Каникулы юной ведьмы - Янышев Ренат. Страница 19

Мы тихонечко, не разговаривая, прошли мимо охранников, те, не подозревая, что к ним пришли великие грабители, вели оживленную беседу. Тут мы попали в царство одежды. Свитера, куртки, рубашки — все это было навалено кучами на прилавках, среди которых бродили одинокие покупатели, рассматривая вещи.

Наконец я заметила отдел верхней одежды для подростков. Там даже специально был плакат с девчонками чуть старше меня. Я сразу же рванула туда. Ой, какие курточки лежали и висели здесь. Я рылась, рылась, жалея, что нет возможности забрать с собой все. Наконец увидела то, что надо, — ярко-красный дутик на гагачьем пуху, с кучей лейбов, с капюшоном, с опушкой, ну просто обалденный. Он оказался как раз по мне. Я тут же его напялила и побежала к зеркалу.

Я еще не успела посмотреть на себя, как появились папа с крестным. Они вышагивали рядышком, держась за руки, и остановились посреди зала, растерянно озираясь. От одного взгляда на них я молча сползла по стенке на пол и затряслась в беззвучном смехе. Такое зрелище л видела впервые.

Крестный облачился в коричневую замшевую куртку с кучей заклепок, карманов и бахромой на рукавах и в такие же замшевые штаны, на голове его красовалась ковбойская шляпа с загнутыми полями, а на ногах — ковбойские сапожки из крокодиловой кожи на высоком каблуке и со шпорами. Он задорно выставил вперед бороду и стоял, покачиваясь на каблуках, засунув руки в карманы куртки. А рядом с ним стоял папа! В черном фраке, белоснежной рубашке и бабочке! На ножках — черные лакированные туфли, в руках он держал цилиндр и трость. Этакий малолетний красавчик-денди.

Отсмеявшись, я прокралась вокруг за прилавками и выросла перед ними. Ух, как они вздрогнули, когда я их ущипнула! Но, удивительно, ни один не вскрикнул.

Я попыталась их уговорить подобрать себе более нормальные одеяния, но оба уперлись насмерть. Единственное, что мне удалось, — это уговорить папу отложить трость. После этого я оставила франтов, чтобы завершить свою экипировку. Папа с дедом что-то пытались мне шипеть вдогонку, но я их не стала слушать. Выбирать одежду, учила мама, следует, руководствуясь лишь собственным вкусом.

Где-то через час-полтора я наконец оделась полностью. Подобрала себе белый свитер из ангорки, тот самый красный дутик, настоящие черные джинсы и ботинки на толстенной подошве со шнуровкой.

После долгих уговоров папа и крестный взяли себе еще по куртке. Подготовившись полностью к посещению холодных мест, мы пошли к выходу. Но лишь только мы поравнялись с входными дверями, как противно заголосила сирена. Мы выскочили из магазина, за нами, правда, никто не погнался, зато сзади поднялась суматоха.

Когда папа отдышался, то сказал нам:

— Связался я с вами на свою голову! Все нормально, все нормально. Ничего нормального! У меня такое ощущение, что твое волшебство, Ника, действует только на людей, но не на технику и приборы. И кроме того… сделай-ка нас видимыми.

Убедившись, что никакая погоня нам не грозит, я исполнила пожелание папы. Он тут же снял с себя утепленную курточку и стал ее внимательно осматривать:

— …Ну вот! На всех вещах они специальные бирки наклеили, которые поднимают сигнал тревоги на турникетах в дверях, если не были размагничены на кассе. Давайте-ка избавляться от улики.

Мы занялись этой работой, которая, впрочем, ни на сантиметр не придвинула нас к Одинокому утесу.

Покончив с ярлыками, я взглянула на папу с крестным и снова рассмеялась. Они тоже осмотрели друг друга и тут же скептически зачмокали губами.

— Ну, Петрович! Все бабки в окрестных деревнях будут твои, — съехидничал папа. — Ты теперь первый дед на деревне.

— Что б ты понимал! — обиделся вдруг дед Кузя. — Я, может, с юности мечтал о такой одежонке. Ты лучше на себя оборотись. Одно слово — пингвин. Птица неумная, а попросту сказать — глупая и никчемная.

Тут они опять стали препираться, а мне стало так грустно, что я не выдержала и совершенно неожиданно даже для себя самой вслух высказалась:

— Ну хоть кто-нибудь бы объявился и нормальным человеческим языком объяснил, где этот самый Туманный фьорд.

