Разгневанная земля - Яхнина Евгения Иосифовна. Страница 73

Повсюду на скамьях, на столах, на полу лежали раненые. Около них хлопотали люди. Появились врачи, перевязочные материалы. Подоспевший военный врач с помощью легионеров снял с Франца плащ и окровавленный сюртук. Пуля застряла в груди. Врач перевязал рану.

— Положение серьёзное. Скорее в больницу.

— Может быть, отвезти его к нам? Мы живём здесь неподалёку. — Каталина умоляюще смотрела на врача.

— Мы отвезём его в больницу. Вы приходитесь ему родственницей, фрейлейн?

— Нет, мы друзья. Он живёт в одном доме с нами.

— К сожалению, фрейлейн, рана серьёзная. Без операции, и немедленной, не обойтись!

Взяв сюртук, шляпу и пистолет Франца, Каталина последовала за носилками, на которых лежал Франц, прикрытый плащом.

Когда носилки осторожно переложили на повозку, Каталина робко попросила санитара:

— Разрешите мне сопровождать раненого.

— Нет, фрейлейн, поверьте — в этом нет необходимости. Мы отвезём его в больницу на Баварской улице. Приходите завтра справиться о его состоянии. До свиданья, фрейлейн, не беспокойтесь. Всё, что надо, будет сделано.

Каталина склонилась над Францем. В лице ни кровинки. Глаза закрыты. Она едва преодолела искушение коснуться губами его высокого гладкого лба.

Повозка тронулась. Каталина инстинктивно протянула к отъезжающим окровавленные вещи Франца, но, спохватившись, что они ему сейчас не нужны, застыла на месте.

Проходивший мимо совсем ещё молодой солдат посмотрел на Каталину, перевёл взгляд на пистолет в её руках, улыбнулся во весь рот и крикнул:

— Что же это ты, красавица, сражаться собралась, а пистолет держишь, словно грудного ребёнка!

Каталина шарахнулась от солдата и метнула на него сердитый взгляд.

Между тем перестрелка прекратилась. Национальная гвардия предместий присоединилась к восставшим и вместе со студенческим легионом заставила гренадеров сдаться. Часть их батальонов и «чёрно-жёлтые» отряды национальной гвардии покинули город. Остальные солдаты, побросав оружие, братались с мирными гражданами. «Венгры воюют против Елашича, а не против императора. Венгры наши братья! Мы не будем в них стрелять!» — говорили они, проклиная своих командиров, которые успели скрыться. Раненых развезли по госпиталям и домам. На поле боя осталось лежать лишь тело убитого генерал-майора Гуго фон Бреди, первого, кто открыл огонь по восставшим.

Опьянённая победой толпа хлынула ко дворцу, чтобы просить императора предать суду барона Латура и разоружить войска Елашича. Легионеры и национальные гвардейцы шли впереди, а капитулировавшие гренадеры — посредине. За рядами гвардейцев солдаты везли трофеи дня: две пушки, шляпу и саблю генерала фон Бреди. В этот день венцы отбили ещё две пушки, но их сбросили в Дунай во время ожесточённой схватки.

С каждой минутой шествие становилось всё более внушительным. В него непрерывно вливались новые отряды рабочих, вооружённых ружьями, отобранными у гренадеров. Присоединились и крестьяне из окрестных деревень — у них в руках были лопаты, мотыги, серпы и косы.

Ещё не успели дойти до дворца, как стало известно, что император со своей свитой бежал в Ольмютц. Это переполнило чашу. Толпа ворвалась в здание военного министерства с криком:

— Смерть Латуру!

Предупреждённый своими помощниками, Латур спрятался в подвале, где хранились мешки с мукой.

Но ему не удалось укрыться.

— Ищите крысу там, где ей положено быть: в подвале! — издеваясь, крикнул какой-то подмастерье.

— Латур в подвале!

— Ищите в подвале!

Несколько человек бросились в подвал и извлекли оттуда выпачканного в муке министра.

Приговор возмущённой толпы был беспощаден:

— Смерть Латуру!

— Смерть!

— На фонарь!

Упиравшегося Латура подтащили к уличному фонарю. Кто-то выстрелил в него в упор. Под крики возбуждённой толпы труп Латура вздёрнули на фонарь.

— Поделом ему! Так будет и с другими! — кричали венские женщины.

Но Латур был тут же забыт. Кто-то крикнул:

— К арсеналу! За оружием!

И восставшие двинулись к арсеналу, охранявшемуся «чёрно-жёлтыми» гвардейцами. Осада арсенала продолжалась до утра, когда пришло известие, что капитулировал весь гарнизон города.

