Свободный и раб - Андерсен Лайф Эспер. Страница 20

— Он в хижине. — Угль встал. — Посиди тут, я сейчас.

Минуту спустя он вернулся. В руке у него был какой-то продолговатый предмет, в темноте Арн не мог разглядеть, какой.

— Вот, пожалуйста, — сказал Угль, протягивая его Арну.

Арн взял. Это был нож в деревянных ножнах, удобный, красивой формы и невероятно острый.

Арн обомлел.

— Но это же… это нож! — выговорил он, опомнившись.

— Ну да, — смущенно улыбнулся Угль. — Пригодится, когда будешь воевать с угрями. И потом, тебе теперь будет чем защищаться, если я захочу тебя убить. — Лицо Угля расплылось в широкой улыбке.

Арн в ответ тоже улыбнулся. Он пересел ближе к костру, чтобы получше рассмотреть подарок. Ножны, блестящие и гладкие до того, что на ощупь казались мягкими, состояли из двух половинок, выдолбленных изнутри и стянутых узенькими полосками высушенной кожи угря. Лезвие у ножа было острое, красивой поковки, а ясеневая ручка — старательно выскоблена, прочно насажена и дополнительно укреплена с помощью смолы и той же угриной кожи. Такому ножу мог позавидовать любой мужчина. На его изготовление пошло, должно быть, немало времени.

— Какой он… замечательный! Но когда же ты его сделал? — удивленно спросил Арн.

— Когда ты уходил на охоту, — сказал Угль. — А когда ты был дома, я прятал его в хижине. Помнишь, как ты в самый первый раз принес рыбу? Я в тот день завозился с ним — еле-еле успел его спрятать до того, как ты подошел. И чуть ли не первое, о чем ты заговорил, — это что тебе очень нужен нож.

— Но почему ты даришь его мне?

— Потому что… — Угль смутился. — Потому что это первый нож, который я сам сделал. И еще потому, что он, по-моему, хороший.

Больше Угль ничего не сказал. Что тут объяснять.

Но Арн понял. Вернее, в голове у него мало-помалу начало кое-что проясняться. Он сидел и думал о том, что поступок Угля достоин хевдинга. Но когда в его сознании возникло слово «хевдинг», ему стало стыдно, потому что, раз он подумал о хевдинге, значит, он в то же время как бы подумал и о рабе.

Все, что он пережил за минувшее лето, беспорядочно замелькало в его памяти, и отдельные мгновения, словно вдруг остановившись, живо вставали у него перед глазами. Он вдруг отчетливо увидел себя самого, каким он был в первое утро после набега, а затем себя сегодняшнего и не без удовольствия отметил перемену, которая произошла в нем за это время. Ему не надо было долго думать, чтобы понять, кому он обязан этой переменой.

— Спасибо, — сказал он тихо. И чуть погодя добавил: — И за все остальное тоже.

Последнего Угль предпочел не расслышать. Слишком трудно было бы на это ответить.

— Не за что, — сказал он. — Надеюсь, он хорошо тебе послужит.

Потом они сидели и смотрели на фьорд. И, быть может, впервые чувствовали, что молчание их объединяет.

А несколько дней спустя они стояли бок о бок на вершине одного из прибрежных холмов и смотрели вдаль, на узкий пролив, где показались три полосатых паруса. Ветер дул слабый, но попутный, и викингам незачем было грести. Медленно приближались корабли к родным берегам. Головы драконов, украшавшие их нос, сейчас были убраны, чтобы не дразнить духов, которые охраняют здешние земли, и показать, что корабли пришли с миром.

Арн и Угль стояли плечо к плечу. Хоть они никогда и не говорили об этом, но это была минута, которой они все лето ждали. Четырнадцати-пятнадцатилетние мальчишки не должны оставаться совсем одни. Только удача помогла им выжить. Удача и стойкость.

— Вот отец и возвращается домой, — тихо сказал Арн. — Теперь справедливость будет восстановлена, и ты станешь свободным человеком. По-настоящему свободным. Но хевдингом ты, наверно, так никогда и не станешь. — Последнюю фразу Арн произнес немного виноватым тоном.

— Хевдингом. — Угль криво усмехнулся, растягивая это слово и будто пробуя его на вкус. — Я и не рвусь стать хевдингом. Хевдингом человек становится потому, что у него отец хевдинг, или потому, что он богаче других или имеет больше власти, а значит, может применять насилие. А я стану кузнецом. Кузнецом может стать только тот, кто умеет работать головой и руками.

Двое друзей обменялись коротким взглядом. И снова стали смотреть на корабли, которые, разрезая воды фьорда, медленно приближались к берегу.