Зеленые созвездия (СИ) - Белов Алекс Владимирович. Страница 26

Забудь про холод и возвращайся на исходную, — приказываю я себе и переворачиваюсь на спину. Смотрю в небо, но Большую Медведицу не нахожу. Я вообще не вижу звёзд.

Сажусь.

Нет, я где угодно, только не во дворе у бабушки. Я в потусторонней тьме. И страх холодит сердце. Повсюду, куда хватает глаз, расстилается чёрная земля и ни одной травинки, ни одного листочка, ни одного дерева, ни одного дома. Просто — голая чёрная земля, из которой чёрными мешками торчат непонятные глыбы. И небо тоже чёрное, под стать земле, а разделяет их лишь едва уловимый горизонт, сияющий серой полоской. Сквозь черноту слабенько пробивается холодная убывающая луна, свет которой и позволяет мне разглядеть окрестности. Только здесь сияние не приветливое серебристое, как дома, а холодное белое.

Со мной тоже произошли изменения. Я голый и не голый одновременно. Можно сказать, что у меня нет тела, но я чувствую ноги, которые царапают мелкие острые камни. Они впиваются и в кожу на ягодицах. Так отчётливо, будто на мне нет трусов, но и в то же время я ощущаю их ткань. Я могу поднять руку и потрогать кепку, только под пальцамиона не материальна, а как бы… мерцает лишь её сущность. Как сущность Деревьев, что прячется в их кронах, как сущность Моря, которая нависает над водной гладью. И даже два амулета на шее призрачные, как воздух, но и осязаемые. Амулет леса тускло светится зелёным, я различаю искорку сквозь свою тьму. Да-да, свою тьму, потому что я превращаюсь в размытую чёрную глыбу, наподобие тех, что окружают меня. Подношу руку к глазам, только это не рука, а тёмное щупальце. Не материальное, а терпкое, словно дым. И в то же время, сгибаю пальцы и вижу грязные полумесяцы ногтей, морщинки-пещерки на суставах-фалангах. Перекрещиваю руки, и одна проходит сквозь другую, но если захочу, могу сцепить их, превратив в аркан.

От подобных метаморфоз мозги закипают.

Закончив любоваться своим новым телом, я встаю на ноги и оглядываюсь. Интересно, на каком я уровне?

Позади меня высится небольшая чёрная глыба, которая приковывает моё внимание сероватой искоркой, теплящейся внутри тьмы. Я поднимаюсь на ноги. Легко, будто взлетаю. И двигаюсь к тёмному мешку. Сердце, которое здесь не тяжелее воздуха, бьётся всё чаще и чаще от волнения. Ибо я ощущаю.

Я чувствую.

Как в разговоре с деревьями.

У чёрной глыбы передо мной есть разум.

Я стою напротив, ничем не отличающийся от тёмного сгустка, будто запёкшаяся кровь.

Привет, — говорю я. Не вслух. Здесь нельзя говорить вслух. Да и как же сотворить подобное безо рта?

Но глыба мне не отвечает. Она то ли спит, то ли не хочет отвечать. Тогда я протягиваю руку и касаюсь её тьмы. И меня будто током ударяет. Это не глыба. Это человек. Девочка. Я отчётливо вижу амулет, который светится сквозь тьму, как и мой, только иного света. Серого, потому что глаза у девочки ясного серого цвета.

(…воздушный ребёнок…)

Девочка маленькая. Маленькая для взрослых, но почти моего возраста, а скорее даже Володькиного. Волосы чёрные, короткие, до конца шеи. Если на неё надеть джинсы и футболку, многие перепутают её с мальчиком. Я вижу её бледную кожу и в то же время — простенькое измученное белое платьице из хлопчатобумажной ткани.

Но это всё мелочи. Я вижу её лицо, ясный серый взгляд. И он мне знаком. Эта девочка являлась мне во снах, когда я умирал в волнах Чёрного моря.

Никогда в жизни я не испытывал большего удивления и столь тёплого чувства. Я протягиваю руку и касаюсь её щеки. Прикосновение кажется столь нежным, будто я касаюсь бархата, и растроганное сердце вздрагивает, и я хочу плакать. Впервые в жизни не от боли, грусти или страха, а от чего-то прекрасного.

Вот сидит она здесь, оплот человеческого тепла посреди чёрной холодной земли, и её реснички дрожат, когда я прикасаюсь к ней. Мне хочется остаться тут насовсем, уснуть рядом, слиться воедино и забыть о мире, из которого пришёл.