Кованые двери арсенала раскрылись, хранившееся там оружие разобрали повстанцы. Они захватили тридцать тысяч ружей и большие запасы патронов. Некоторым достались алебарды, бердыши и старинные крепостные самопалы. Хоть не все умели ими пользоваться, зато они придавали их владельцам грозный, воинственный вид. Кому не хватило ружья, тот засовывал за пояс нож, кинжал или пистолет и уже не чувствовал себя безоружным.

Покинувшие столицу «чёрно-жёлтые» войска отходили за черту города, к Бельведеру и замку Шварценберг, на соединение с войсками Елашича.

Вена полностью перешла в руки восставшего народа. Аристократы, крупные промышленники и вожди реакционных партий последовали за бежавшим из столицы императором, торопясь покинуть город. Через городские ворота непрерывным потоком потянулись богатые упряжки с беглецами и их ценным имуществом, пароходы отплывали из Вены переполненные пассажирами.

Каталина не стала дожидаться утра, а тут же пошла в больницу. Каждого выходившего оттуда санитара она расспрашивала, известно ли что-нибудь о Франце Калише. Но неизменно слышала один и тот же ответ: «Много их нынче привезли, принимали, не спрашивая, кто и откуда. Завтра разберутся, перепишут всех. А сегодня где там!»

Так прождала она до поздней ночи. Улицы уже затихли, когда она вернулась домой. Осторожно открыв дверь, она вошла в кухню. Ощупью отыскала стол, положила сюртук и шляпу Франца. Спрятала пистолет. Засветила керосиновую лампу, висевшую на стене. Налила в таз воды и стала замывать пятна крови на сюртуке. Во внутреннем кармане рука Каталины нащупала какой-то твёрдый предмет. Она осторожно вынула небольшой бумажник и медальон. Ей не часто приходилось видеть такие вещи: на золотой крышке были выгравированы две сплетённые в пожатии руки — мужская и женская. Каталина поворачивала медальон со всех сторон и случайно нажала пружинку затвора. Медальон раскрылся. Девушка вздрогнула от неожиданности. Под миниатюрным, портретом госпожи Калиш, у золотого ободочка лежала знакомая красная бусинка. Да, да, та самая бусинка…

Лицо Каталины зарделось: оттого ли, что она нечаянно вторглась в чужую тайну, или потому, что эта тайна была отчасти и её тайной? А может быть, лицо её горело оттого, что найденная бусинка сказала ей много, гораздо больше, чем сказали бы слова…

Правительственные войска были приведены в боевую готовность. Во главе их стоял фельдмаршал князь Виндишгрец. Любимой поговоркой князя было: «Бароны и прочие титулованные особы — люди; все, кто ниже их, — чернь!» И соответственно этому он чинил суд и расправу над жителями восставших городов.

После отступления гренадерских полков за черту города власть в столице перешла в руки венского Комитета безопасности. Комитет состоял из левых депутатов рейхсрата. Главой его был командующий национальной гвардией Мессенгаузер. Поэт, сын солдата и сам бывший солдат, он прослужил в австрийской армии шестнадцать лет. Но, несмотря на то что он прошёл военную школу, его подлинным призванием оставалась поэзия. Мессенгаузер искренне верил, что наиболее могущественное оружие в его руках — это поэзия, и что его поэмы окажут благотворное воздействие на человечество.

Этот честный и храбрый человек отнюдь не был революционером. Не сомневаясь в том, что Виндишгрец поддержал поход Елашича по собственному разумению, а не по воле двора, Мессенгаузер наивно верил, что император устранит и накажет виновных в нарушении конституции.

Наивность Мессенгаузера повлекла за собой роковую ошибку, стоившую Вене её свободы. Вместо того чтобы воспользоваться смятением в стане врага и преследовать отступавшие от столицы войска, Мессенгаузер принял решение: революционные войска должны ограничиться обороной Вены.

Глава седьмая

На подступах к Вене

Главнокомандующий венгерской армией генерал Мога был против преследования войск Елашича на австрийской земле. Мога заявил, что это влечёт за собой военный риск, так как столкновение с австрийскими регулярными войсками станет неизбежным. У Мога были и политические возражения, которые высказывали также и глава правительства граф Баттиани и стоявшая за ним «Партия мира» [58]. Все они считали, что переход границы будет воспринят как акт, направленный против Фердинанда, а ведь он не только австрийский император, но ещё и король Венгрии. При этом они надеялись, что император сам прикажет разоружить войска Елашича.