А и Б сидели на трубе - Алмазов Борис Александрович. Страница 26
Тимоша протиснулся в середину.
В центре стоял Валька Кудинов и давал объяснения.
— Это — научное достижение! Ещё никто в мире не мог вырастить лягушонка в пузырьке! Может, я этого научного лягушонка в Москву повезу! Мне премию дадут и по телевизору покажут! А, резчик-позолотчик! — увидел он Тимошку. — Иди смотри! Это тебе не чурочки строгать!
Он протянул Тимоше плоский пузырёк из-под одеколона. Там, распластавшись в мутной тесноте, сидел маленький серый лягушонок с тоненькими прозрачными лапками.
— Потляси! — сказал беззубый Христя Беглый. — Он длыгаться будет!
— Ух ты! — удивился Тимоша. — Как же ты его туда засадил?
— В том-то и штука! — Васька Калмыков говорит. — Горлышко-то узенькое, только спичку можно просунуть, а лягва здоровая…
— Ха! — отвечает Валька. — В большую-то бутылку любой дурак может лягушонка посадить. А тут научное достижение. Я в пузырёк маленького головастика затолкал, а уж он там сам вырос.
— Видал! — ахнул Христя.
— Я, конечно, воду менял, подкармливал его…
— Вот у человека терпение! — говорит Васька. — Это ж надо: и воду менять, и подкармливать.
— Ещё бы! — отвечает Валька. — Тут без терпения и браться нечего. У меня, может, десять головастиков в пузырьках сидели, да все передохли, а вот этот выжил. Значит, эксперимент получился.
Все мальчишки после таких научных слов даже замолчали.
— Вот я вам показать вынес, а то, думаю, и этот сдохнет, вы так ничего и не увидите!
— Ловко! — сказал Тимоша и пошёл обратно к деду на завалинку.
— Там Валька научного лягушонка показывает, в пузырьке вырастил! — И он рассказал деду про Валькин опыт.
— Сидит, значит, — вздохнул дед и примолк.
Он не удивился, не похвалил Вальку за терпение. А пруток в его больших пальцах вдруг хрупнул и сломался.
Тимоша посмотрел на дедовы ноги и подумал о лягушонке, бледном и прозрачном и совсем на лягушонка не похожем. Лягушонкины товарищи в пруду скачут, а этот сидит и пошевелиться не может, ни поплавать, ни попрыгать…
Нож у Тимоши из рук выпал, а он и не заметил. Он представил, что это они с дедом сидят вот так, распластавшись, в душной горячей прозрачной банке. Чьи-то огромные глаза приближаются, и рассматривают их, и встряхивают, и они больно ударяются о стенки пузырька и от боли двигаются.
У Тимоши даже дыхание перехватило. «Что делать? — думал он. — Кинуться на Вальку и отнять пузырёк? Не получится. Валька сильнее. Да и неизвестно, за кого хуторские мальчишки горой встанут. Не я растил лягушонка, а тут прибежал отнимать! Что же делать?» — томился мальчишка.
И вдруг его как током ударило: обменять, обменять на коллекцию!
Он кинулся снимать с подоконника корабли. А перед глазами у него так и стояли прозрачные лапки лягушонка на грязном стекле.
— Он его в пузырёк! Живого в пузырёк! — приговаривал Тимоша. Корабли не помещались у него в руках и падали на землю. — Врёшь! Глаза твои, Валечка, завидущие — сменяешь! Посылай ты их куда хочешь! Тоже мне опыт! Живого в пузырёк запихивать!
— Корзинку возьми, — сказал дед Аггей каким-то странным голосом, словно хотел ещё что-то добавить и не добавил. Тимоша оглянулся на старика и увидел, что у него брови не насуплены. — На-кось корзинку.
Ребята всё толпились у кудиновского дома, — правда, их поубавилось. Валька рассказывал о жизни в космических кораблях.
«Только бы не успел он сказать: «Эна-бена, на лягушку нет обмена», — приговаривал про себя Тимоша, протискиваясь к пузырьку.
— Что просишь, не знаю, — выдохнул он, — эту вещь меняю.
По древним мальчишеским законам, которые свято чтились на хуторе, после этого нужно было обязательно меняться.
— Это же научный лягушонок! — Валька покраснел от досады, потому что знал: все мальчишки, которые только что так восторженно рассматривали лягушонка и хвалили его за терпение, теперь стеной против него встанут и даже могут поколотить за нарушение неписаного закона.
— Лошадь на вошь! — сказал он нехотя. — Что просишь, что даёшь?
Обмен мог ещё и не состояться, если предложения были бы неравноценными.
— Коллекцию!
