В небе — гвардейский Гатчинский - Богданов Николай Григорьевич. Страница 53
Как стало известно позже, все члены экипажа, кроме Шестака и Рыжикова, успели покинуть горящую машину на парашютах и остались живы.
Григорий Доронцев, пробираясь сквозь пламя к выходной двери, сильно обгорел, на нем загорелся комбинезон. Снижаясь на парашюте, он тушил горящую одежду и, не приготовившись к приземлению, сильно ударился о землю. Когда поднялся и огляделся, то метрах в четырехстах увидел высокие мачты радиостанции, услышал треск мотоциклов, лай собак. Сбросив парашютные лямки и горящую верхнюю одежду, он бросился бежать. В предрассветной мгле увидел деревню. Войдя в нее, случайно обратил внимание на вывеску, прибитую к стене одного из домов. Там было написано по-немецки: «Управление комендатуры Харьковки». Огородами Григории пробрался к лесу, на заболоченную луговину, и спрятался в копне сена.
Через несколько часов от ожогов у него стянуло веки, и он перестал видеть. Словно огнем горели обожженные голова, лицо, руки. Вскоре пошел дождь, стало холодно, боли усилились, невозможно было даже пошевелиться… Так, в копне сена, обгоревший, голодный, в холоде, Доронцев пролежал трое суток. Когда на четвертые сутки опухоль век спала и он вновь смог видеть, то пошел, как ему казалось, к линии фронта. Шел лесом, ночами. На пятые сутки забрел в одиноко стоявшую баню, решил в ней отдохнуть. Баня была теплая, в ней сохли снопы сжатой ржи. Тепло и сильная усталость свалили Доронцева, и он крепко уснул. Рано утром в баню пришел ее хозяин и, увидев обгорелого, оборванного, с вздувшимся, покрытым коркой воспаленным лицом человека, испугался, выскочил из бани. Только после того, как Доронцев, вышедший вслед за ним, объяснил, что он советский летчик и ему нужна помощь, хозяин остановился, а затем осторожно, с опаской вернулся.
Первое, что попросил Григорий, — воды. Напоив его, хозяин — фамилия его была Ларченко — рассказал, что Двух сильно обгоревших летчиков со сбитого самолета гитлеровцы схватили и отправили в могилевский госпиталь, два были найдены мертвыми у самолета, а об остальных ему ничего не известно.
— Что же мне с тобой делать? — оказал, задумавшись, Ларченко.
— Да ничего, немного отдохну — пойду дальше.
— Идти тебе, мил человек, сейчас нельзя. Сразу поймают. Вот что. Укрою я тебя, немного подкормлю. Подкрепишься, отдохнешь, тогда и придумаем, чего делать дальше.
Спрятав Доронцева в бане за снопами, хозяин ушел. Вскоре пришла его жена Александра Филипповна, принесла Доронцеву молока, мяса и хлеба. Штурман протянул к пище обгоревшие руки.
— Сиди, милый, сиди… — увидев Доронцева, женщина заплакала. — Я тебя, родимый, сама покормлю.
Разрывая мясо на мелкие кусочки, она вкладывала его Григорию в рот, давала маленькие дольки хлеба, и он ел, запивая молоком. Так, спустя пять суток после прыжка с горящего самолета, Григорий поел в первый раз. Через несколько часов Александра Филипповна привела молоденькую девушку, Лиду Савицкую, она оказала Доронцеву медицинскую помощь. Три дня Лида и семья Ларченко ухаживали за штурманом, когда же вблизи появились каратели и стало опасно укрывать его в бане, Ларченко ранним утром увел его в ближайший лес, где, по его мнению, были партизаны. Там они расстались.
Трое суток скитался Григорий Доронцев в лесу и только на четвертые сутки в восьми километрах от линии фронта, около реки Проня, он встретил партизан из отряда Героя Советского Союза С. В. Гришина, которые небольшими группами выходили из блокированного Кажановского леса. Доронцева, уже совершенно обессилевшего от ожогов и голода и находившегося почти в бессознательном состоянии, подобрала эта группа.
Пробираясь к основным своим силам в район Минска, партизаны несли штурмана на плащ-палатке. По пути в деревне Брилях Могилевского района для его лечения взяли с собой девушку-фельдшера Веру Смолякову, которая в течение месяца лечила и выхаживала Доронцева. Когда он достаточно поправился, партизаны отправили его на Большую землю самолетом.
