Партизанка или как достать начальство (СИ) - А. Ярослава. Страница 53

Умаялся бедненький. Так ему и надо. Физическая нагрузка стимулирует мозговое кровообращение. Глядишь, к утру поумнеет. Почему к утру? А раньше мы такими темпами не дотолкаем «Ниву» до села.

Василич оторвался от водительской двери, что скрючившись в три погибели подпирал плечом, с трудом распрямился и покачал головой.

— Ни за что! Я свою ласточку не оставлю.

Петерман скептически посмотрел на зоотехника. Не нужно уметь читать мысли. У него, несмотря на хваленую сдержанность, красочно отобразилось все то, что он думает о его ласточке.

— Да что с ней станется?!

Василич нервно дернулся. Видимо представил, что может произойти с его ласточкой без присмотра.

— Как что?! Колеса снимут! Карбюратор почти новый открутят! А сиденье?! — он распахнул водительскую дверь, — Сиденье-то я перетянул недавно. Только в прошлом году.

Петерман даже не нашелся сказать в ответ. Видимо дар речи отказал. Только и смог беспомощно посмотреть на меня. А я что? Я с Василичем была абсолютно солидарна. Тем более что такое положение вещей очень было кстати.

Зоотехник принял молчание, как знак согласия и, подойдя к багажнику, деловито его открыл, приговаривая:

— Вот видите, а вы говорите — оставить. Своего «Мерина» небось не оставили бы. Вот и я мою ласточку, — он любовно погладил корпус, — Не брошу. Буду до смерти ездить на ней. Все равно Михалыч другой машины не даст. Эта и так почти новая. Всего тринадцать лет отбегала.

Он порылся в багажнике и выудил трехлитровую банку самогона, видимо припрятанную на особый случай.

— Может, подзаправимся, — весело предложил он.

Усталость как рукой махнуло. Я чуть не запрыгала от радости. Василич — мой герой!

— Василич, где ж ты был раньше? Почему раньше не достал. Мы бы уже давно за бугор перевалили, — шутливо пожурила я и искоса посмотрела на немца.

Тот с округлившимися от ужаса глазами взирал на банку. Видимо до него не сразу дошло что это. Я противненько захихикала. В глубине души, конечно же. Наверняка он не пьет. Так мы научим! Так научим, что он завтра маму родную не узнает. Не то, что Виталия Ивановича.

Глава 12

Глава 12

Утро встретило меня диким сушняком. С трудом приоткрыла один глаз. О боже, кто забыл выключить свет? Тихонько заскулив, накрылась одеялом с головой и перевернулась на другой бок, всеми силами стараясь игнорировать сухость во рту.

— Эй, соня-я-я просыпайся-я-я, — пропел мужской голос совсем рядом.

Что? Мужской? Это где же я? Одним молниеносным движением скинула одеяло и резко села, что бы в следующее мгновение треснуться обо что-то твердое. Кто-то рядом тихо рыкнул:

— Черт! Ты опять решила сломать мне нос!

Одной рукой потерла ушибленный лоб, второй — убрала с лица волосы.

— Луганский! Чего так подкрадываешься?! — воскликнула я, узрев Васька, — И вообще! Чего это ты делаешь в моей постели?

Мужчина ощупал переносицу на предмет повреждений и усмехнулся:

— А ничего, что это ты сейчас валяешься в моей?

И тут-то я, наконец, огляделась по сторонам. Просторная светлая комната. Почему-то без занавесок. Из мебели только диван, на котором возлежала я.

— Ой, а чего это я тут делаю?! — пискнула и посильнее закуталась в одеяло.

Последнее что я вчера помнила, это как мы с Василичем и Петерманом душевно распив чуть больше полбанки самогона, вели задушевные беседы о жизни. Расположились мы прямо подле «Нивы», которую, кстати, так и не дотолкали. И все было просто замечательно, пока не зазвонил мой телефон. Оказывается, мы и не заметили, как доплелись до зоны покрытия сети. Пока мой окосевший взгляд пытался сфокусироваться на экране смартфона, немец, который в пьяном состоянии оказался очень добродушным малым, посмотрел мне через плечо.

