Добровольная жертва - Метелева Наталья. Страница 28

Ну вот, а я думала… Опекун подавил гулкий смешок:

– Ну да, ты думала – потому, что наша жрица соизволила глаз на него положить! Делать Лиге больше нечего, как гоняться за девичьей мечтой!

Мне стало обидно. Нельзя же вот так сразу резать пуп земли! Мне может быть и неприятно.

– Тогда что этот ваш враг делает здесь, в крепости? Почему вы решили его подпустить так близко?

– Это был посланец для переговоров, не в нашей власти здесь выбирать. Да, мы могли бы увезти тебя из замка, чтобы не допустить встречи, но ваша очная ставка была в наших интересах. Кого ты принимаешь за Дика – вот что мы хотели заодно выяснить. Ведь магистр, а тогда, два года назад, еще мастер, тоже был в Рагоре на церемонии, и в то время мы еще не следили за ним так пристально.

– Так это и было твое испытание? Ты никогда не говорил мне о двойнике.

– Да. Если бы я тебя предупредил, вся картина была бы смазана. Ты точно уверена, что это не Дик?

Я потеряла дар речи от возмущения. Да разве возможно их перепутать! Так же точно, как уверена в том, что я – это я, и никто другой.

– Что ж… – тяжко скрипнул табуретом Альерг. – Мы за вами наблюдали в несколько голов. И теперь уверены, что Дункан все-таки – не твой Дик, а магистр уверен, что ты уже не провидица. Даже не знаю, радоваться мне этому или огорчаться.

– Странно, что он сам не сказал, кого мне напомнил.

– Я не уверен, что он знает о существовании Дика. В конце концов, магистр – пешка в этой игре и может не видеть всех задействованных фигур. Хотя, надо признать, эта пешка очень близка к тому, чтобы стать любой фигурой, какой пожелает. Допрошенные, а ты знаешь, что Лига умеет допрашивать, так вот, эти очевидцы утверждают, что их с братом разлучили вскоре после рождения. Твоему Дику пришлось особенно нелегко. Очень много не отслеженных нами провалов в его истории. Гораздо больше, чем отслеженных событий. Даже в детстве он нигде не жил дольше месяца. Пожалуй, замок Аболан – единственное место, где он задержался надолго. Но в то время Дункан уже обучался в древней секте, куда был увезен почти с рождения. Это точно известно. Там же и примерно в то же время, обучался и один из наших мальчиков. Если магистр и знает о брате, то тщательно скрывает это знание. Как и телепатию. Он почти демонстративно не слухач. Другим телепатия интересна хотя бы как факт, как мечта. Этому даже не интересно.

Мастер понаблюдал, как я лихорадочно прячу глаза, потому что из этих других я мечтала о проникновении в его мысли особенно рьяно. Потом неожиданно резко сменил тему:

– Рона, я никогда не говорил тебе о твоей внешности…

Да уж, сколько раз по малолетству я ни приставала к учителю с расспросами о том, как выгляжу, неизменно получала в ответ: нормально.

– А какая разница, красива я или безобразна, если люди при виде меня разбегаются как тараканы?!

Как всегда, мастер ответил уклончиво:

– Они боятся всего необычного. А быть пифией – из ряда вон выходящее бытье. Но теперь, когда ты утатила дар, ты уже обычная девушка, и люди привыкнут к твоему новому статусу и тогда … тогда тебе придется принимать их правила жизни, как они до сих пор принимали твои.

– Обойдутся! Точно знаю, что стану отшельницей в глухом безлюдном лесу на краю света. Но причем здесь моя дурацкая физиономия?

– Чтобы ты перестала переживать по этому поводу, благо, других предостаточно, и прекратила каждый день допрашивать с пристрастием несчастную Ребах, похожа ли ты на то или иное чудовище из альбома «Редкие и исчезающие виды от аспида до ящера», украденного, между прочим, из моей библиотеки, и насколько похожа, и какой именно частью лица или больше затылком. Ты еще не поняла, почему тебе не дано то, что для всех естественно – видеть себя?

Я в тысячный раз ответила на этот вопрос отрицательно. Откуда мне знать, почему боги меня так обидели? Зеркала – не для меня. Я в них себя не вижу. Так, пустое место вместо. Или что-нибудь похуже. Видение или привидение.

