, сестренка.

Девочка подняла на брата загоревшиеся глаза. Она обожала своего Юру, заменившего ей покойных родителей, и каждая беседа с ним являлась для Аси истинным наслаждением.

Несмотря на свою молодость, Юрий Львович представлял собою тип серьезного и сложившегося человека. Страстно любя музыку и чуть ли не с детства наметив себе карьеру музыканта, обладавший недюжинным талантом, Юрий Зарин ни на полшага не отклонялся в сторону от предпринятого им пути. Жизнь далеко не улыбалась юноше. Бедность, с ее неизбежными лишениями, не оставляла его порога, но юноша не унывал. Он боролся неустанно с судьбой и жизнью и неутомимо работал не покладая рук. И сестренку свою, любимицу Асю, он как будто заразил своей усидчивостью в труде. Вся в брата, серьезная, умная девочка отлично преуспевала и в пансионе, и дома с повседневными обязанностями, неутомимая в своих хлопотах по хозяйству и заботах о Юре.

Брата с сестрой связывала тесная дружба. Юрий во всем советовался со своей юной сестренкой. Ася ничего не скрывала от брата. Они жили душа в душу. И сейчас, когда он шутливо взял сестру под руку, как взрослую даму, и торжественным шагом провел ее в столовую, где девочке был отведен небольшой уголок за ширмой, Ася почувствовала, что он хочет сообщить ей что-то важное. Присев на подоконник и указав сестре занять место в кресле, Юрий стал говорить:

— Я вижу, что эта бедняжка Дося и ее горбатенький приятель пришлись по душе моей милой сестренке, и милая сестренка готова из кожи лезть, чтобы ее новым друзьям жилось хорошо и приятно. Или я ошибся, сестренка?

— Ну, конечно же, не ошибся, конечно, — рассмеялась Ася.

— Так. А теперь, ты, разумеется, ничего бы не имела против, если бы эта белокурая Дося получила возможность находиться подле тебя и дальше, например, зимой?

— То есть как же это? Ведь зимой я в пансионе, у бабуси, и только по воскресеньям прихожу домой? — недоумевала девочка. И после короткого раздумья она вдруг неожиданно просияла.