Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август. Страница 23

Оба оруженосца прислушались. Голос доносился спереди, они же были уверены, что их товарищ далеко от них отстал. Оруженосцы удвоили шаги и, не заметив своего приятеля, быстро пробежали мимо. Саррон ещё больше обрадовался, так как окончательно убедился, что перчаточный палец сделал его невидимым. Он дразнил своих спутников, а те, сколько ни ломали себе голову, никак не могли понять, в чём дело. Оруженосцы подумали, что, наверное, их товарищ упал со скалы в пропасть, и его лёгкая тень витает вокруг, прощаясь с ними. От страха они покрылись холодным потом. Наконец, утомившись своей игрой, Саррон снял волшебный палец и снова стал видимым. Его товарищи стояли ошеломлённые, застыв словно безмолвные истуканы.

Саррон рассказал им о чудесных свойствах перчаточного пальца и, заодно, отругал обоих за их необдуманные поступки.

Придя в себя от изумления, Амарин и Андиол что было духу помчались обратно подбирать отвергнутые дары матери-колдуньи. Амарин испустил громкий крик радости, ещё издали увидев салфетку. Она развевалась на ветвях тернового куста, охранявшего доверенное ему добро, за обладание которым боролись, казалось, все четыре ветра, надёжнее, чем опечатанный судьёй несгораемый шкаф долю несовершеннолетнего наследника. Гораздо труднее оказалось найти в траве изгрызенный пфенниг. Однако корысть и алчность дали владельцу монеты глаза Аргуса [50] и словно ветка лозы указали место, где скрывалось сокровище. Высокий прыжок вверх и громкий крик радости известили о счастливой находке.

Утомлённые долгим переходом путники укрылись от палящих лучей солнца в тени стоявшего посреди поля дерева, ибо давно уже наступило время обеда и голодный червяк в их пустых кишках вытянулся на восемнадцать локтей в длину, возбуждая неприятное чувство под ложечкой. Несмотря на это, трое искателей приключений были веселы, а их сердца переполняли радужные надежды.

Оба парня, не испытавшие ещё своих чудесных подарков, делали всевозможные попытки обнаружить их скрытые свойства. Андиол собрал немногие имевшиеся у него монеты, приложил к ним медный пфенниг и стал считать вперёд, назад, правой и левой рукой, сверху вниз и снизу вверх, но так и не смог обнаружить волшебных свойств подарка.

Амарин расположился в сторонке, чинно повязал вокруг шеи салфетку и стал тихонько читать молитву. Потом открыл обе створки своих широких хлебных ворот, ожидая, что сейчас ему в рот влетят по меньшей мере жареные голуби. Но, видно, делал он что-то не то, ибо магическая салфетка бездействовала. Поэтому Амарин вернулся к товарищам, не оставляя надежды, что придёт время и секрет раскроется сам собой.

Жгучий голод обычно не благоприятствует хорошему настроению. Подойдя к Амарину, Саррон, шутки ради, вырвал у него из рук салфетку и, расстелив её на траве под деревом, воскликнул:

— Сюда, друзья! Стол накрыт, волшебная салфетка предлагает нам свои дары — хорошо запечёный окорок и белый хлеб в изобилии.

Едва он произнёс эти слова, как на салфетку посыпался с дерева дождь булок и одновременно появилась старинная пузатая миска из майолики, наполненная сочной ветчиной. Удивление и волчий аппетит странным контрастом отразились на лицах голодных товарищей, но вскоре голод победил, и друзья так энергично задвигали челюстями, что можно было подумать, будто рядом заработала ветряная мельница. Ни один не проронил ни слова, пока последний кусок мяса не был содран с костей.

Голод, обильно утолённый едой, вызвал своего близнеца — мучительную жажду, особенно после того как любитель вкусно поесть Саррон заметил, что ветчина была немного пересолена. Стремительный Андиол первым выразил своё неудовольствие этим, как он выразился, полуобедом.

— Что за обед без вина! — с горечью в голосе посетовал он.

Андиол долго ещё болтал о недостатках чудесной салфетки, пока наконец Амарин, найдя его критику оскорбительной и не желая подвергать свой подарок дальнейшим унижениям, не схватил салфетку вместе со всем, что на ней оставалось. Но в этот момент и миска и кости от ветчины — всё исчезло.