– Прочитай пока вот это, там, где закладка, – мастер сунул мне в руки толстенную книгу в потертом кожаном переплете с надписью «Свод описаний аномальных способностей, составленный братом Крапхом на благо Дела Бужды» и пожелал счастливого чтения.

7.

В приятно прохладной в июльский зной громадине крепости, пустой по случаю каникул, уединиться можно было где угодно, но предпочтительней надоевших стен оказался тенечек сада с густым малиновым духом и рассыпчатой плотью ягод. Ободрав шипастый кусточек и расцарапав руки, я обзавелась закуской к духовной пище и с добытой пригоршней малины забралась на открытый сеновал садовой сараюшки. Это вам не жесткие скамьи библиотеки, специально изобретенные как средство пытки. Здесь уютно жужжали мухи, лениво зудели ошалевшие от солнца комары, переговаривались неподалеку лошади, и пахло душисто, густо – разомлевшим миром, безоблачным младенчеством на коленях кормилицы и вообще счастьем, если бы еще вздремнуть слегка.

Закладка книги торчала немым укором, и я безропотно начала именно с нее.

«… Претендентки на звание пифии обязательно подвергаются испытанием зеркалом, дабы не упустить возможность обнаружить истинную провидицу. Обычные пифии, коих большинство, видят свое отражение так же, как остальные смертные люди. Собственное их отражение препятствует проявлению истины, ибо пристрастный взгляд формирует искажения по принципу наиболее ожидаемой вероятности. То, что ожидаемо более всего, то и будет проявлено.

Далее, прорицающей пифии истина явлена в языке прорицания, но оный уже есть деформация истины, ибо сам язык суть теория сущего, но не само сущее. Следовательно, прорицания таковых пифий основаны не на истинном впечатлении, а искажены и смутны, и требуют дополнительного толкования, кое может как отсеять истинное от ложного, так и окончательно замутить картину мира. Чаще всего пифия сама не ведает, что прорицает, и таковое прорицание бывает понято превратно, и действия, основанные на превратном понимании, будут пустые и зряшные.

Истинная провидица никогда не видит своего лица ни в зеркале, ни в какой другой отражающей поверхности. Причина этого либо в дефектности ума самой провидящей, либо в специфике ее дара, и здесь трудно определить, что именно является следствием другого. Поелику ни одно из являющихся ей лиц она не способна отождествить с собственным, ибо оного не знает, то она отождествляет себя со всеми без предпочтений и обычной человеческой пристрастности, следовательно, искаженности восприятия. Она не видит то, что она есть как она, но она видит другое как себя, что и позволяет ее дару состояться как истинное впечатление.

Итак, истинная провидица есть не она сама…»

Больше я выдержать не могла, так как перестала понимать, каким это образом я оказалась не самой собой. Глаза закрылись, и щека уютно устроилась на недочитанной странице.

Мне приснился Дик. Я смотрела откуда-то сверху на его лицо в ореоле золотистых волос, крылатые плечи и крепкие загорелые руки, в которых он держал плетку, то нервно наматывая сплетенные косицей ремешки на кулак, то разматывая. Он стоял, озаренный столбом солнечного света, и хмуро беседовал с каким-то тоненьким как свечка и светлым как луч человечком. Даже лицо его собеседника, казалось, светилось. Разговор доносился обрывками, то наплывая, то отдаляясь.

– Я понимаю, для тебя это больно… – говорил незнакомец. – Тем не менее, это так. У нее все отняли, отсекли, подавили. Лишь бы она пребывала в спасительном неведении. Мы были против, но Лига не послушала нас. Это был их план. Ты знаешь, их Бог – Необходимость. Закон. Он во всем, не обходим и … необходим. Он потребовал – они ведут ее. И сами держат нож, в безумной надежде, что рука Бога дрогнет, и она выберется невредимой.

– Я понял, что они используют ее как приманку. На что они надеются?

– На чудо. Хотя почти невероятно, что она, такая слабая, неподготовленная, сможет справиться с тем, что должна свершить, не ведая того. Они лишили ее силы знания. Из страха, что она сломается, и этим знанием воспользуется враг. И сами себя загнали в ловушку собственных пророчеств. Поэтому они пожертвуют девочкой при первой же угрозе. Если она не справится, то погибнет. Там будут люди Владыки, которые не допустят, чтобы она досталась твари живой. Если справится – тоже погибнет… вместе с тварью, потому что изгнать ее она сможет только ценой своей жизни. Выбор у нее не велик. Она всегда была мертва для них. А с мертвыми никто не считается…