Добровольная жертва - Метелева Наталья. Страница 16

Пелли, воспользовавшись паузой, скрылся, что-то пробормотав и получив в ответ согласный кивок мастера. Альерг был почему-то очень доволен. Неужели его так вдохновляли руины почти половины этого крыла крепости? Он потирал руки:

– Замечательно! Теперь город за пять минут узнает, что пифия лишилась дара. Не беспокойся, девочка, никто не пострадал. Твои покои, кстати, тоже не пострадали, и ты вполне можешь искупаться и смыть с себя пыль казематов. Кажется, недавно, когда ты переступала этот порог, купель была твоей самой пылкой мечтой.

– Купель?! Спасибо, уже искупалась. Я, честно говоря, до сих пор в купели лежу.

– Бесстыдница! Лежебока! Марш переодеваться и завтракать. Кухня, хвала богам, уцелела. Но только попробуй после не рассказать мне все, как на духу! Особенно меня интересуют эти твои сине-зеленые мухи, мельтешащие в глазках. Где ты их подхватила? От нищенки заразилась? И не забудь объяснить, куда мне теперь столько чернил! И побыстрее – у меня в крепости дел полно.

– Эти руины уже не назвать крепостью.

– Пострадала только эта башня, да и то не сильно, не беспокойся.

– А тот, кто был в подземелье?

Он замер. Отвернулся. Но я успела уловить, как исказилось его лицо, словно от мучительной, тщательно скрываемой боли.

– Нет там никого, Рона.

Он тяжко вздохнул, вытащил меня из кресла, взвалил на плечо слабо трепыхающимся мешком.

Покорно болтаясь, как похищенная с тарелки дракона принцесса на зеленом плече тролля, я не теряла времени и пыталась вовсю обмениваться знаниями о сегодняшнем дне, который начался давным-давно, когда таким же, только еще более небрежно сложенным свертком, я прибыла из деревни возле замка Аболан в порт Олла, откуда лежал путь на Гарс…

Но Альерг прервал меня на полумысли и выговорил мне, что я снова размениваюсь по пустяшным воспоминаниям, ибо так и не научилась видеть саму цель, а только глазею на лишние детали, в коих имею привычку погрязать на пути к цели. Вот эту цель он и посоветовал мне тщательно рассмотреть в ближайшее время и доложить о результатах.

Мое возражение, что из положения вниз головой сложно что-либо увидеть, кроме дряхлого мозаичного пола с щербинами и трещинами, тоже было пропущено мимо ушей, так как мастер оказался осведомлен, что глаза у пифий и вовсе лишняя деталь, оставшаяся в теле подобно рудименту хвоста.

К тому же, если цель перед глазами, значит, это не та цель, какая нужна.

Цель не может быть перед глазами, и даже … тут он попробовал было приосаниться для ответственного заявления профессионального телепата, но я вовремя ойкнула, вцепившись в его плечо, с которого чуть не свалилась, и он слегка споткнулся, но быстро восстановил и равновесие, и пафос: цель не может быть перед мыслью.

На мое отвращение к подобного рода софистике, выраженное красноречивым фырканьем, этот чтец междометий и мыслей ответил, что цель – это ни что иное, как замысел. И пребывает за мыслью, а не перед оной, и, если я хочу когда-либо оправдать собственное существование и незаслуженную славу пифии, то не должна обращать внимания на видимость, а видеть то, что ЗА видимым и мыслимым.

– Это и есть цель, – завершил урок Альерг, ставя меня громоздкой точкой перед дверью моей комнаты.

Но что нам стоит превратить точку в запятую! Одним росчерком:

– Это чушь, а не цель, так как держится на пространственных аналогиях, которые сами по себе чушь!

И я поспешно захлопнула дверь, дабы не слышать громов и не видеть молний. Но одна пронырливая искра пробралась в замочную скважину, полыхнув:

– Поймешь, когда прозреешь!

Я подозрительно оглядела келью: не пробрался ли следом за искрой еще и вездесущий Привратник.

Комната, обставленная с вызывающей, даже свирепой скромностью, была почти пуста: стол, скамья, табурет, да ложе. Без всяких изысков. Зато фантомам негде прятаться.