Однако никто объявляться не захотел, как я ни вертела головой в разные стороны. А потом вдруг кора ближайшего дерева зашевелилась и оттуда вылез не кто иной, как наш леший. Он тут же улегся, приняв свою любимую позу у корней, и сварливо забубнил:

— Ну, что уставилась? Я это, я. Что ты вообще за ведьма? Только через твою глупость я здесь. А так, очень нужна мне эта Норвегия! Хорошо хоть Кузнечик о тебе позаботился, позвал меня.

— Кто?

— Ну, Кузнечик, твой чертик, что лежит в твоем заплечном мешке.

— Как? — изумилась я. — Он ведь неживой.

— Это ты глупая, а не он — неживой. Как дед Кузя закончил чертика, так в Кузнечике проснулась жизненная энергия. Лет через пятьдесят он полностью оживет, если все время будет рядом с тобой.

Тут леший решительно поднялся:

— Ну, хватит мне с тобой, однако, лясы точить. Туманный фьорд знают все порядочные ведьмы. Если смотреть во-он на ту розовую макушку горы, — он махнул хвостом куда-то вбок, — то примерно в четырехстах верстах отсюда и будет Туманный фьорд. А коли боишься заблудиться, то лети вдоль берега, не ошибешься. Туманным он потому зовется, что там круглые сутки над водой туман держится. Все ясно? И вообще, воображением работать надо, воображением.

И с этими словами он полез обратно в сосну. А успокоившийся к тому времени крестный спросил меня:

— Ты че это сама с собой бубнить стала?

Однако я не стала объяснять, что это леший наведывался. Крестный еще что-то похмыкал, но приставать больше не стал.

И вообще пора отсюда смываться, а то некоторые прохожие, завидя нашу троицу, еле сдерживали ухмылку и ускоряли шаг, пробегая мимо.

Тогда я мысленно представила себе место, о котором только что говорил леший, и попробовала перенестись туда.

Глава XII Гномы туманного фьорда

Вот уж воистину дикий, необжитый край предстал передо мной. Черно-серые скалы громоздились в ужасной тесноте. И торчали их вершины, словно зубы доисторических чудовищ. А внизу, у подножия скал, проглядывая сквозь клочья клубящегося тумана, плескались свинцовые воды залива.

Я оказалась на небольшой площадке высоко в горах. Отсюда очень хорошо просматривался весь фьорд, оказавшийся настолько огромным, что противоположный край залива лишь временами проглядывал в дымке. Было очень зябко, и я порадовалась, что на мне теплая куртка. Однако где тут Одинокий утес? Ничего похожего я пока не углядела.

Ох, ну я точно дуреха! У меня же есть метла! Я тут же переместилась в Белозеро и, захватив метлу, вернулась в Осло.

Но папы и крестного на скамейке не оказалось. Ну просто беда! Достаточно на несколько минут оставить их без присмотра, и вот результат. Интересно, куда они могли запропаститься? Лешего как-то неудобно беспокоить, опять злиться будет. И тут я вспомнила о Кузнечике. Прислонив метлу к спинке скамьи, я достала из рюкзачка чертика, подарок деда Кузи, и стала внимательно рассматривать — живой он все-таки или неживой. Уже окончательно решившись на безумство — просить у деревяшки совета, я зачем — то взяла чертика в обе ладони и, поднеся ко рту, дунула на него так же, как и крестный в свое время:

— Ну-ка, быстро оживи!

И, чтоб мне провалиться, но у чертика заморгали веки, а потом он открыл глаза, улыбнулся (ну честное слово!) и воскликнул:

— Молодец, Ника! Я уж боялся, что ты никогда не догадаешься.

Он вдруг стал потягиваться и дрыгать руками и ногами, как человек со сна.

— Своим дыханием ты передала мне столько силы, что я ожил, ожил по-настоящему. Так что, видишь ли, получается, что мои мама и папа — вы с Кузей.

Кузнечик запрыгнул ко мне на колени и сел, закинув ногу за ногу. Потом резко вскинул голову, чтобы видеть меня:

— Сразу определим характер наших взаимоотношений. Я обязан тебе жизнью, за это спасибо. НО! — тут он поднял кверху палец. Я больше догадалась о его жесте, чем увидела, настолько чертик был миниатюрным. — Поскольку ты никаких магических формул не применила, то я тебе служить не обязан. Однако, делая скидку на то, что ты ведьма еще неопытная, я согласен не покидать тебя. Конечно, при условии, что ты будешь заботиться обо мне всячески и не ставить невыполнимых задач.