Когда приходит ответ - Вебер Юрий Германович. Страница 47

Ну совсем как в музыке. Чередования такт за тактом. Строгий отсчет времени. Схема тоже работает в ритме. Пока одно реле держит, другое уже отпустило. А третье, скажем, остается включенным до тех пор, пока не сработают два предыдущих или какое-нибудь последующее. И каждый раз первое должно включаться на третьем такте, а отключаться, положим, на седьмом. Тогда и происходит та смена ступеней, по которым может быть разыгран процесс автоматического контроля температуры. Только тогда. Только если учитывать это распределение во времени. Тогда устройство и сыграет нужную мелодию — до, ре, ми, фа, соль… Такт за тактом, как по нотам.

Он уже ничего не слышал из того, что говорила ему Наташа, пересказывая разные новости.

— Да-да, конечно, — машинально отвечал Мартьянов, а сам слушал что-то свое, что пробивалось для него в мире его схем.

Ритм.

Но знает ли он, как записывать, анализировать этот ритм, эту многотактную работу реле? Он всматривался в формулы алгебры логики и… не находил ответа. Язык алгебры описывал характер соединений. Выходит, что нужно еще знать последовательность действия. Смену во времени. Как же это выразить? Где же тот «метроном», который помог бы правильно соблюдать нужный ритм? От этого многое зависит. Разные ритмы — разные структуры.

Неужели алгебра логики ничего на сей счет не говорит?

Хорошо музыкантам! Они давно уже нашли способ считать звуки во времени. Ноты, разделенные на такты. Эти всем знакомые вертикальные черточки, секущие нотные строчки, как на столбики, и помогающие идти по ступеням мелодии, сохраняя ритм. А что же в релейных схемах? Что в схемах позволит фиксировать такты работы?

Многотактные схемы встречаются в автоматике и телемеханике все больше и больше. Разные по ритму действия. Разные по назначению. Даже такое простейшее создание, как «пульс-пара», мурлыкающая почти на всех линиях телемеханики свое монотонное тик-так, и то должна быть решена как схема многотактная. А уж о более сложных системах и говорить нечего. Всюду в них бьется свой определенный ритм.

Так как же с ними?

Тик-так, тик-так… дразнит вкрадчиво Мартьянова. На какие же ноты положишь ты эту музыку? Молчит алгебра логики, молчит.

Воздух в цехе, как всегда, дышал жаром и копотью. Печи сердито гудели в своих стойлах. Расстегнув лыжную куртку, стуча подковками на подошвах, обхаживал Мартьянов со всех сторон смонтированную наконец установку. Последняя проверка.

Вадим Карпенко, осунувшийся, небритый, с цеховым загаром на скулах, прикрыл осторожно щитками наиболее чувствительный узел — гальванометр с контактной гребенкой. Их температурная клавиатура!

Работницы, таскавшие на противнях, как на носилках, патронные гильзы, деликатно посматривали в их сторону. Что там готовят ученые гости? Но парни, возившиеся возле печей и находившие все время предлог друг на друга властно покрикивать, делали вид, что это вовсе их не касается.

Обычный рабочий шум в цехе. Как всегда.

Вдруг общий шум прорезал громкий, непривычный здесь звук. Тягучий истошный рев. И все в цехе невольно замолчали и обернулись на этот звук. И потянулись туда, где перед световым табло стояли Мартьянов и Карпенко. Ревун все надсаживался. А на табло зажглась надпись: «№ 4. Меньше».

Откуда-то возник сразу технолог, исступленный, расталкивая всех, взглянул на табло и тут же бросился с криком:

— Четвертую! Четвертую упустили! Прибавить форсунки! — прибавляя от себя выражения никак уж не технические. И странно, звучало у него это как-то радостно.

Вернувшись затем к табло, технолог сам большим пальцем, видимо для вескости, нажал кнопку на пульте, которую указал ему Мартьянов. Ревун умолк. Сигнальная надпись погасла. Контрольная установка снова получила пуск к дальнейшему прощупыванию температуры. И нечто вроде улыбки проступило на темном, сухом, словно пропеченном лице технолога.

