Тимка-новосёл - Волков Василий. Страница 3

— До свидания. Теперь ты в доме один мужчина. Смотри, чтобы порядок был… Приедешь на целину, в школу пойдёшь. Чуешь? В школу! Готовься…

С вокзала возвращались пешком. Мама шла медленно. Бабушка вздыхала и вытирала глаза платком. Тимке тоже было невесело.

Дома, вспомнив наказ отца, Тимка забрался на стул и решил, что порядок прежде всего следует навести на папином столе: с него надо убрать книги, газеты, банки, в которых отец хранил зёрна.

Ухватив кипу газет, Тимка задел локтем чернильницу и опрокинул её. Чернила широкими ручейками потекли по стеклу.

Мать застала Тимку, когда он газетой стирал со стола чернила.

— Тимочка, ну как же ты чернильницу-то опрокинул? — спросила она и укоризненно покачала головой.

— Я совсем, совсем не хотел проливать чернила! — оправдывался Тимка. — Папа сказал, чтобы я за порядком следил…

Тимке хотелось сказать маме, что он теперь старший в доме и с ним нельзя так разговаривать, как прежде, но, взглянув в мамины глаза, он увидел в них знакомый огонёк неодобрения и виновато забормотал:

— Я больше не буду! Я совсем сотру чернила…

— Ладно, прекрати! — требует мама. — Иди мой руки!

По пути в ванную Тимка задержался на кухне. Бабушка сидела у стола и по зёрнышку перебирала крупу.

— Ты ее считаешь, да? — заинтересовался Тимка.

— Для чего мне её считать-то? Иди умойся да будешь переселяться.

Переселение произошло быстро. Бабушка перекатила Тимкину кровать в мамину комнату. Разъединяться с бабушкой не хотелось, и Тимка попытался протестовать. Мама потребовала, чтобы он прекратил капризы.

— Папа говорил, я теперь остался в доме один мужчина, значит, я старший! — выкрикнул Тимка.

Мама и бабушка переглянулись и рассмеялись.

Ну и пусть смеются! Пристроившись на ящике, в котором хранятся любимые кубики, молоток, пила, конструктор, старые батарейки от карманного фонаря и множество других нужных вещей, Тимка задумался над тем, почему мама не хочет признавать его старшим. Кто же тогда в доме старший? Мама как-то говорила, что старший в доме папа, но сама она часто не соглашалась с ним, и он уступал ей. Выходит, что старшая мама, но она слушается бабушку, особенно когда договариваются о том, какую кашу варить. Было бы хорошо, если бы старшей в доме была бабушка: она обо всех заботится. Отец тоже хороший. Правда, когда кто-то перемешал две кучки зерна в одну, он долго ворчал на маму и бабушку за то, что те хозяйничают на его рабочем столе. По вечерам отец рассматривал зёрна в круглое стекло, взвешивал на малюсеньких весах, а потом пробовал зёрна на зуб и что-то записывал в толстую тетрадь. Было интересно смотреть на отца, как он, сдвинув широкие чёрные брови, подолгу сидел неподвижно, потом, пошевелив зачем-то пальцами, снова принимался писать в тетради. Круглое стекло, щипчики и малюсенькие весы отец увёз с собой на целину, значит, и там он будет рассматривать зёрна и взвешивать их. Где-то сейчас едет папа? Тимка вздыхает.

Через неприкрытую дверь видна мама. Она сидит за столом, склонясь над тетрадями. Ох уж эти тетради! Мама каждый день приносит их много-много и, едва пообедав, садится за чтение. Зачем она берёт домой тетради? Так хочется вечером подольше погулять с мамой в сквере, а она торопится домой, к своим тетрадям. Плохо ещё, что каждый раз, начиная читать и подчёркивать в тетрадях, она просит не отвлекать её от работы и со всеми вопросами обращаться к бабушке. Бабушка на многие вопросы не может ответить: вчера она не сказала, кто главнее в трамвае — вожатый или кондуктор.

В комнату вошла бабушка. Увидев Тимку сидящим на ящике, она спросила:

— Ты, Тимоша, чем тут занимаешься?

— Бабушка! Тебя и меня тоже с музыкой будут провожать на целину?

— Кому это мы нужны, чтобы провожать нас с музыкой?

— Мы ведь тоже на целину поедем?

— Мы с тобой, Тимоша, пятая спица в колеснице, — улыбнулась бабушка. — Мы и без музыки хороши.