По привычке, едва оставшись одна, я мысленно окликнула Дика. Он опять не отозвался обычным «Привет, Косичка!», и это настораживало больше, чем даже его утреннее отсутствие на заставах. Мне стало зябко, несмотря на жаркий июльский день: с другом что-то случилось.

Едва я успела переодеться, как в мою келью вторглась неожиданная гостья – черноокая великолепная Иби. Обычно она меня не жаловала вниманием. Девушки с ее статью рождаются принцессами, но при поступлении в школу она отрекомендовалась дочерью ювелира. Иби прибыла пару месяцев назад с каких-то дальних островов, определена была на знахарский курс, а всеведущий Пелли ворчал, что замок обзавелся собственной колдуньей, причем, черной. «Ты не видела, как она хищно смотрит на младенца Дошеки! Украдет еще для эликсира молодости… И вообще, эта островитянка – шпионка Бужды! Вот увидишь!» – сплетничал несносный мальчишка. Как ни приставал он ко мне, чтобы я открыла непроявленную сущность Иби, только мастер был осведомлен мной, что в островитянке заперт вампир. Но никогда не проявится в ней эта сущность. Так зачем детей пугать? Все мы пока – люди.

Иби не вошла, а ворвалась столь стремительно, что предупредительный стук в дверь безнадежно опоздал.

– Что случилось? – синхронно спросили мы и, не теряя редчайшего между нами приступа единодушия, уставились друг на друга в ожидании ответа.

Терпение гостьи иссякло первым:

– Так это правда, что ты не предсказала сегодняшнее землетрясение, разрушение башни и гибель …

Я похолодела. Альерг уверял, что никто не погиб.

– … половины запасов знаменитых чернил?

– Не смешно и неправда. Гибель чернил я предсказала. Не понимаю, что вы все так веселитесь? Теперь нам за год не заработать столько денег на ремонт крепости.

Иби усмехнулась.

– А ее и не будет никто ремонтировать. Этот курятник давно пора снести, чтобы не оскорблял своим видом небеса. Скажу по секрету, что мастер за обедом объявит о переезде. Точнее, о спешном бегстве. Он мне только что сказал. После Вечита пробужденных здесь не останется ни души, ни камня, ни щепки. Даже следа не будет. Замок сгорит. Ой, да ты сейчас в обморок грохнешься от изумления. Что, не знала? Так значит, правду говорят, что ты уже не пифия? Ах, бедняжка! Ни дара теперь у тебя, ни занятия… Ну, не бойся, Альерг тебя не выгонит. Он добрый, всех калек и попрошаек кормит.

Я привыкла к тому, что никому не внушаю любви, и демонстративная враждебность Иби не портила мне жизни и была мелкой неприятностью, не стоящей переживаний.

Странно было другое: я не видела крепость пустой. Не чувствовала ни предстоящего бегства, ни разрушений. Наоборот, ощущала ее грядущую цельность, как будто огромной ладонью накрыла крепость целиком, вместе с внешними стенами, дворовыми постройками, сторожевыми башнями, остатками заросшего рва и площадью со стороны города. Наблюдала, как под моими пальцами затягиваются камнем и свежим плющом рваные раны стены, зарастает черепицей крыша.

Эту реальность невозможно было спутать с картинками разыгравшегося воображения, как невозможно спутать живую лошадь с картинкой лошади. Или возможно? Или я действительно утратила способность различения и принимаю болезненные галлюцинации за предстоящую действительность? И правда то, что я не пророчица, не пифия, и никогда ею не была, а была и есть – несчастная сумасшедшая, обманывающая всех, но сначала саму себя?

Иби еще что-то говорила, но звук и смысл ее слов был мне уже не внятен, уже не слышен сквозь толстое и абсолютно прозрачное стекло, в неимоверной глубине которого что-то затевалось, начинало дрожать, вибрировать, вспыхивая золотыми отсветами. И я видела, что Иби говорит правду. Видела, что она едет из гибнущего города, вцепившись пальцами в край подпрыгивающей повозки, укрываясь от свистящих вокруг камней, осколков черепиц и стекол, падающих огненных обломков. Вокруг рушатся башни, рассыпаются дома, взламывается трещинами мостовая. На тесных городских улочках кричат, сталкиваются, спотыкаются и падают люди, и погибают под обломками, колесами и копытами, брызгая в стороны кровавыми ошметками тел.