Плотское познание - Бойл Т. Корагессан. Страница 6

— Вы с Рольфом, значит? — Мой тон был убийственно саркастичен.

— Да ничего между нами нет, если тебя это волнует, дело только в животных.

— Таких, как мы?

Она медленно покачала головой.

— Нет, не таких. Мы чума этой планеты, разве ты не знаешь?

Вдруг я рассвирепел. Закипел просто. Я тут шарахаюсь ночь напролет по кустам, ведь в индюшачьем дерьме, и я же, выходит, чума этой планеты. Я встал.

— Нет, не знаю.

Она бросила на меня взгляд, который означал, что это не имеет ровно никакого значения, что она уже, считай, уехала, что в ее планы, по крайней мере на ближайшее время, я не вхожу и спорить тут нечего.

— Ну ладно, — она понизила голос, когда Рольф, хлопнув дверью, вошел с дровами. — Увидимся в Лос-Анджелесе через месяц, хорошо? — На ее лице появилась извиняющаяся улыбка. — Будешь мои цветы поливать?

Час спустя я опять был в дороге. Я помог Рольфу сложить дрова у камина, позволил Алине тронуть мои губы прощальным поцелуем, потом стоял на крыльце, а Рольф тем временем запердом, усадил Альфа в свой пикап и покатил с Алиной по ухабистой грунтовой дороге. Я смотрел на них, пока свет задних фар не растворился в плывущем сером тумане, потом завел машину и затрясся по рытвинам вслед. Через месяц; я почувствовал внутри пустоту. Представил себе, как они с Рольфом едят йогурт и пшеничные хлопья, ночуют в мотелях, сражаются с гризли и защищают леса от вырубки. Пустота лопнула, выкинула из меня сердцевину, и мне почудилось, что я ощипан, выпотрошен и подан на стол.

Через Кальпурнию-спрингс я проехал без осложнений — ни тебе дорожных постов, ни мигалок, ни угрюмых полицейских, обыскивающих багажники и задние сиденья в поисках тридцатилетнего экотеррориста ростом выше среднего со следами индюшачьих лап на спине, — но уже свернув на шоссе к Лос-Анджелесу, я настоящий шок испытал. Вот он, мой кошмар: кругом красные огни, мигалки, и вдоль обочины выстроились полицейские машины. Я был на грани паники — еще немного, и перевалил бы через осевую, пусть догоняют, — но тут увидел впереди сложившийся, как перочинный нож, грузовик. Я сбавил скорость до сорока, потом до тридцати миль, потом встал в пробке. Что-то было рассыпано по дороге, белое что-то и плохо различимое в тумане. Поначалу я думал, с грузовика попадало — то ли рулоны туалетной бумаги, то ли стиральный порошок. Ан нет — ни то, ни другое. Шины стали проскальзывать, мигалки слепили глаза, я двигался с черепашьей скоростью и наконец увидел, что дорога покрыта перьями, индюшачьими перьями. Сугробы целые. Как метелью намело. И не только перьями, плоть там тоже была, жирная и склизкая, красная мякоть, вдавленная в полотно дороги, брызжущая, как жидкая грязь, из-под колес машины, сплющенная широкими шинами тяжелого грузовика. Индейки. Сплошь индейки.

Мы ползли вперед. Я включил дворники, нажал кнопку «промывка стекол», и на секунду кровь пополам с водой заслонила мне вид, как ширмой, и пустота внутри стала разверзаться, пока мне не почудилось, что меня наизнанку выворачивает. Задние загудели. Из тумана выплыл полицейский и просигналил мне желтым неживым глазом фонарика — проезжай давай. Я подумал об Алине, и подступила тошнота. Вот к чему, значит, свелось все, что между нами было, — прокисшие надежды, грязное месиво на дороге. Мне хотелось выйти из машины и застрелиться, сдаться полиции, закрыть глаза и проснуться в тюрьме одетым во власяницу, в смирительную рубашку — во что угодно. Долго меня не отпускало. Я ехал. Ничего не менялось. И вдруг за грязным стеклом и серой толщей тумана — чудесное видение, золотые огни среди пустыни. Я увидел надпись БЕНЗИН/ЕДА/ГОСТИНИЦА, и рука сама легла на сигнал поворота.

Мне секунды хватило, чтобы представить себе все заведение: стандартная черепичная крыша, фальшиво-приветливые огни, густой запах жареной плоти, биг-мак, три куска темного мяса, мексиканское жаркое, чизбургер. Мотор кашлянул. Мигнули фары. Я уже не думал ни об Алине, ни о Рольфе, ни о гризли, ни об обреченных блеющих стадах, ни о массе слепых кроликов и больных раком мышей — думал только о зиянии внутри и о том, как его заполнить.

— Мясо, — сказал я вслух, словно успокаивал себя, пробудившись от дурного сна, — просто мясо.