В Калужском военкомате, куда он прибыл, ему по болезни дали отпуск домой. Доехав до Фаянсовой, а оттуда до поселка Любохны Дятьковского района, где жили его родные, он в вечерних сумерках пришел к родительскому дому. Мать еле узнала его…
Затем в полк вернулся второй пилот из экипажа Шестака гвардии младший лейтенант Афанасий Красников. Его спасение и возвращение тоже были необычными.
Находясь у левого бортового пулемета, он не сразу понял, что самолет горит — пламя вначале охватило фюзеляж с правого борта. Бортрадист Яньков схватил Красникова за плечи: «Самолет горит!» — и с силой потянул его в общую кабину. Самолет начал беспорядочно падать, и их бросило прямо в огонь, а затем выбросило в открытую дверь. Красников приземлился благополучно. Парашюта Янькова нигде не было видно. Медлить было нельзя: сняв парашют и спрятав его в кустах, Красников зашагал на север. В деревне, что была на его пути, хозяйка одного из домов предупредила, что здесь стоит немецкий обоз и уходить нужно поскорее. на прощанье она дала ему кусок хлеба. Больше в деревни он не заходил.
У реки Реста, близ деревни Темнолесье, он встретил девочку, пасшую коров. Девочка по его просьбе привела свою мать, фамилия женщины была Шулейко. Ей Красников рассказал о себе и попросил помочь найти партизан. Женщина дала ему в провожатые мальчика, Васю Спаскова, и тот привел Красникова в лес, где находился муж женщины — И. М… Шулейко, скрывавшийся с местными крестьянами. В связи с быстрым продвижением Красной Армии на запад сельские жители, прихватив оружие, уходили в леса, чтобы немецкие оккупанты не угнали их в Германию. С этими людьми Афанасий Красников пробыл в лесу десять дней. Его страшно мучили ожоги лица и рук, несмотря на то, что сестра Шулейко, Валентина Марковна, лечила чем могла его воспаленные раны.
В это время гитлеровцы объявили по всем окрестным деревням, что те жители, которые не придут из лесов, будут считаться партизанами и их семьи будут жестоко караться за это. Началось прочесывание лесов. Опасаясь за свои семьи, крестьяне разошлись по домам. Красников с шестью бывшими военнопленными, бежавшими из гитлеровских лагерей, остался в лесу. Через некоторое время они соединились с небольшой группой партизан из отряда Гришина, пробивавшейся из блокады фашистских карателей.
В течение двух месяцев Валентина Марковна и другие жители деревни помогали этой группе продуктами и Лечили летчика. В марте 1944 года партизаны перешли в лес близ деревни Круглое. Здесь Красников заболел тифом и проболел целый месяц. Молодой и сильный организм выдержал и эту тяжелую болезнь. Когда каратели прочесывали лес, партизаны забирались на высокие ели, втаскивали туда больных и в густой хвое укрывались от преследователей.
И только в самом конце июня наступавшие войска Красной Армии освободили эти места от гитлеровских захватчиков. Афанасия Красникова направили в 185-й запасной полк, а оттуда в свою часть.
Сразу же после окончания войны в полк из плена вернулись борттехник Константин Иванович Климин и бортрадист Виктор Петрович Яньков. Сильно обгоревшие, они после приземления были в тяжелом состоянии и не смогли спрятаться в лесу.
Судьба остальных трех членов этого экипажа оставалась неизвестной очень долгое время. Прошли годы, я уже уволился в запас, когда неожиданно получил письмо, надписанное детской рукой. Обратный адрес: «Юные краеведы Горбовичской средней школы Чаусского района Могилевской области». В конверте оказалось короткое приглашение: «Уважаемый Николай Григорьевич! Дирекция Горбовичской средней школы, учительский коллектив, юные краеведы убедительно просят Вас прибыть 9 мая 1967 года в нашу школу для участия в организуемой нами встрече членов бывшего экипажа самолета Ли-2, сражавшегося за освобождение нашей местности от немецко-фашистских захватчиков. Директор школы П. Нестеров. Руководитель кружка юных краеведов П. Кузьменков».
О каком экипаже идет речь? Вспомнить не могу. Обращаюсь к своим записям, выпискам из архивных документов и сразу нахожу то, что мне нужно. Речь идет об экипаже гвардии капитана Николая Шестака. Заказываю билет на самолет и на следующий день улетаю в Могилев. Автобусом добираюсь до станции Реста, а там полтора километра пешком до Горбовичской средней школы.