Клятва воина (с илл.) - Джейкс Брайан. Страница 2

И аббат направился к выходу из кухни с подносом, нагруженным двумя мисками, теплым ореховым хлебом и кружками с горячим мать-и-мачеховым чаем.

Снаружи все еще валил снег. В темноте настоятель свернул за угол. Под ногами, обутыми в прочные сандалии, поскрипывал снег. Отец Монотон усмехнулся, вспомнив, как в далеком детстве он со сверстниками выбегал на свежий снежок, чтобы отпечатать на белой поверхности свои следы.

На парапете восточной стены закутанный в плащ Командор выдр грел лапы у переносной жаровни. Он заметил фигуру настоятеля в луче света, льющегося из окна. Сдув с усов снежинки, Командор крикнул:

— Эй, стой, кто идет, свой, чужой или съестной?

Тут же раздался и отклик:

— Друг и завтрак! Разрешите подняться?

— Сюда, сюда, на помощь голодающим! — подбодрил Командор настоятеля и заспешил ему навстречу. — Осторожно, ступеньки скользкие!

Выдра принял у ежа поднос, и оба принялись уписывать кашу, стоя на крепостной стене, запорошенной снегом, и глядя в сторону леса, над которым уже светлел восточный горизонт.

— Дедуля Солнышко тоже встает. Что бы мы без него делали? — Командор ткнул ложкой в восточном направлении. — Хм, чую в каше что-то еще, кроме жгучего корня. Странный привкус, не могу понять…

— Брат Грисом так и думал, что ты не поймешь. Пусть, говорит, поломает голову. Вообще-то это орешек мускатный.

— Неплохо, неплохо, — одобрил Командор, энергично загребая кашу ложкой. — Молодец старина Грис!

Солнце, завешенное бородою огромного облака, быстро поднималось над лишенным листвы зимним лесом.

— Чудеса матушки природы, — вздохнул Командор. — Любуйся да удивляйся!

— Наш Рэдволл тоже живет и меняется с каждым сезоном, — кивнул аббат в сторону аббатства, прикрывая кашу от падающего снега. — Глянь, как свет играет на стенах.

Они помолчали, любуясь древним аббатством. Песчаник стен, поначалу пыльно-красный, с сезонами выцвел и приобрел нежный розоватый оттенок. Проемы и арки играли светом и тенью, окна вспыхивали в лучах восходящего солнца, подсвечивая укутанные снегом подоконники. К югу от главного здания, за фруктовыми деревьями и кустарниками сада, покоился под ледяным покровом пруд. Мощные стены окружают аббатство, защищая покой обитателей.

— Да, друг, чудо великое, — улыбнулся Командор, положив лапу на плечи приятеля. — А ты у нас великий отец настоятель, владыка этого чуда.

Отец Монотон поставил миску на поднос, и оба неспешно зашагали по проходу стены, направляясь на юг и к главным воротам.

— Знаешь, мне бы все же лучше хранителем погребов оставаться, — вздохнул старик еж.

— Да ты и так из них не вылезаешь, — утешил Командор. — А лучше тебя все равно настоятеля не найти.

Тут с тропы раздался жалобный крик:

— Корочку хлебца для замерзших зверюшек!

Иголки отца настоятеля, казалось, засветились от радости.

— Братец Джем, я его голосок всегда узнаю!

По тропе с юга семенили к аббатству два старичка, еж и крот, закутанные в плащи с надвинутыми на глаза капюшонами. За ними, как будто сама собою, волоклась ветхая тележка.

Крот задрал голову, глядя на стоящих на стене, и вежливо коснулся лапой кончика носа:

— Хурр, добрые сэры, прощеньица просим за беспокойство, впустите старичков, пока они не превратились в снеговичков.

Командор наклонился к пришельцам:

— Чтоб мне хвостом подавиться, да это же Джем Туда-Сюда и Уолт Улепетун! Где вы бродили? О вас никак восемь сезонов ни слуху ни духу. Мы уж и не надеялись…

Еж Джем Туда-Сюда помахал лапой в варежке:

— Доброй зимы вам, кузен Монотон и Командор! Потом расскажем, где нас носило, за добрым жбаном да в тепле очага. Впускайте нас поскорее, пока лапы шевелятся!

Командор и настоятель спустились со стены и заколотили в дверь сторожки привратника. Из-за двери высунулся брат Гордил, все еще в спальной рубахе и ночном колпаке. Он зевнул и поскреб в затылке.