Пятая спица в колеснице? Это уже совсем непонятно. Почему пятая? Какая же спица папа? Надо бы спросить маму, но она занята и лучше ей не мешать, а проверить, на месте ли ученический набор.

Набор купила бабушка в подарок ко дню рождения. Тимке больше всего нравится коробка с цветными карандашами и тетрадь для рисования. Так хотелось этой осенью пойти в школу, но мама говорит, что не вышли еще года и нужно ждать следующей осени. Придётся ждать, а пока можно будет играть в школу дома.

— Тимка! — окликнула мама. — Стели постель! Уже десять часов. Да не вози по полу одеяло.

…Первое утро без отца прошло гладко. На Тимкин вопрос, когда папа пришлет письмо, мама вздохнула и сказала:

— Не скоро, Тимочка… Ты у нас теперь один мужчина. Слушайся бабушку…

И снова непонятно — один мужчина в доме, а нужно слушаться бабушку? Надо обо всём расспросить Юльку. Она живёт в соседней квартире, умеет разговаривать со взрослыми, вероятно, знает, должен ли единственный мужчина в доме слушаться бабушку. Но разговор с Юлькой ничего не объяснил. Девочка хитровато улыбнулась и ответила:

— Ну и чудной же ты, Тимка! Дети никогда не бывают в доме старшими.

Глава третья. Собирались недолго

Кончилась зима. Снег таял и шумливыми ручейками бежал по канаве. Бабушка говорит, что весной снег убегает в моря-океаны. Тимке жалко снега, ведь так хорошо по нему скользить на лыжах; можно с разбегу ухнуться в сугроб и не ушибиться. Правда, снег тоже бывает вредным, особенно когда его поешь: он застревает в горле, и от этого становится больно голове и очень жарко. Боль в голове и жар во всём теле мама называет ангиной. Она сердится на то, что Тимка не послушался её и наглотался снега. Юлька тоже ела снег, но ангиной не заболела.

— Мама, почему Юлька не заболела ангиной? — спрашивает Тимка.

— Юлия — закалённая девочка, а ты у меня хлюпик. Понимаешь? Хлюпик!

Опять новое и непонятное слово — «хлюпик»!

— Если бы не болел, — говорит мама, — давно бы уехал к отцу. Не вздумай наглотаться ещё чего-нибудь.

Поехать очень хочется. Отец не станет ругать за какой-то маленький комочек снега, он и сам ел снег и даже хвалился, что может глотать его сколько угодно и не заболеет. Здорово! Другое дело — мама: она никогда не ела снега, она даже не сосала сосулек. Вон они повисли с крыши сарая и, словно стеклянные, поблёскивают на солнце. Вкус их хорошо знаком Тимке — они твёрдые, как сахар, но не очень сладкие.

Тимка сидит на кровати и смотрит в окно. С улицы слышны знакомые голоса. Громче всех кричит Юлька. Она, наверное, опять гоняется за голубями.

Юлькиного занятия — гоняться за голубями — Тимка не одобрял. Незадолго до болезни он даже поссорился с ней. Девочка подобрала на заднем дворе кем-то выброшенную клетку и задумала посадить в неё голубя. Доверчивее всех оказался тёмный голубь с белым хвостом: он смело подошёл к девочке, рассчитывая, что та хочет покормить его, и совсем не ожидал, что окажется в руках. Уговорить Юльку отпустить голубя Тимке не удалось. Птицу пришлось отнять силой. Девочка разревелась и нажаловалась своей маме. Та не разобралась, кто поймал голубя, и назвала Тимку безжалостным мальчишкой. Тимка обиделся и не стал объяснять, что птицу поймал не он, а Юлька, и безжалостной нужно было назвать её.

После истории с голубем Тимка решил не играть с Юлькой. Потом он заболел ангиной и к нему никого из ребят не пускали. Но сегодня мама сказала, что Юлька может прийти.

Девочку привела бабушка. Юлька, увидев Тимку на кровати, сморщила веснушчатый нос и нараспев сказала:

— Ох и худой же ты, Тимка! У тебя, наверно, совсем не осталось силы?

Тимка и сам знал, что он похудел; это он видел по рукам: они стали тоньше и белые-пребелые. Но чтобы у него не осталось силы?! Как бы не так! Силы у него много, и если Юлька хочет, он может показать ей свою силу.