Хозяева старой пещеры - Браун Жанна Александровна. Страница 27

Нина Петровна, агроном и дед Матвеич уже ждали их возле кривого вяза.

— Все собрались, соловьи-разбойники? — спросила Нина Петровна, когда ребята приблизились.

— Можно доложить? — Ким выступил вперёд и вытянулся по стойке смирно. — Вся дивизия «Красная стрела», все как есть явились на выполнение задания!

— Ох-хо! — пыхнул цигаркой дед Матвеич и подмигнул Нине Петровне. — Да рази с таким воинством что страшно? А ну признавайтесь, все завтракали?

— Ага, — ребята смущённо переглядывались. Какой же завтрак, если убегали из дома ещё до света?

— Смотри мне, — сказал дед, — а то зачнёте бегать с поля домой кусовничать.

— А вон приборовские идут! — крикнул Тимка.

Из-за поворота показалась кучка приборовских ребят. Они шли медленно, лениво загребая босыми ногами дорожную пыль, и боязливо поглядывали на заборовских. Саньки и Митьки среди них не было.

— Ха! Ястреб-то проспал! — засмеялся Гошка.

Ким выразительно толкнул Алёшу локтем в бок и шепнул:

— Никак в Копани ушли… Эх, не успеем теперь управиться!

— А если не ушли? Может, они просто дома задержались?

— Это Ястреб-то задержался? Держи карман шире! Он в школу и то никогда не опаздывает, а тут такое дело!

К ребятам подскочила Юлька. Схватив Кима и Алёшу за руки, она отвела их в сторонку и с таинственным видом прошептала:

— Санька с Митькой в Копани ушли. Точно!

— А ты откуда знаешь?

— Раз их нет…

— Вот и я так думал, а Алёха… Слушай, Алёха, дуй на свой чердак и погляди, дома Ястреб иль нет, понял?

— Я тоже с ним пойду, — загорелась Юлька, — у меня глаза прямо как бинокли. Я даже когда сплю — и то всё вижу!

И, не дожидаясь согласия Алёши, Юлька схватила его за руку и пустилась со всех ног к дому.

Взлетев одним духом на чердак, ребята подбежали к распахнутому настежь слуховому окну.

Двор Лепягиных был пуст, и только из белёной кирпичной трубы сизой змейкой вился дымок.

— Дома, — сказал Алёша. Но в это время на крыльцо вышла тётя Маруся. Сложив руки рупором, она громко закричала:

— Санька-а-а-а-а!

— Митька-а-а-а-а!

— В Копани ушли, — решила Юлька. — Точно. Они теперь там долго пробудут, а мы пушку вытащим! — Юля высунулась по пояс из окна и весело захлопала в ладоши. — Ух ты, как здорово! Алёша, глянь, правда ужасно красиво!

Далеко, далеко во все стороны раскинулось сплошное лесное море. Густая зелень деревьев то высветлялась на солнце, то пропадала в тени облаков, словно на море ходили быстрые лёгкие волны. На крыше избы ветер гулко хлопал оборванными листами железа, и от этого казалось, что над крышей, как над палубой корабля, вздулись тугие паруса.

— Ой, как здорово! Мы плывём, Алёша, ура! Эго-гей!

— Плывём! — возбуждённо подхватил Алёша и, схватив подоконник, как штурвал, рявкнул: — Курс зюйд-вест! Так держать!

— Есть!

— Свистать всех наверх!

— Нету!

— Чего нету? — запнулся Алёша.

— Кого свистать нету.

— Но это же команда такая, понимаешь? Когда аврал какой-нибудь или ещё что…

— А сейчас что?

— Сейчас… — Алёша вытянул руку. — Впереди только чистое море, Юля, плывём открывать новые земли. Ты любишь открывать новые земли?

— Ага, — с готовностью ответила Юлька, — очень люблю. Я бы всегда их открывала. Одну за другой, одну за другой. Интересно, правда?

— Интересно, — засмеялся Алёша, полной грудью вдыхая пахучий, пряный воздух. — Я бы хотел быть знаешь кем? Капитаном дальнего плавания.

— И я бы, — согласно закивала Юлька, — только самого-самого дальнего, а то быстро все земли пооткрываешь, и всё. И ещё бы я хотела подвиги совершать. Совершил подвиг — сразу памятник ставят, здорово?

— Так уж и сразу, — с сомнением покачал головой Алёша, — наверное, надо не один подвиг совершить, чтобы памятник поставили.

