Отчий край - Куанг Во. Страница 22

Дома соседи сбежались помочь жене Бон Линя побыстрее просушить листья тутовника, потому что над горой появилась радуга. В наших краях в эту пору она обычно предвещала ураган.

Но дождь постепенно становился все реже и реже и наконец совсем прекратился. К вечеру небо прояснилось, и на закате вся зелень в Хоафыоке вдруг окрасилась золотым светом. Снова все ожило. Зачирикали, засуетились воробьи, загалдели птицы бо-тяо. Шумно запели другие птицы. Подняли беспорядочный галдеж петухи, закрякали утки, и только от воды веяло тишиной.

Она ненадолго притихла, чтобы потом снова зажурчать, на этот раз постепенно отступая.

На следующий день, когда круглый диск солнца уже стоял высоко в небе, из уезда вернулся Бон Линь.

Заслышав его шаги, из червоводни выглянула жена:

— Наконец-то! Есть сейчас будешь?

— А ты все с шелкопрядом возишься! Ну, как он? — не обращая внимания на ее вопрос, поинтересовался Бон Линь.

Жена не ответила ему и торопливо прошла на кухню, застучала там посудой, готовя еду.

— Есть не буду, сейчас снова ухожу! — крикнул ей Бон Линь.

Окинув все вокруг беглым взглядом, он убедился в том, что в доме все идет своим чередом, и подошел к маленькому зеркальцу, висевшему на гвозде.

— Ох и оброс же я, — вздохнул он, поглядевшись в зеркальце. — Надо бы на рынке к цирюльнику зайти, а я забыл!

Взъерошив пятерней волосы, Бон Линь шумно вздохнул, вышел во двор и принялся поливать голову водой из большого чана.

— Не успели дожди прекратиться, как снова жара. Ничего хорошего крестьянину это не сулит, — пробормотал он.

— Может, все же перекусишь? — спросила жена. — Я мигом…

— Нет, не буду. Я на одну минуту. Как у нас тут дома? Как шелкопряд?

— Все в порядке. Сегодня восемь корзин уже полны-полнехоньки, черви просто чудесные!

Бон Линь надел кепку и поднял рюкзак, собираясь идти. Теперь дня не проходило, чтобы он не спешил по каким-нибудь делам, не собирался куда-нибудь уходить, и жена его с этим уже свыклась. Бон Линь был одним из активистов Вьетминя еще со времен подполья. А сейчас, когда всюду разворачивалась новая жизнь, дел прибавилось.

Перед уходом Бон Линь заглянул к дяде Туану.

— Это ты! — обрадовался ему дядя Туан. — Снова куда-то собрался? Только вернулся — передохни, сил наберись. Потерпят твои дела, что уж ты так!

— Туан, — сказал Бон Линь, — некогда отдыхать, есть сообщение о том, что французские войска возвращаются в Намбо [27].

— Что ты сказал?!

— Французские войска высадились в Намбо. Французы совместно с англичанами расстреляли нашу мирную демонстрацию. Есть жертвы. Англичане заняли несколько полицейских участков, а французы — некоторые административные здания в Сайгоне. Они хотят снова навязать нам колониальное рабство. И с каким коварством все делается! Французы устроили огневые точки в храмах и костелах. Это затем, чтобы обвинить нас в обстреле и разрушении божьих храмов!

Все, что становилось известно Островитянину, сразу становилось известно и мне, а разговор Бон Линя со своим отцом он слышал от начала до конца.

В тот же день он подошел ко мне с таинственным видом и сказал, наклонившись к самому уху:

— Кук! Французы вернулись в Намбо!

Я подумал, что они что-то забыли с собой увезти и теперь вернулись за этим: у нас часто кто-нибудь из гостей возвращался с полдороги за забытой вещью. Обдирая бамбуковое лыко, чтобы сплести веревку, которую протягивали буйволице через нос, я рассеянно сказал:

— А мы не жадные, если они тут что-то позабыли, мы им вернем!

— Они вернулись, чтобы напасть на нас!

Островитянин рассказал мне все, что только что услышал от Бон Линя.

— Но почему, — возмутился я, — мы не вышвырнули их за шкирку, а позволили спрятаться за спиной англичан?!

