А и Б сидели на трубе - Алмазов Борис Александрович. Страница 28

Он вернулся в дом. Достал из-под кровати лук со стрелами, который подарили ему строители в Нарьян-Маре, пошёл на петуха охотиться.

Только завернул за угол дома — опять увидел толпу хуторских ребятишек.

Они насажали малышей на длинную доску, что была положена поперёк штабеля досок, и качали их. Верховодили Тимоня и Матвей.

— Эй! — закричал Антипка. — Вы что! Это наши доски! Это отец привёз полы перестилать!

— От жадина! От жадина! — возмущённо запыхтели девчонки.

И опять, вместо того чтобы вежливо попросить у Антипки разрешения покататься, стали обзывать его совершенно непонятным, но очень обидным словом «курку?ль».

— И откуда ты такой выискался! Не у нас деланный! — сказал Тимоня. — Задавись ты своими досками! Нам малышню доглядать надо, все в степи. Страда! А ты каких-то досок поганых жалеешь!

И не успел Антипка сказать: «Да что вы! Катайтесь на здоровье!», как все мальчишки и девчонки пошли куда-то вдоль по улице. Ну не бегать же за ними!

Опять мальчишка остался один. Солнце поднялось высоко. Стало ослепительно белым и принялось палить землю. Собаки попрятались в тень, птицы умолкли, и листва на деревьях затихла, придавленная жарой.

Два тракториста возились на площади с оранжевым «Кировцем», но не успел Антипка подойти посмотреть, что они делают, как трактор наконец-то завёлся и уехал. Тихо и пусто стало в хуторе.

Людей — никого. Только дед Аггей сидит в тени, на завалинке корзины плетёт. Мальчишка подошёл и стал смотреть, как в проворных мосластых дедовских пальцах выплетается корзинка. У деда получалось так ловко, словно корзины плести было пустяковое дело. Антипка подумал, что и сам бы, пожалуй, сумел. Даже пальцами зашевелил, как дед. А потом сунул руку в кадку, где у деда мокли прутья, и стал болтать рукой в прохладной шёлковой воде.

— Чегой-то ты позабыл, — не поднимая головы, сказал дед.

— Что? — удивился мальчишка.

— Да ты сам знаш… Позабыл только… — сказал старик, не прекращая работы.

— А… — покраснел Антипка. — Здрасти!

— Ну вот и вспомнил! Здравствуй, значит, и ты на долгие годы… Я чаю, попробовать охота?

— Ага! — признался Антипка.

— Дак это — свободное дело! Садись, плети! Честь и место. — Он передал мальчишке готовую основу.

— Вот сюда пруточки вставляй, так вот потягивай, осаживай… А я другую корзинку начну.

Но плести оказалось не так просто. Прутики скользили в Антипкиных пальцах, крутились, и корзинка получалась какая-то разболтанная, растопыренная.

— Подтяни! Подравняем! — подбадривал старик. — Не торопись. А то всё норовишь с разгону, с налёту… Вот и отец-то твой так в одночасье собрался, да и уехал вон с хутора. Не подумавши… А ведь спервоначалу подумать надобно.

Дед вроде бы всё делал играючи, без усилий, а у Антипки уже от напряжения плечи заболели.

— Вот и ты выскочил: у меня имя редкое!

Мальчишка почувствовал, что голова у него стала тяжёлой, а уши запылали.

— А что тебе с того, что оно редкое? Ты его что, купил на трудовые сбережения? Чем хвалишься?

— Так ведь редкое, — прошептал Антипка.

— Вот, братец ты мой! — хлопнул себя по неходячим ногам старик. — Ты что, жеребец племенной, что ли? Чего ж хорошего, если имя у тебя одного? Имя человеку в память о других людях даётся. Либо в пожелание. — Вот мне в пожелание, — сказал Антипка, — чтобы я был гордым, твёрдым и упорным…

— Эх, милай! — вздохнул дед. — У этого имечка и другое значение имеется.

— Это какое? — насторожился мальчишка.

— Антипа означает «против всех»! А уж чего тут хорошего, когда один против всех!

— А как же «твёрдый», «упорный»… — растерялся Антипка.

— Так вот тут твёрдость и потребуется! Иной раз и за правду одному против всех стоять приходится… Вот тут и упорство требуется.

— Так выходит, я — против всех? — ахнул мальчишка.

— Да это не ты! Это имя твоё такое обозначение имеет.