— Ух ты! — ахнул Васька. — Да на эту коллекцию можно тыщу таких лягушек сменять!
— Эва! — закричал Каська Мотнёв. — Лягва сама растёт, а на корабли талант надо иметь.
— Меняй! — заторопил Васька. — Меняй, Валёк! Корабли век простоят, а лягва сдохнет, и всё! Вон уже и не шевелится!
— Меняю! — Валька уже опасался, как бы обмен не расстроился.
Тимоша схватил пузырёк и, отбежав на порядочное расстояние, закричал:
— Эй, вы! Сволочи! Вас бы так в пузырёк! Для науки! Живых в пузырёк! Живодёры чёртовы!
Ребятишки даже рты пооткрывали.
Тимоша забежал в проулок. Прислонился к плетню. Лягушонок в пузырьке был совсем неподвижен.
— Ты чего? — сказал Тимоша. — Ты, что ли, умер? Ты не умирай! Не умирай, пожалуйста! Я тебя сейчас оттуда вытащу!
Он нашёл два камня. Но когда положил на камень пузырёк, то подумал, что может поранить лягушонка. Он поднёс пузырёк к глазам. Лягушонок смотрел на Тимошу печально. Ему, наверное, было очень душно в этом пузырьке с каплями влаги на стенках.
— Ты потерпи! — сказал Тимоша. — Потерпи! Я, понимаешь, боюсь тебя осколками порезать. Я к Антипу побегу, к дедову сыну. Он в мастерских, у него стеклорез… он аккуратно пузырёк разрежет. Ты потерпи! Не умирай! Я мигом. Тут всего километра три бежать. Ты не умирай только!
Тимоша сорвал лопух, завернув им горячий, липкий пузырёк, припустил по раскалённой степной дороге.
В мастерских было пусто. Только у горна возился чёрный полуголый кузнец.
— Антипушка! — крикнул Тимоша.
— Обедает, — ответил кузнец.
Тимоша обежал мастерскую. Тут под навесом стоял стол, и человек десять мастеров ели окрошку.
— Антипушка! Вот!! — задохнувшись, сказал Тимоша и поставил пузырёк на стол.
— Ну! — закричала кухарка. — Пакость всякую на стол.
Антип отложил ложку и стал рассматривать лягушонка. Тут и Валькин отец сидел.
— Ишь ты! — сказал он, беря в руки пузырёк. — Как же ты его туда засадил?
— Вот ребятня! — сказал отец шепелявого Христи. — Чего только не удумают. Это ж надо — в пузырёк засадили!
— Акселерация! — сказал старший механик и поднял кверху палец.
— Антипушка! — едва отдышавшись, взмолился Тимоша. — Вынь его оттуда. Он же живой! Это Валька его туда головастиком ещё затолкал, он и вырос в неволе! Сидит, как дед Аггей в плену сидел! — Тимоша не выдержал и шмыгнул носом.
За столом стало тихо.
— Убью сукиного сына! — сказал Валькин отец и брякнул ложкой об стол. — Живодёр! А я-то, дурак, обрадовался было… — Он словно извинялся перед товарищами. — Ну, погоди, я ему вложу ума вечером.
— Ума ему не надо! — сказал деревянным голосом Антип. — Ума у него в достаточности…
Он принёс из мастерской стеклорез и осторожно отрезал горлышко у пузырька. Лягушонок выпал на стол.
— Что ж вы его на сухое! — сказала кухарка.
Она растолкала склонившихся над лягушонком рабочих и поставила на стол блюдечко с водой.
Антип большими чёрными пальцами осторожно взял жидкое тельце и опустил его в воду.
— Ну поплыви! Поплыви! — умолял Тимоша.
И лягушонок, словно услышав, сделал слабое движение ногами, оттолкнулся.
— Живой! — заулыбались все.
— Плывёт! — К самому блюдечку вдруг протиснулась кудлатая голова Христи-шепелявого. — Плывёт, глебёт ногами! Ула!
— А ты откуда взялся? — спросил его отец.
— А я за Тимоней бежал. Знаешь, он на эту лягушонку всю коллекцию выменял! Тепель Валька в Москву за племией поедет.
— Как же! Так ему премию и дали! Там, в Москве, знаешь, — сказал отец Христи, — тоже не дураки сидят. Скажут, а ну-ка, товарищ дорогой, вырежь нам что, к примеру. Тут вся правда и явится.
— И не жаль коллекцию-то было? — спросил Антипа, кладя на спину Тимоше тяжёлую, горячую руку.
— Да я ещё вырежу, — ответил мальчик, любуясь, как, почуя волю, плывёт в блюдечке лягушонок.