— Все не так-то просто! Это тебе не игра в «дергача», где сразу видно, если кто-то за кем-то спрятался! И потом, у них очень много оружия: и винтовок, и всякого другого…

— Так мы им тоже из винтовок ответим! Моя сестра говорит, что трудящиеся в большинстве, а эксплуататоров ничтожная горстка!

Однако я понимал, что в том, что говорит Островитянин, есть своя правда.

— Если враги дойдут до наших мест… — вдруг задумчиво сказал Островитянин.

Тут только до меня дошло, насколько все это серьезно.

— А как же быть с двадцатиэтажными домами и с нашей профессий лудильщика? — с грустью напомнил я.

— Да, им ведь все разрушить — запросто! — почесал в затылке Островитянин и тут же, хлопнув себя рукой по колену, заявил: — Однако им еще много времени понадобится, чтобы дойти сюда. У нас есть выход: потренироваться, собрать силы и дать им достойный отпор!

— Но ведь Бон Линь не возьмет нас в отряд? — заметил я.

— И не надо! Будем тренироваться с помощью нашей игры в «дергача»! — запальчиво ответил Островитянин.

— Сестра говорит, что это бесполезная игра!

— Мы в этом сами виноваты! Взяли себе дурацкие прозвища! Теперь надо всех наших разделить на две партии: на «наших» и на «французов», так даже твоя сестра довольна будет.

Я кивнул, одобряя план Островитянина созвать всех наших пастушат и всем вместе готовиться к боям.

О географии у Островитянина представления были самые туманные. Он попросил меня показать ему, в какой стороне находится Намбо. Я вывел его во двор и бамбуковой щепкой показал ему, в какой стороне восток, где запад, север и юг. Намбо лежало на юге от нас, то есть по ту сторону реки Тхубон. Становилось вполне очевидным, что если французы захотят подобраться к нашему Хоафыоку, им придется переправляться через реку. Таким образом получалось, что битве предстоит развернуться не только на суше, но и на воде. А для того чтобы сражаться с врагом на воде, надо было уметь плавать и нырять. Мы с Островитянином решили, что возобновим свои тренировки по плаванию, ведь иначе нам не удастся победить врага.

С того дня, когда я чуть не утонул, у воды меня всякий раз охватывала дрожь. Но сейчас научиться плавать как следует было просто необходимо.

После того вечера в баньяновой роще мой страх перед призраками и чертями немного поутих. К тому же Бон Линь говорил, что всех чертей — и водяных тоже — придумали наши угнетатели, помещики и колонизаторы, чтобы запугивать народ. Сейчас, когда у нас народная власть, нас никто запугать не может, и пора наконец перестать верить подобным выдумкам и быть таким трусливым.

Островитянин стал нырять как раз на том месте, где в прошлый раз я чуть не утонул. Он решительно утверждал, что внизу нет никаких водяных, просто здесь на дне глубокая яма и сильное течение.

Островитянин протянул мне тутовый прут, и я опустил его в воду — проверить. Островитянин говорил правду. С этого момента я перестал бояться водяных и с удвоенным рвением возобновил тренировки по плаванию.

Но как здорово, оказывается, плавал Островитянин! Мой способ плавания по-собачьи не шел ни в какое сравнение с теми, какие знал он. Он то выбрасывал вперед руки и потом с силой рассекал ими воду, легонько подавая вперед туловище, то переворачивался на спину и, лежа на спине, ритмичными движениями закидывая назад руки, плыл обратно. Все это получалось у него очень легко и естественно. Он же говорил, что тут ничего особенного нет, что все эти способы, какими он плавает, просты, им без труда можно научиться, а вот плавать по-собачьи — это не всякий сможет. Я очень удивился, узнав, что на островах есть люди, которые по многу часов могут находиться в воде. Островитянин тоже мог продержаться на воде в течение нескольких часов, не то что я, который через какие-нибудь пять минут уже выдыхался.

Островитянин пообещал, что мы будем тренироваться вместе.

Сначала мы разучили движения рук, потом движения ног, он учил меня правильно дышать. Я довольно быстро продвинулся в кроле и перешел к брассу, а потом стал учиться плавать на спине.