Зеленые созвездия (СИ) - Белов Алекс Владимирович. Страница 31

Я хлопаю себя по лбу.

— Кажется, разговор сегодня не задастся.

— Погоди-погоди, — тётя Света машет руками. — Вот именно это твоей маме узнавать сегодня не обязательно. Сегодня достаточно, чтобы она поняла, что ты не такой, как все. Информация должна приходить постепенно.

— Хоть это… — но не успеваю договорить, в гостиную уже вносят чашку с картофельным пюре.

Мама ставит её посреди стола, при этом улыбка вот-вот разорвёт губы. Я верю в искренность этой улыбки, гостей у деда не было давно.

— Ну что же вы суетитесь, — машет руками тётя Света. — Мы могли же просто попить чаю.

— Ничего-ничего, — машет руками в ответ мама. — Гостей мы давно не встречали.

— Давайте я хоть вам помогу, — находится тётя Света.

— Это замечательная идея, мам! — восклицает Володька. — А Никитос мне пока покажет свою комнату.

— Да-да! — соглашается моя мама. — Никита, ну-ка проведи Володе экскурсию.

И я провожу. Показываю комнату, хотя у Володьки был в его обители лишь раз, и то, когда тётя Света вносила его в комнату после неудачного путешествия по уровням. Моя комната Володьке почти неинтересна. На компьютер он даже и не смотрит, хотя тот является главной атрибутикой моей берлоги. А вот лестница на крышу привлекает его внимание. И вот мы уже чешем подошвы босых ног о черепицу, двигаясь к Каштану.

Как тебе живётся тут, брат? — спрашивает Володька, задрав голову, посматривая на крону Дерева.

В общем и целом не жалуюсь, — приветливо отвечает Каштан.

Никитка тут тебя не обижает? — Володька косится на меня, и я просто покатываюсь со смеху. Смеётся и Каштан.

Никита и мухи не обидит. Он хороший ученик, — говорит с любовью Каштан.

Мы ещё болтаем с Каштаном о пустяках. Кажется, здесь Володьке нравится больше, чем в моей комнате. А потом мама зовёт нас за стол.

— Наш Никита устраивает причуды, поэтому не ест некоторые блюда, — улыбается мама, накладывая себе пюре и цепляя куриное крылышко. Стол уже заставлен посудой настолько, что она вот-вот упадёт. Рядом с курицей Эйфелевой башней возвышается бутылка красного вина. Я не знаю, можно ли вино зелёным детям, но предполагаю, что нет. Очень даже нет, потому что его запах вызывает во мне тошноту не хуже чем готовящийся шашлык.

Бабушка с дедушкой остаются в кухне, в гостиной только мы четверо. А жаль. Дедушка бы пришёлся к нашей трапезе как нельзя кстати. Он бы служил связующим звеном между мамой и семьёй Морковкиных.

Передо мной стакан с апельсиновым соком и салат из помидоров и огурцов. Сок желтеет и у Володьки. Взрослые налили по бокалу вина. Мама продолжает верещать о том, что я не ем мясо и накладывает пюре Володьке. Братишка тревожно снуёт взглядом от тарелки ко мне. Он хочет отказаться, но не знает как.

Лишь тётя Света проявляет интерес к действиям мамы и слушает с любопытством, позволяя подкладывать сыну запрещённую еду. Впрочем, может, урожай картофеля, из которого сделано пюре, снят вовремя, и можно было бы поесть, но я не стал бы рисковать. Боль меня вряд ли пронзит, как в случае с кроликом, но лёгкое недомогание на весь день обеспечено.

Потом и тарелка тёти Светы наполняется картошкой, и дело доходит до курицы. Мама цепляет ножку и поворачивается к Володьке.

— Вова, ножку будешь?

Видимо, братишка впервые в такой нестандартной ситуации. Он бледнеет, бегает глазами от ножки к моей маме, открывает рот, и оттуда вырывается лишь лёгкое кряхтение.

— Давайте мне, — внезапно вставляет тётя Света. — Я люблю окорочка.

Моя мама тут же отвлекается от Володьки. В конце концов, последний сообщает, что сам возьмёт себе нужный кусок.

И вот мы вчетвером сидим за столом. Я напротив Володьки, наши мамы напротив друг друга. Моя уже приступила к пюре.

— Как давно вы живёте в наших краях? — спрашивает мама.

— Не так уж, — отвечает тётя Света. — Переехали недавно из шумного города. Муж у меня торгует недвижимостью, часто в командировках. Вот как и сейчас.