— Ну да! Я знаю, — уверенно сказала Юлька, — я же видала в кино. Один подвиг — один памятник, два подвига — два памятника. Точно. Не веришь? Чесслово! А мне бы хоть один памятник, — Юлька грустно вздохнула и, отойдя от окна, уселась на корзинку.

— Верно. Я тоже об этом часто думаю, — Алёша повернулся к Юльке. — Вот живёт человек, а потом что? Станешь старым, и всё? Или вот как дядя Степан — ушёл и не вернулся, и ничего после него не осталось… только, я думаю, не может человек так просто уйти. Что-то же должно после него остаться? Как ты думаешь?

Юлька молча смотрела на Алёшу, сосредоточенно сведя рыжеватые светлые брови.

— Ты почему молчишь? — обеспокоенно опросил Алёша.

— Думаю. И ничегошеньки не могу придумать, — Юлька вздохнула и сердито стукнула пяткой по корзине. — Что ли, голова у меня пустая, как эта корзинка? Алёша, ты скажи, а что должно остаться?

— Корзинка? Подожди, подожди… Юлька, да ты знаешь, Юлька! — Алёша подбежал к Юльке и столкнул её с корзинки.

Пыльное облако заплясало в солнечных лучах.

Он встал на колени перед корзинкой и начал поспешно выгребать серое, пыльное тряпьё.

— Рехнулся? — испуганно ахнула Юлька, нерешительно подходя к Алёше. Она уже хотела было осторожно пощупать Алёшин лоб, но в это время Алёша достал со дна корзинки несколько старых школьных тетрадок и, усевшись прямо на шлак, устилавший потолочные доски, стал быстро перелистывать тетради одну за другой, бормоча что-то себе под нос.

Юлька невольно прислушалась.

— Пятнадцатого июня одна тысяча девятьсот сорокового года… высадил маточники гибрида на Сорочьей поляне…

Алёша поднял голову и посмотрел на Юльку такими откровенно счастливыми глазами, что Юлька попятилась.

— Они… Юлька, они! — громким шёпотом сказал он, от волнения у него пересохло в горле.

— Кто? — ничего не понимая, но тоже невольно переходя на шёпот, спросила Юлька.

— Дневники дяди Степана!

— Те самые?! — радостно ужаснулась Юлька.

— Ну да!

— Ой, Алёшка! А вдруг не они? — Юлька присела рядом с Алёшей и заглянула в тетрадку.

— Они! Вот смотри… Здесь всё описано, как он сажал свой гибрид и как ухаживал…

Юлька выхватила тетрадки из рук Алёши и вскочила на ноги.

— Бежим!

— Куда бежим?

— Как куда? К Нине Петровне, вот куда! Бежим, Алёшка-а-а!

Сорочья поляна начиналась от дороги сразу за деревней и кончалась у берёзового перелеска, светлой весёлой каймой опоясавшего сосновый лес.

Широкая свежевспаханная полоса пересекала поляну наискосок, и издали казалось, что на зелёное шелковистое поле наложили чёрную бархатную заплату. Когда Алёша с Юлькой подбежали к поляне, ребята, разбившись под командой деда Матвеича на две бригады, выносили с поля мелкие камни и складывали их у дороги в две кучи. В одну — приборовские, в другую — заборовские. Крупные валуны, выволоченные на обочину трактором, как серые каменные шапки торчали вдоль дороги.

— Шевелись, шевелись, гвардия, — приговаривал дед Матвеич, попыхивая своей неизменной цигаркой. — Работа, известно, не волк, в лес не убегёт, однако жа, как потопаешь, так и полопаешь, слыхали?

Нина Петровна и агроном ходили по полю следом за трактором и меряли железным метром глубину вспашки.

— Матвеич! — крикнула Нина Петровна. — Ты точно помнишь, что Степан выводил гибрид на Сорочьей поляне?

— А как же, молодуха, чай, память у меня не девичья, всё как сейчас помню. Тут и выхаживал, — он наклонился, взял горсть земли, понюхал, затем медленно растёр землю пальцами. — Вона землица кака… В такую что ни посади — само вырастет.

— Эге-гей! — крикнула, подбегая, Юлька. — Нина-а-а-а Петровна-а-а-а! Скорея сюда-а-а-а-а!

Нина Петровна встревоженно оглядела из-под руки рассыпавшихся по полю ребят. Увидев Алёшу и орущую не своим голосом Юльку на краю поляны, она воткнула в землю железный метр и, легко перескакивая через влажные комья вывороченной земли, побежала к ребятам. Со всех концов Сорочьей поляны уже мчались к Юльке мальчишки. Следом за ними рысцой трусил Матвеич, придерживая рукой свою зелёную пограничную фуражку.