— Да! — сказал мальчишка. — А они меня не любят.

— Это мальцы-то, что ли? Так за что им тебя любить? Выскочил: «моё», «моё», — приговаривал дед потихонечку, словно бы про себя.

— Да я же хотел им дать покататься, только не успел!

— Конечно… Чтобы тебе, значит, поклонились?.. Ишь государь какой… Вот оно и выходит — против всех… И ничего хорошего.

— Я не так хотел, — чуть не плача, сказал Антипка, поражаясь, как это старик всё про него знает.

— Не так хотел, да так вышло! — положил ему на макушку тяжёлую крепкую руку старик. — Вон ты петуха стрелять пошёл, а что он тебе сделал, петух-то? Тебе забава, а ему каково?

Старик распрямился, глянул голубыми ясными глазами куда-то далеко за сады и крыши хутора.

— Оно конечно, когда один остаёшься, всякая дурь в голову лезет… Меня вон когда из плена привезли — ноги не ходят, спина болит… Детишки — «батя, батя», а я в доме не помощник… Чего только тогда в голову не шло… От безделья. Страх вспомнить!

Они уже давно не плели корзинки — так сидели, беседовали.

— Ладно, — сказал старик, отбирая у мальчишки работу. — Вон какую мозоль набил! Ну да ничего. Всякая наука с мозолей начинается. Ступай поиграй.

Антипка отошёл. Задумался.

— Дед, — сказал он. — А что ж, они теперь так со мной никогда и не подружатся?

— Вот, братец ты мой, задача! — сказал старик и накрутил на палец густой седой чуб, что нависал над правой кудрявой бровью. — Что ж мне придумать с тобой? А давай напрямки: мол, примите меня играть! А?

— Да! — засомневался Антипка. — А они скажут: а ты нам на качели кататься давал?

— Это верно! — согласился дед Антип. — Свободное дело — так сказать!

— А у меня мячик футбольный есть! — обрадовался Антипка. — На день рожденья подарили…

— Вот кабы ты раньше с мячиком-то… — сказал старик. — Вышел бы да и пригласил ребят поиграть, а теперь-то, пожалуй, они не поверят, что ты с ими дружиться хочешь. Скажут: опять хвастаешь! Мол, у тебя и качели, и мячик — вот какой ты богатый! А между прочим, у них и свои мячики имеются!

Антипка повесил голову.

— Вот ведь, братец ты мой, какая задача! — вздохнул старик. — Поломать-то просто, — он сломал в пальцах сухой прутик. — А как назад составить?

Высоко в небе гудел самолёт.

— Пожарный, — сказал старик, поднимая голову и высматривая среброкрылую машину. — Ишь, пожар высматривает.

Самолёт плыл высоко-высоко и казался частичкой больших белых облачных гор, что плыли в голубом просторе неведомо куда.

— Мать честна! — улыбнулся старик. — А ведь придумал я! Придумал! — Он наклонился к самому уху мальчишки, так что стало щекотно от его бороды Антипкиной щеке и шее, и зашептал.

Ребята играли за хутором на бугре в конный бой. Младшие сидели у старших на плечах и норовили стащить противника на землю. Девчонки в тени под раскидистым кустом плели венки и баюкали кукол.

Антипка выбрал место повыше, сел спиной к играющим и стал смотреть в небо.

За бугром тянулись бесконечные золотые пшеничные поля с темнеющими лесозащитными полосами. Высоко под облаками трепетали крылышками жаворонки, и казалось, не птичьи переливчатые трели, а сам зной льётся с неба.

Первым Антипку заметил Матвей.

— Чегой-то он? — спросил он Тимошу, спуская с плеч младшего братишку.

— Представляется! — сказал Тимоша. — Хочет, чтобы на него внимание обратили.

Антип, как научил его дед Аггей, сделал вид, что он этих слов не слышит. Ребята продолжали играть, но без прежнего азарта, а всё нет-нет да и поглядывали на неподвижно сидящего мальчишку.

— Эй, ты! — не выдержал наконец Мотя. — Антип, ты чего там увидел?

— Облака, — как можно спокойнее ответил мальчишка.

— Тю! — удивился Тимоша. — Чего ж на них смотреть?

— А можно смотреть, на чего они похожи. Это вот — на трактор, это — на Бармалея!

— Где на Бармалея? — испуганно загалдели малыши.

— Да ерунда всё это! — сказал Матвей.

— Это вон на тигра похоже. Тигр на слона нападает!