Контрольный автомат держал испытание. Автомат в том варианте, какой сложился у них в конце концов в лаборатории после всех перестроек схемы релейного узла, что так упорно не давался. Мартьянов долго рассматривал получившийся чертеж узла после неудачного сеанса алгебры, выбросил постепенно все лишние контакты — уже без всякой алгебры, и узел стал работать как надо. Возможно, это был и не самый лучший вариант, скорее всего, не самый лучший, но он показался Мартьянову наиболее подходящим, и они решили на нем остановиться. Там же ждут!

И вот опытный образец установлен в цеховой «конюшне», протянув к стойлам печей свои проволочные щупальца. И молоточек гальванометра запрыгал по клавишам контактной гребенки, разыгрывая мелодию автоматического контроля. Пружинистые лапки на релейном штативе неслышно отбивали ритм многотактного действия. Через каждые полминуты реле переключали на другую печь, через каждые полминуты происходило сравнение температур — и автомат либо молчаливо соглашался — правильно! — либо начинал завывать вовсю, сигналить лампочками: сюда, сюда, отклонение!

Пробегавший мимо на вызов автомата парнишка в брезентовой хламиде подмигнул на ходу Мартьянову и крикнул:

— Жалуется ваш ябедник-то!

— Слыхали? — задышал, захлебываясь, в ухо технолог. — Как, окрестили уже! Ябедник, ха! Значит, проняло!..

Мартьянов догадался, что это и есть похвала. Да, результат несомненный. Неплохое решение трудной задачи. Можно считать: бой выигран. Достаточно посмотреть на довольную физиономию Вадима.

А все-таки скребет… Скребет эта неотвязная мысль. Он смотрел на мигание сигнальных лампочек, на пульт с кнопками и ключами, на обнаженный узел реле и жилистые нити проводки… Почему же все-таки? Почему все это рассчитано и сведено в схему в конце концов по-прежнему, по старинке? Старый способ оценок на глаз, чутьем и чутьем.

Из смеси проб и ошибок удалось как будто выловить довольно любопытную, оригинальную схему. Вот она, работает. Многотактная схема с действием в ряд последовательных ступенек. До, ре, ми, фа, соль… А чем помогла ему новая методика, алгебра логики с ее безупречными операциями? Не сумел, он все-таки переложить на ее язык это действие во времени, такт за тактом.

Но, может быть, действительно здесь нужно что-то еще? Какие-то особые ноты…

Ноты! Мартьянов поспешил закончить испытание, быстро собрался и пустился чуть не бегом с завода к себе, опять за стол, опять за то же, что Наташа называет «как пригвожденный».

7

Все произошло затем довольно быстро.

Ноты! Это сравнение вертелось уже неотступно, подсказывая ход исследования.

Едва Мартьянов вернулся с завода и проглотил традиционный военный обед — капуста и картошка с собственных грядок, — он уже засел «как пригвожденный», торопясь не упустить то, что мелькнуло ему в последнюю минуту за картиной сигнализации печей.

Многотактное действие. Разбить работу схемы на отдель ные отрезки по ступенькам, как ноты разделяются на такты. Попробуем записать.

Когда меняется в схеме состояние хотя бы одного контакта, совершается такт. Был контакт разомкнут, а теперь замкнулся — такт. Можно обозначить крестиком. Был замкнут, а теперь перешел в разомкнутое состояние — такт. Можно обозначить минусом. Изменение за изменением — такт за тактом. Последовательность во времени.

И каждый такт надо отделить вертикальной черточкой: сразу видно, на каком же такте минус сменяется крестиком — элемент изменил состояние. А каждому элементу отвести свою строчку: удобнее следить. Тогда и появляется возможность действительного анализа, чтобы ответить на первый основной вопрос: сколько же элементов нужно и в какие моменты они должны включаться и отключаться, чтобы проиграть необходимую гамму автоматических действий? Ритм работы схвачен и разложен по столбикам и строчкам аналитической записи. Вот оно: до, ре, ми, фа, соль, ля, си! Подход к многотактным схемам у него в руках.

Мартьянов линует строчки и вертикали, строчка за строчкой, черта за чертой… И что же он видит? Перед ним на листе бумаги таблица. Таблица, разбитая на отдельные клеточки. Причудливая мозаика минусов и крестиков. Таблица.