— Брат, — сказал Амарин привередливому приятелю, — если ты ещё когда-нибудь захочешь стать моим гостем, то довольствуйся тем, что тебе предлагает мой стол, а для своей жаждущей селезёнки ищи обильный источник сам. Что касается напитков, то это страница из другой книги. «Где стоит пекарня, — говорит пословица, — там нет места пивоварне».

— Хорошо сказано, — отозвался хитрец Саррон. — Посмотрим, что скажет другая страница.

Он опять вырвал из рук Амарина салфетку, перевернул её на другую сторону и, расстелив на лужайке, попросил услужливого духа подать им самого лучшего вина. И вмиг перед ними появился кувшин из майолики, по всему видно, из того же старинного сервиза, наполненный великолепной мальвазией.

Теперь, когда счастливые оруженосцы наслаждались сладким нектаром, они, пожалуй, не променяли бы это место и на трон императора Карла. Вино вдруг унесло все их заботы. Оно искрилось и играло в медных шлемах, заменявших им бокалы. Даже придира Андиол отдал справедливую дань талантам чудесной салфетки, и если бы её хозяин только пожелал, он тотчас же обменял на неё свой изъеденный пфенниг, который, хотя и не открыл пока что свои достоинства, всё же не стал ему от этого менее дорог. Каждую минуту нащупывал он в кармане монету, проверяя, на месте ли она. Потом вытащил её и попробовал рассмотреть на ней чеканку, но тщетно. Тогда он перевернул монетку и стал разглядывать обратную её сторону. Не разглядев и здесь ни изображения, ни надписи, Андиол собрался было сунуть монетку обратно в карман, как вдруг обнаружил под ней другую такую же монету, но только не медную, а золотую. Он несколько раз незаметно перевернул волшебную монету и окончательно убедился, что раскрыл её секрет.

С буйной радостью, которую вот также, наверное, ощутил старый сиракузский мудрец, [51] когда, опустив в ванну с водой кусок золота и открыв знаменитый закон, в восторженном безумии, не замечая собственной бесстыдной наготы, громко оповестил все переулки своим «Эврика!», поднялся Андиол-меченосец с земли и неуклюже, как козёл, прыгая вокруг дерева, закричал во всё горло:

— Друзья! Я нашёл, нашёл! — и поделился с приятелями своим секретом алхимика.

В порыве первой радости и душевного подъёма, он предложил сейчас же отыскать добродетельную мать-колдунью, так великодушно наградившую их, и со словами благодарности пасть к её ногам. Не долго думая, приятели собрали свои пожитки и бодро отправились назад, откуда пришли. Но то ли глаза обманывали их, то ли винные пары направляли их ноги не туда куда нужно, или, быть может, старуха сама бсследно исчезла, только пещеру они так и не нашли.

Друзья исходили эти места в Пиринеях вдоль и поперёк и, когда наконец загадочные горы остались позади, они вдруг заметили, что заблудились и находятся на военной дороге, ведущей в королевство Леон.

Посоветовавшись, оруженосцы решили не торопясь идти дальше, куда глаза глядят. Счастливая троица была уверена, что обладает лучшими из предметов, которые, если и не составляют полного счастья на земле, то, по крайней мере, могут служить достижению любых желаний: старый кожаный палец, несмотря на свою невзрачность, обладал всеми свойствами знаменитого кольца Гига; [52] стёртый пфенниг был так же хорош, как кошелёк Фортуната; [53] а салфетка, кроме уже известных даров, могла, между прочим, ещё и благословить её обладателя знаменитой фляжкой святого Ремигия. [54]

Чтобы в случае нужды обмениваться волшебными дарами, приятели заключили союз, дав слово никогда не разлучаться друг с другом и сообща пользоваться предоставленными благами. В то же время каждый из них превозносил свою вещь как лучшую из лучших, пока мудрый Саррон не доказал, что его кожаный палец обладает всеми достоинствами остальных подарков.

вернуться

[50]. Аргус (греч. миф.) — стоглазый великан.

вернуться

[51]. Архимед, др. греч учёный.

вернуться

[52]. По греческой легенде — волшебное кольцо, делавшее его обладателя невидимым. Пастух Гиг нашёл это кольцо в пещере и с его помощью завладел престолом Лидии.

вернуться

[53]. Кошелёк с неисчерпаемой казной, принадлежал Фортунату, герою одноименной немецкой народной сказки ХVI в.

вернуться

[54]. По преданию — сосуд с неиссякаемой миррой (ароматической древесной смолой), посланной небом Ремигию (437–533 гг), архиепископу Реймскому, при крещении короля Хлодвига.