Рассказы о Чапаеве. Матрос Железняк (сборник) - Кононов Александр Терентьевич. Страница 7

Ленточки на бескозырке трепетали на ветру, будто хотели оторваться и улететь, холодный воздух забирался под бушлат, но Анатолий не замечал этого. Он смотрел на проносящиеся мимо деревья, будки, телеграфные столбы, но думал совсем о другом. Впереди Москва — город, где он впервые понял, что за счастье надо бороться, и не в одиночку, а сообща.

Москва… там живет мама, сестра… Потом мысли снова вернулись в Петроград. Штурм Зимнего дворца, товарищи-кронштадтцы, Балтика.

Кто-то вышел в тамбур. Вспыхнула спичка, на секунду осветив спокойное, усталое, немолодое лицо. Попыхивая своей неизменной трубочкой, начальник эшелонов, идущих на помощь Москве, член Военно-Революционного комитета К. С. Еремеев подошел к Железнякову и тоже молча стал смотреть в окно.

— Думаешь? — наконец спросил он.

Железняков кивнул.

— Я вот тоже все думаю, — продолжал Еремеев, — все уснуть не могу. Власть мы взяли. Это главное. Но этого мало — надо удержать ее. Ты думаешь, будет легко? Думаешь, нас, большевиков, оставят в покое?

— Справимся.

— Справимся, — кивнул Еремеев. — Но будет трудно. Очень. — И вдруг неожиданно спросил: — Ты давно в революции?

Анатолий ответил не сразу.

— Даже не знаю, как сказать, — усмехнулся он. — Бунтовать начал с детства. За это выгнали из Военно-фельдшерского училища. Стал работать — чуть не избил за жестокость хозяина фабрики. Уволили. Плавал кочегаром на Черном море — хотел утопить самодура-капитана… Пришлось бежать. Но это все глупости, мальчишество, — перебил он сам себя. — Впервые, в 1915 в Москве, на Бутырском снарядном заводе, по-настоящему понял, что в одиночку ничего не сделаешь. Стал помогать большевикам — на фронт листовки в снарядных ящиках посылали. Потом — Балтика. Там охранка напала на след — выдал провокатор. Бежал. Снова Черное море. Жил под чужим именем. Но и там не удержался. Попал в тюрьму, и если бы не революция… После февральской революции вернулся на Балтику…

Еремеев молча слушал, изредка кивая, и непонятно было — думал ли он о судьбе своего собеседника, который, вернувшись на Балтику, стал одним из руководителей революционных моряков, или еще о чем-нибудь.

Анатолий умолк. Некоторое время было лишь слышно, как стучат колеса, свистит за окном ветер, да посапывает трубка Еремеева.

— Все правильно в твоей судьбе, Анатолий, — неожиданно сказал Еремеев. Железняков понял, что тот слушает его очень внимательно.

— Все правильно, — повторил Еремеев. — В революцию приходят не сразу, часто через мучения, сомнения, ошибки. Но уж придя, поверив, мало кто сворачивает на другой путь… — но не успел закончить фразы: лязгнув буферами, поезд почти сразу остановился.

Кто-то, спрашивая начальника эшелонов, пробежал вдоль перрона. Еремеев и Железняков соскочили на землю. К ним подбежало несколько человек. Один из них, видимо начальник станции, протянул Еремееву телеграфную ленту, другой поднял большой железнодорожный фонарь. Еремеев быстро пробежал ленту глазами.

— Впереди идет неизвестный бронепоезд, вырвавшийся на Николаевскую дорогу с Полоцкой ветки, — Еремеев в упор посмотрел на Железнякова. — Это белогвардейский бронепоезд. Надо догнать!

Бронепоезд

Началась погоня. Эшелоны шли с предельной скоростью, но догнать бронепоезд не могли. Легко прорывал бронепоезд и заслоны, которые на станциях устраивали железнодорожники.

Железняков пришел в купе к Еремееву и сказал:

— Разрешите попробовать догнать бронепоезд мне.

— Как же ты его догонишь?

— На паровозе, без вагонов. Прицепим только одну платформу.

Еремеев молча раскуривал трубку.

— У них пушки да броня, — наконец сказал он, — а у нас только винтовки да гранаты.

— И еще — революционный долг, — быстро ответил Анатолий.

Еремеев пристально посмотрел на него и коротко кивнул:

— Действуй!