Но тут мои телячьи нежности прерывает грохот справа. Прямо из-под земли вылезает новая глыба тьмы. Она издаёт утробный рык, который раздаётся внутри моей головы. Эта тварь совсем не дружелюбная.

Я отступаю, и паника владеет моим сердцем. Никто не сказал мне, как выходить отсюда! Снова ложиться на спину и входить в состояние нирваны? Вряд ли чёрная тварь будет ждать и позволит мне уйти. От неё веет лишь желанием убить!

Я разворачиваюсь и бегу, но спотыкаюсь и падаю. Фантомные колени пронзает боль. Рычание позади становится невыносимым и разрывает голову. Как же так? Володька говорил, что твари на других уровнях не убьют нас, потому что тоже созданы Природой!

Справа от меня врезается чёрная стрела. Сквозь дым я вижу острый шип. Оно стреляет.

Оборачиваюсь и отползаю одновременно. Глыба позади превратилась в воронку и возвышается уже на добрых три метра. Теперь, сквозь тени, отчётливо прорезается насекомоподобная голова, клешни, усеянные шипами.

Мамочки! Природа! Помоги мне, — мысленно кричу я, но никто не отзывается, однако матрица тьмы на долю секунды рвётся, и я едва улавливаю очертания дома. Но чернота потустороннего уровня не отпускает.

Из клешни вырывается новый шип. Я не успеваю даже проследить за его движением, как он вонзается мне в ногу. Никакой крови на этом уровне, но боль ощутима, как если бы я был в физическом теле. Я кричу и тут же интуитивно сливаю обе ноги вместе, превращая их в одно щупальце. Напрягаю силы и выталкиваю шип.

Снова поднимаюсь. На моём уровне раненые конечности не позволили бы мне бежать, но здесь всё иначе. Тело взлетает с той же лёгкостью, как и раньше, я спиной удаляюсь от монстра, не выпуская тварь из виду.

Если ему надо, он легко достанет меня, потому что вырос уже метров на десять. И его рёв становится всё громче и громче. Я стараюсь вернуться назад, во двор. У меня вроде получается, ибо тьма этого уровня выталкивает, но в то же время держит и не хочет отпускать.

Переход если и осуществляется, то очень медленно. С такими темпами я вернусь обратно к следующему году. А тварь на горизонте, выросшая до размеров пятиэтажного дома, поднимает шипастые клешни. В прозрачной дымке его мыслей я вижу желание обстрелять меня очередью.

Мамочки, — раздаётся мой тонкий мысленный писк.

И я совершаю самый правильный поступок за всё своё короткое существование, который спас мою жизнь. Я хватаюсь за амулет леса, и в то же время оказываюсь во дворе нашего дома.

Я стою у края калитки в траве, судорожно сжимая амулет. Слёзы размазаны по лицу, тело дрожит, на мне всё та же одежда, точнее — её подобие.

— Слава богу, — стонаю и опускаю взгляд вниз.

Я весь в крови.

Меня никак нельзя назвать врачом и даже первую медицинскую помощь оказывать я не умею, но моих познаний хватает, чтобы найти в ванной перекись водорода и обработать раны. Колени содраны, но это всё фигня. Икра разворочена так, будто туда попал не шип, а реактивный снаряд. Разорванная кожа, открывающая вид на сухожилие, пугает до чёртиков. Я плачу, тихо скулю и поливаю рану перекисью водорода. Щиплет жутко, жидкость заливается внутрь и стекает кровавыми потоками на кафельный пол. Ногу саднит и сводит судорогой.

Как я уже говорил, врачом меня назвать нельзя, но даже с моими познаниями я понимаю, что одна перекись не спасёт меня. Подобную рану надо зашивать. Но это значит, стоит объяснить случившееся маме, будить её. А у меня в голове ни одного аргумента! Неудачно упал с кровати?

Если забинтовать ногу и отправиться спать? Может, утром пройдёт, но я боюсь умереть от потери крови, да и не уснёшь с такой адской болью.

Каштанчик, что это было? — плаксиво спрашиваю я, стараясь отвлечься.

Ты зашёл туда, куда не стоило было ходить, — отвечает Каштан и его голос сквозит тревогой. Тревога за меня. Я так люблю это Дерево!

Каштанчик, я умру от потери крови? — спрашиваю.