Балтийская легенда - Котельников Борис Борисович. Страница 8

— А кого собираетесь убивать? — Бульдожий подбородок уставился на Отто.

— В ходе восстания будет видно…

— Почему бы не губернатора, скажем? И не дожидаясь восстания… А?

— Но такой акт может помешать выступлению, — начал было Сырмус.

Его перебил Чернов:

— Убийство царского сатрапа никогда не помешает нашему делу.

— Вот-вот! — запыхтел Валентин Кузьмич. — Такой акт может послужить сигналом к восстанию. — И без всякого перехода: — А что слышно в морском учебном отряде? На крейсере «Память Азова»?

— Я среди матросов не работаю. Точно сказать ничего не могу. Знаю, что на крейсере есть наши люди.

— М-да… — обдумывая что-то, протянул Валентин Кузьмич. — А как перевезете оружие?

Отто не успел ответить, его опередил Сырмус:

— Думаем через залив переправить. Сочувствующих финских рыбаков нетрудно найти.

— Морем, пожалуй, наиболее разумный путь, — одобрил Валентин Кузьмич. — На том берегу поосторожней будьте. Не ровен час на пограничную стражу или казачий разъезд напоретесь. Высаживайтесь в городе, рекомендую.

— Возможно, так и сделаем, — ответил Отто. — С лодочником посоветуемся.

— Было бы чего выгружать, — сглаживая напряжение, пошутил Сырмус. — Как я понял, динамитом, нам поможете?

Эсеры переглянулись. Вопрос требовал конкретного ответа.

— Туго у нас с динамитом, — заговорил Чернов. — И свои планы имеются…

— Да, мы готовим ряд серьезнейших террористических актов в столице, — важно бросил Валентин Кузьмич. — Динамит нам самим крайне нужен. Но помочь поможем. Как, Виктор Михайлович?

— Смотрите, вы глава, — ответил Чернов. — Лично я не против.

— Ну, значит, решено. — На одутловатом лице Валентина Кузьмича появилось подобие улыбки.

Он встал. Поднялись и остальные.

— Можете своим сообщить, — заговорил он опять, — завтра динамит получите. Не обещаю много, но кое-что выкроим. Возможно, часть будет в виде студня, так сказать, полуфабрикат. Но раз у вас имеется специалист, это не помеха. К тому же студень безопасней перевозить.

Отто опять ощутил на себе тяжелый взгляд.

— Мы рады, что и единомышленники Ульянова признают бомбу.

— Как боевое оружие в ходе восстания… — начал было Отто.

— Да, конечно, конечно. Я сам устал от террора, но партийная дисциплина обязывает. Я только солдат… А где сейчас Владимир Ильич? Надеюсь, он здоров и еще в Гельсингфорсе? Или уехал в столицу?

В памяти Отто возник опять человек, который тогда в Петербурге, вылезая из экипажа, вот так же сутулился, как Валентин Кузьмич. Отто неопределенно пожал плечами.

Взгляд эсера перескочил на Сырмуса, и тот проговорил первое, что пришло в голову:

— Владимир Ильич, кажется, из Гельсингфорса уехал. Но точно разве мы можем знать, в особенности Отто…

— Да, да, понимаю, — закуривая от догоревшей папиросы новую, протянул Валентин Кузьмич. — Откуда вам знать. Конспирация — дело тонкое. Руководителей нужно беречь…

— И очень! — вставил Чернов.

— Желаю счастливого пути.

Отто почувствовал в своей руке потную ладонь Валентина Кузьмича.

— А губернатора-то пристукните. Он того стоит…

Их взоры встретились.

Кто же он?

Сырмус и Отто шли молча, занятые своими мыслями. Первым заговорил Сырмус:

— Кажется, товар будет…

Отто промолчал.

— Что, сомневаешься?

— Нет, я о другом…

— О чем же?

— Чертовщина какая-то. Даже соображение потерял.

— А мы сейчас найдем твое соображение, — все еще нe понимая душевного состояния товарища, пошутил Сырмус. — Я знаю неподалеку подходящее местечко. Там всегда чудесные сосиски и бесподобное пиво. Хозяин — мюнхенский немец. Прямо а-ля Бавария.

— Согласен. Признаться, я здорово проголодался.