Паровоз с прицепленной платформой, на которой разместились несколько десятков матросов, мчался вслед за бронепоездом. Теперь расстояние быстро сокращалось. Дымок от идущего впереди бронепоезда уже можно было разглядеть без бинокля.

И вдруг бронепоезд исчез.

— Не иначе, как на Куженкино свернул, — заметил машинист, обращаясь не то к Железнякову, находящемуся тут же, в будке паровоза, не то к самому себе. — Ветка здесь идет на Куженкино, — пояснил он.

— Так надо и нам за ним, — заволновался Анатолий.

Машинист с сомнением покачал головой.

— А ну как засада? В лоб нас артиллерией встретят?

— Что же делать? Не упускать же его!

— Ты меня не агитируй за советскую власть! — вдруг разозлился машинист, — я хоть и беспартийный, а мне советская власть, может, дороже, чем тебе. Вот! Я и сам знаю, что беляков упускать нельзя!

— Что же ты предлагаешь?

— А вот что, — уже спокойнее ответил машинист, — тут есть еще одна ветка. У станции Куженкино обе ветки сходятся. Если поднажать, можно успеть раньше беляков.

Железняков улыбнулся и крепко пожал руку машинисту.

План белогвардейцев был прост. Увидев, что им не уйти от погони и не желая вступать в бой с противником, численность которого они не знали, белогвардейцы пустились на хитрость. Они решили, свернув на боковую ветку, пропустить эшелоны и неожиданно ударить им в тыл.

Медленно, не торопясь, подходил бронепоезд к станции. Еще немного и… вдруг лязгнули буфера, и бронепоезд замер: впереди виднелся завал.

И в тот же миг из-за насыпи поднялись два человека. Лучи заходящего солнца блеснули на светлых пуговицах бушлатов. Два моряка — Железняков и Берг — подошли к бронепоезду. Они хорошо были видны сквозь смотровые щели амбразуры.

— Матросы! — пронеслось по бронепоезду. — Откуда они взялись?

Анатолий рукояткой маузера постучал по стальной обшивке одного из вагонов.

— Сдавайтесь! — крикнул он. — Вы окружены!

— Нас пять тысяч! — добавил Берг.

Бронепоезд ответил молчанием.

— Даем на размышление десять минут! — снова крикнул Анатолий, и, повернувшись к насыпи, добавил: «Пулеметы и гранаты — к бою!»

Лежащие за насыпью матросы переглянулись: гранат у них было очень мало, а пулеметов — ни одного.

Прошла минута, две, три… пять. Что происходило внутри бронепоезда? Сдастся ли он или придется вести неравный бой? Прошло еще три минуты. Но вот на землю упала узкая полоска света, дверь одного из вагонов приотворилась, затем широко распахнулась, и из вагона с поднятыми руками один за другим вышли солдаты и офицеры. Тотчас же открылись двери остальных вагонов…

Пленных окружила небольшая группа матросов.

— Это весь ваш отряд? — растерянно спросил один из офицеров.

— Каждый за сто — как раз пять тысяч будет! — ответил Железняков.

Через несколько часов бронепоезд вновь вышел на магистральную линию. Над головным вагоном в лучах холодного осеннего солнца ярко горел красный стяг.

Чугуев

Накинув бушлат, Анатолий вышел из вагона. Разгоряченные боем матросы, многие в одних тельняшках, прыгали на замерзшую землю и, жадно закуривая, вглядывались в едва различимые вдали домики города Чугуева.

Москве помощь матросов не понадобилась — в городе власть была уже в руках трудящихся. Но в других городах белогвардейцы поднимали головы.

Железнякова — теперь помощника командира захваченного им бронепоезда — направили из Москвы в Донбасс. Однако уже под Белгородом бронепоезд столкнулся с белогвардейскими частями, продвигавшимися на Дон. Там, на Дону, в городе Новочеркасске, генерал Каледин начал собирать войска, чтоб разгромить революцию.

Несколько дней бронепоезд почти не выходил из боев, уничтожив основную массу белогвардейцев, продвигавшихся на Дон.

Но теперь дело было гораздо сложнее. Там, под Белгородом, противник был в эшелонах, а здесь, в Чугуеве — небольшом городке, стоявшем на пути бронепоезда, — он хорошо подготовился к обороне. В Чугуеве находились юнкерские части, заседала городская дума. «Что делать? — размышлял Железняков. — Идти назад или в обход — глупо, штурмовать — мало сил…»