— Брр, снег! Что за шум? Чего вам не спится, еще толком не рассвело…

— Встречай гостей, приятель, — объяснил причину суматохи Командор, уже отпирая ворота. — Давай пошевеливайся, помогай!

Хрустел снег под лапами, заскрипели тяжелые дубовые створки, впуская путников. Гости втащили телегу и помогли запереть ворота.

Тут распахнулась дверь главного входа аббатства, на снег с воплями восторга высыпала рэдволльская малышня. Некоторые видели это белое чудо впервые в жизни.

Аббат охнул, всплеснул лапами и закричал:

— Немедленно вернитесь! Марш обратно!

Его никто не слышал. Полетели снежки, малыши кувыркались в снегу, загребали его лапами и пробовали на вкус. В дверях показались старшие рэдволльцы с варежками, муфтами, шарфами и накидками.

— Ну-ка оденьтесь как следует!

— А кто завтра будет носом хлюпать?

— Не смей снег жевать, проказник!

Аббат пробрался к порогу, поднялся на ступеньку, повернулся к толпе беснующейся малышни и закричал:

— Немедленно прекра…

Случайный — или метко запущенный? — снежок угодил Монотону в раскрытый рот. За этим снежком последовало множество других, которые, правда, рассыпались, ударившись о широкую спину Командора, спасшего аббата и впихнувшего его внутрь. Малышня внезапно прекратила швырять снежки и помчалась к пруду, очевидно намереваясь проверить прочность льда.

— Сходи на пруд, приятель, — обратился Командор к одной из своих выдр. — Проследи, чтобы эти бандиты не провалились в воду.

Возмущенный Гордил стряхивал снег с ночной рубахи.

— Хулиганы! Ну и молодежь нынче пошла!

— Забыл свое детство, приятель? — усмехнулся аббат. — Мы, скажешь, лучше себя вели?

— Пусть пошалят детишки, — снисходительно проворчал Джем, отряхивая иголки. — Лучше отведите нас на кухню. Нельзя допустить, чтобы кузен самого аббата скончался от истощения.

— Хурр, собственные лапы поджарю на завтрак, — присоединился к нему Уолт Улепетун.

Брат Грисом перехватил поварешку и сердечно пожал лапы вновь прибывшим:

— Добро пожаловать, усталые странники. Кухня в вашем распоряжении. Мы наполним ваши желудки и согреем сердца.

Уолт пихнул Джема локтем:

— Хурр, такую речь и слушать приятно. Душа у меня уже отогрелась.

Грисом усадил гостей на стопку сухих мешков. У них перехватило дыхание, когда повар открыл большую духовку.

— Пирожки с грибами, луком и морковкой, под соусом и сырной корочкой; хлеб свежий пшеничный… Мерли, разогрей быстренько овощной суп. Хорошая у меня помощница, расторопная.

Молодая кротиха-коротышка в кружевном передничке и белом картузе присела в реверансе:

— Хурр, сию минуту!

Командор подивился аппетиту путников.

— Великие Сезоны, нам повезло, что вас только двое! Сколько же на вас голодух напало?

Джем жевал уже второй пирожок.

— Ох, друг, наших голодух не пересчитаешь. Восемь сезонов только о рэдволльской кухне и мечтали.

Уолт оторвал краюху от хлебного каравая и обмакнул ее в луковый соус.

— Хурр-ням, о расчудесном рэдволльском обжорстве.

На этом беседа прервалась. Уолт и Джем посвятили все внимание еде. Ясное дело, сначала желудок, а потом уж новости: что происходит в иных краях, какое небо над ними, чем земля дышит, каких зверей на себе носит… Аббат тем временем распорядился разжечь очаг в Пещерном зале и придвинуть к нему удобные кресла.

Немало времени провели гости в кухонном царстве Грисома. Даже малышня отбесилась на пруду и вспомнила о завтраке. Сдавшись в плен молодой белке сестре Армиле, ведавшей больницей и аптекой аббатства, они тянулись за нею нестройной цепочкой под конвоем еще двух взрослых: Кротоначальника Браффи и сестры Скривы, плотной, бодрой мыши, занимавшей пост летописца аббатства. Скрива и Браффи пытались придать хоть какую-то видимость порядка буйной сутолоке ребячьей стайки.

— Лапы, лапы вытирайте как следует! Не толпитесь!