— Васек? — удивился он, — Луганский что ли?

— Агу, — отозвалась я, продолжая тупо пялиться, на экран и не предпринимая ни каких действий.

Мужики же переглянулись и заржали как кони на ярмарке.

— Ну, ты Николавна его обласкала, — хрюкнул Василич.

— Пусть радуется, что не «козел», — буркнула я, так и не ответив на звонок.

Если честно разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.

— Чего не ответила? — хитро поинтересовался Ян, — Переживает, наверное.

— А ну его, — отмахнулась я и поглядела на звездное небо, — Сейчас прикатит и все испортит. А мы так хорошо сидим.

— Хорошо, — согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.

Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ, на мой взгляд, он выдал:

— Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой не могу. Бедный Михалыч, — Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.

— Это вы о чем? — не понял Ян.

— Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, — любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи, от своего бедра, положила ему на колено.

Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон Петерман в то мгновение показался мне суровым и серьезным. Ненавижу, когда он так смотрит. Словно мысли пытается прочитать. В самую душу забраться своими проклятущими глазами.

— Извини, — чуть слышно сказал он и повернулся к Василичу, что в тот момент начал разливать самогон по пластиковым стаканчикам.

Я на несколько секунд зависла. Даже обидно стало за это простое «извини». Но тут снова зазвонил телефон, на этот раз у Василича, и все мысли разом выскочили из головы, потому что это был Луганский и, судя по тому, как морщился от его ора Василич, пребывал он не в лучшем расположении духа.

Собственно на этом наше веселье и закончилось. Минут через десять, может пятнадцать прилетел пыхтящий от злости, как паровоз Луганский. С силой захлопнув дверь неизменной «Тайоты», он на мгновение замер от шока при виде открывшейся ему картины, но быстро взял себя в руки и почти «миролюбиво» поинтересовался:

— Кто-то в состоянии объяснить что произошло? Я все телефоны оборвал.

И смотрит самое главное на меня в упор, будто я во всем одна виновата. Краем глаза заметила, как Петерман прячет лукавую улыбку, но молчит. Вот гад. Мог бы и заступиться. В конце концов, он тут самый авторитетный. Ему Васек и слова бы не сказал. Поведение Яна показалось более чем странным. Опять наблюдает. Будто ожидает определенной реакции.

Не долго думая, я ловко поднялась на ноги и тут же ухватилась за машину, что бы не дай бог не потерять достоинства, растянувшись на асфальте, яки морская звездочка, и с самым невозмутимым видом поведала:

— Мы ехали-ехали и не доехали.

Васек завис, явно сдерживая смертоубийственный порыв. Взгляд его метался как теннисный мяч, подмечая мельчайшие детали, и в итоге остановился на ополовиненной банке. Я нервно сглотнула. Да уж, ополовинили мы ее знатно. Не зря перед глазами все кружиться.

— Ян! Ты, жив, здоров, а Виталий Иванович уже пол поселка на уши поднял, — с наигранной иронией обратился он к немцу, приближаясь, — Решил податься в сельские жители?

Петерман издал негромкий смешок:

— Почти. Я теперь понимаю, почему ты так цепляешься за эту деревню, — он поднялся, подошел к Ваську не сильно прямой, но довольно уверенной походкой и приветственно пожал ему руку, — Хорошо, что ты приехал. А то еще полчасика и мы бы заночевали прямо на обочине.

Все дальнейшее запомнилось очень смутно. Мужчины прицепили тросом Василичеву тачку на буксир к «Тайоте». Меня заботливо погрузили на заднее сиденье, где я тут же свернувшись калачиком, уснула, под эмоциональный рассказ зоотехника, о наших сегодняшних похождениях. Последнее о чем подумалось — лишь бы Василичь не проболтался об истинной причине нашего вояжа. А дальше черный провал.

— Вот блин, — пробормотала я, с ужасом понимая, что совершенно не помню как оказалась у Луганского дома.