Пивная помещалась в полуподвале на одной из улочек, сбегающих к эспланаде — широкой магистрали с бульваром посредине. Подвальчик встретил Сырмуса и Отто клубами табачного дыма, оживленным говором и глухим постукиванием высоких оловянных кружек. На ступеньках они остановились, высматривая место. У дальней стены оказался незанятый столик.

— Здесь, кажется, мы можем спокойно поговорить, — сказал Сырмус, когда им подали ужин. — Мне сдается, что этот мрачный толстяк чем-то озадачил тебя. Да, типчик скользкий…

— И так озадачил, что у меня язык не поворачивается.

Сырмус вопросительно взглянул на товарища. Тот резко нагнулся к столу и выпалил:

— Он служит в охранном отделении!

— Кто?!

— Да этот толстый тип…

— Валентин Кузьмич? — Сырмус задохнулся от волнения. — Говори же толком!

— Так вот, в Петербурге я остановился в меблированных комнатах неподалеку от Цепного моста. Вечером, когда мне нужно было ехать сюда, за мной зашел товарищ Андрей, и мы направились на Финляндский вокзал. Я безмерно восхищался Питером. Солнце садилось за Невой. Меня очаровал силуэт города, романтичная Фонтанка. Мое настроение, видимо, передалось Андрею. Не мешая мне восхищаться, он рассказывал любопытные истории, указывал примечательные места, шутил, смеялся. Когда мы вышли к Пантелеймоновской, Андрей сказал:

— Вот за этим зданием департамент полиции. Парадный подъезд с Фонтанки, а мы сейчас будем проходить мимо задних ворот. Трепещи!

В это время нас обогнал закрытый экипаж. Из него проворно вышли двое и скрылись в воротах. Эта сцена продолжалась не более минуты. Мой взгляд невольно задержался на грузном человеке, вторым спрыгнувшем на тротуар. Поразил его профиль — вернее, подбородок. Он как-то необычно выдавался, и не запомнить его было невозможно. Андрей проговорил:

— Нам повезло. Мы удостоились лицезреть самого Рачковского.

Я удивленно посмотрел на Андрея. Он понял это по-своему и, засмеявшись, сказал:

— Не знаешь, кто такой Рачковский? Наш главный опекун: начальник политического сыска. Это ему принадлежит патент на изобретение Парижского отделения русской охранки, что недреманным оком следит в Европе за нашим братом. Он первое время и возглавлял зарубежный филиал. Ясно теперь, какого гуся мы повстречали?

— Скорее не гуся, а борова, — заметил я.

— Это почему же?

— Да больно дороден…

Теперь Андрей вопросительно взглянул на меня.

— Какой же он боров? Худощав и шея тонкая.

— Признаться, я думал, ты говоришь о втором…

— Ах, вот в чем дело! Мы о разных господах говорим. Рачковский — тот, что вышел первым. Я сразу узнал его. Он приковал все мое внимание. Спутника же не успел рассмотреть.

— Тоже, наверное, большой чин…

— Не исключено, — согласился Андрей. — А может быть, из тех, кого с парадного входа не принимают.

Отто отпил пива и закончил:

— В ту же ночь мы выехали в Финляндию. Что было дальше, тебе известно.

Сырмус молча сопоставлял только что услышанное с тем, что видел на явке с эсерами. Если Валентин Кузьмич и спутник Рачковского — одно и то же лицо, то открытие Отто чудовищно. Но, может быть, что только двойник? И снова подозрение: зачем Валентину Кузьмичу интересоваться местопребыванием Ленина? Это к делу никак не относилось. Просто любопытство? Оно недопустимо. Но может ли быть, чтобы один из главарей партии эсеров, бесспорно крупный террорист, являлся и агентом охранки?! Плеве, великий князь Сергей, Дуба-сов… Да мало ли на счету эсеровских бомбистов ближайших дарю лиц! Уж кого-кого, а их-то провокатор обязан уберечь. Иначе к чему он в полиции? Отто видел неизвестного господина мимоходом. Опытный подпольщик, Андрей не успел на него обратить внимание. Значит, ом не сумеет подтвердить справедливость догадки Отто, если даже ему показать Валентина Кузьмича.

— То, что ты рассказал, чрезвычайно важно, — наконец проговорил Сырмус. — Ты, надеюсь, понимаешь…

— Если бы не понимал, то не мучился бы гак. Внутренне уверен в своей правоте, а доказательств — кот наплакал!

— Как бы там ни было, мы обязаны доложить нашим.