Я клюю помидоры, а Володька лишь пьёт сок и постоянно косится на курицу. Мне становится его жалко.

— А мой муж умер, — вздыхает мама.

В гостиную входит дедушка, поглядывает на застолье и начинает копаться в ящике инструментов.

— А чего это мы не все собрались, — улыбается тётя Света. — Анатолий, присоединяйтесь, а то как-то без вас пусто.

— Я попозже подойду, — без улыбки отвечает дед и продолжает копаться в ящике.

Я ловлю взгляд мамы. Та смотрит то на меня, то на Володьку.

— У вас что, амулеты одинаковые, не пойму? — хмурится она, отпивая вина.

Мой она видит потому, что я всегда ношу рубашку нараспашку, а Володька надел сегодня майку с огромным вырезом, почти до солнечного сплетения.

— Погодите. Никита. У тебя же такой был, как у Вовы. А у тебя сейчас другой совсем.

— Мы с ним обменялись, — говорю я.

— Эх, где наше детство, — смеётся мама и смотрит на тётю Свету. — Зачем же вы обменялись? Это знак вечной дружбы?

Глаза мамы блестят. Она ничего не знает о вечной дружбе. Но тут говорит тётя Света:

— Никита отдал Вове свой амулет потому, что это его знак. А Володя подарил Никите знак его стихии.

Теперь и дедушка подходит к нам, сжимая в руках гаечный ключ. Он внимательно смотрит на мою грудь, и мне страшно. Страшнее даже при кораблекрушении не было.

Хотя вру. Было.

— И что же этот знак означает? — улыбается мама, разглядывая мой амулет.

— Водную стихию, — отвечает тётя Света. — Вообще-то я сегодня пришла, чтобы с вами серьёзно поговорить, — вздыхает она.

— Да? О чём? — теперь моя мама смотрит на тётю Свету.

— А вы заметили, что Вова тоже не ест сейчас мясо?

Мама косится на Володьку и в её глазах внезапно появляется понимание…

…и тревога.

— И что это значит? — говорит она уже серьёзным тоном.

— То, что мой сын и ваш сын — зелёные дети. Всего лишь, — отвечает тётя Света, пожимая плечами.

Мама долго хмурится, глядя на неё.

Дедушка застыл с гаечным ключом у изголовья стола.

Все растеряны, кроме тёти Светы.

— Это что… вы в секте какой-то? — В голосе мамы появляются враждебные нотки. Всё пропало. Пора переходить к доказательствам.

— Нет, давайте я всё расскажу. Коротко в двух предложениях, чтобы как бы… описать ситуацию. — Тётя Света деловито сцепляет руки и откидывается на спинку кресла. — Зелёные дети — это обычные дети, только наделённые некоторыми способностями. Они могут говорить с природой. Ваш сын — и мой тоже — слышат, например, как разговаривают деревья. Никита был рождён зелёным ребёнком, но не у всех этот дар проявляется сразу. У Никиты он открылся из-за стресса во время кораблекрушения.

— То есть, вы прочли в новостях о нашем несчастье и решили на этом сыграть? — удивлённо вскидывает брови мама.

— Никита, — говорит тётя Света. — Настал твой выход. Объясни всё маме.

— Да, объясни мне. — Мама смотрит на меня колючим взглядом. — Как тебе удалось связаться с семейкой сектантов?

— Я… — мысли теряются, в висках стучит. Хочется вскочить и убежать в комнату, но я сжимаю кулаки и сижу. — Плыл на Круге в Море и услышал его голос.

— Голос Круга?

— Голос Моря, — недовольно уточняю я. Знаю же, что мама прекрасно всё поняла, просто притворяется. — Сначала оно не хотело меня спасать, а потом спасло, потому что поняло, что я — зелёный ребёнок. Когда акулы не стали меня есть.

— Ого, — наигранно удивляется мама. — А вы из этого целый триллер, оказывается, придумали.

— Никита не ест мясо потому, что он не может есть продукты, которые достаются людям с болью Природы, — говорит тётя Света. — Он и некоторую растительную пищу не может есть. И чай пить. Впрочем, думаю, вы уже поняли, что Никита ест в последние дни.

— Конечно, поняла, — кивает мама, но в голосе только раздражение. — Теперь я должна на вас дом переписать?

— У меня свой есть, — улыбается тётя Света. Кажется, она единственный в этом паноптикуме может сохранять здравый смысл и не терять основную нить.