Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под з - Титаренко Евгений Максимович. Страница 19
Некоторое время полежали молча. Потом Никита ушел в лес. Он приметил там будто бы присыпанную щебенкой яму — решил покопать. Но Петька давно не верил в эти ямы. Уже с полсотни их раскопали они по тайге у водопада, а проку никакого. Глядишь — будто и правда яма, присыпанная щебенкой, а откидываешь, откидываешь камни, разроешь — лунка в земле с полметра, с метр глубиной. И откуда в них щебенка понабиралась — неизвестно.
Петька некоторое время лежал один. Но одному было скучно и жарко. Тогда он, чтобы не отставать в изысканиях от Никиты, решил сделать еще одну попытку обследовать дно омута, в котором, по рассказу бабки Алены, жил раньше сом с драгоценными камнями в животе. Сказка — сказкой, а дыма без огня не бывает… Темный в скалах омут давно привлекал друзей, но глубина безнадежно отталкивала. И не такие, как Петька, пробовали донырнуть до дна, где лежал теперь затонувший «Корсар», но только один Федька косого дядьки Андрея, говорят, донырнул раз и вытащил на поверхность саблю. Правда это или неправда, но сабля у Федьки была: кривая, ржавая, в зазубринах…
Петька чувствовал себя в отличной «ныряльной» форме и решил попытать счастье еще раз… На глубине, в омуте, рассказывали, есть течение, которое тянет вниз, и кто попал в него — не выберешься. Да ведь выбрался же Федька дядьки косого Андрея? Значит, можно и другим. Петька чуточку еще посидел у берега, потом решительно разделся догола, чтобы даже трусы не мешали, и прямо с камня ухнул в глубину…
Никакого открытия на глубине он не сделал, потому что дна не достал, — открытие поджидало его на поверхности. Когда, задохнувшийся, с обвисшим на глаза чубом, он вылетел из воды, хлебнул воздуху и привычным движением головы отбросил назад волосы, глазам его предстала самая неприятная из всех возможных в таком положении картина. У воды, на том самом месте, где две минуты назад сидел он, стояли пятеро ухмыляющихся рагозинцев, со Славкой белобрысым в том числе. Шестой — Васька-малыга, коротконогий и длиннорукий, первый в Рагозинке драчун, с Петькиными трусами, штанами и майкой в руках немножко поодаль ото всех примеривался к высокой ольхе, собираясь, очевидно, как знамя, водрузить где-нибудь на ее верхотуре залатанные на коленках Петькины штаны.
— Отдай одежду! — вне себя закричал Петька.
Рагозинцы захохотали. Белобрысый Славка бултыхнул опущенной в воду ногой, и брызги полетели прямо в лицо Петьке.
Петька рывком отплыл на середину омута. Хотел крикнуть Ваське-малыге: «Нечестно!» Но успел подумать, что сам в подобных условиях поступил бы точно так же, а это значило, что лозунгами рагозинцев не проймешь.
— Стираешь? — поинтересовался Васька-малыга, разглядывая на вытянутой руке Петькины трусы и майку. Петька с удовольствием запустил бы в него хорошим булыжником, но для того чтобы взять камень, надо было сверкнуть голиком на радость противнику, а достать камень со дна — Петька уже убедился — не по силам ему.
Кто-то еще о чем-то спросил его, но в это время Петька заметил вверху, над водопадом, изумленное лицо Никиты — на той самой скале, где недавно еще лежали они оба.
Никитино лицо мелькнуло и исчезло. Что придумает Никита, Петька не знал, но знал, что придумает что-нибудь, и это возвратило ему уверенность.
— Отдай штаны, малыга! — потребовал Петька.
Перемена в его настроении, как и следовало ожидать, не прошла незамеченной. Васька, уже схватившийся за нижний сук ольхи, чтобы влезть на нее, приостановился.
— Ну, ты, в чем мама родила! — сказал Васька.
— Плохо будет! — пообещал Петька, делая круг у своего родного белоглинского берега. Рагозинцы, как по команде, начали бросать в воду камни. Не чтобы попасть в Петьку, но чтобы окатить его брызгами.
— Давай на берег! Барыню спляшешь — штаны вернем!
— Утоплю змеев! Всех утоплю! — захлебывался Петька. — Не появляйтесь на Белой Глине!..
К этому времени, как потом выяснилось, Никита уже натаскал к обрыву достаточно много камней, теперь разом столкнул их вниз, на скалы, и так завопил, заулюлюкал, что даже Петьке показалось, будто не один Никита, а сразу двадцать Никит обрушились сверху на противника.
Рагозинцы, вскинутые на ноги шумом, в миг отпрянули к деревьям. Никита грудью сшиб на землю Ваську-малыгу, выхватил у него Петькину одежду, сам одетый с разбегу маханул вниз головой в омут, и, когда рагозинцы опомнились настолько, чтобы схватиться за подручные средства нападения и защиты, Никита с Петькой уже выскочили на белоглинский берег и Петька даже штаны надернул, сунув трусы и майку в карман.
В них полетели шишки, сучья, галька. Но ни Петька, ни Никита отвечать противнику не стали. Схватившись за животы, они катались по берегу, задыхаясь от смеха. Не потому, чтобы это им было действительно смешно, но потому, что смех — наиболее действенное и много раз испытанное оружие.
В результате Васька-малыга рассвирепел до того, что рядом с Петькой шлепнулась на камни и высекла искру уже не еловая шишка, а что-то похожее на увесистый, граммов около четырехсот, булыжник. Приятели шмыгнули в кусты.
— Приходите в гости! — крикнул Петька. — Трусы! Мы нарочно подстроили! Ха-ха-ха-ха!
И, оглушая друг друга, Никита с Петькой долго еще били противника из чащи вереска демонстративным, бесконечным до изнеможения смехом.
И скалы, усиливая этот оглушительный смех, троекратным эхом возносили его над Стерлей.
Первое странствие адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба
Бремя славы
Друзья вскрыли первое письмо с тремя марками на конверте, с адресом, отпечатанным на машинке (первое — ибо потом они были еще), забравшись глубоко в тайгу.
Письмо было на гладкой бумаге, с печатью.
«Уважаемые товарищи Савостин и Ложков!
Ваше письмо-запрос мы направляем для рассмотрения в Свердловское областное отделение милиции.
И в скобках еще раз было — «А. Сизов».
Друзья снова и снова по очереди перечитали письмо, пока наконец поняли, что опять надо ждать.
Единственным следствием первого сообщения было то, что о письме пронюхал кто-то: либо Мишка, либо Колька тетки Татьянин, либо еще кто. Во всяком случае, спустя два дня, когда к Петькиному дому подошел курдюковский почтальон дед Матвеич с письмом из милиции, в противоположном конце широкой белоглинской улицы будто бы невзначай мелькнула фигура Владьки. А Мишка через час подошел к забору и, дождавшись, пока друзья выйдут из дому, спросил:
— Пишем?..
— Пишем, — сердито ответил Петька.
Мишка хотел спросить еще о чем-то, но понял, что это бесполезно, и одобрительно сказал:
— Ну-ну…
С этим письмом они уже не прятались в тайге — прочитали дома.
Областная милиция сообщала, что письмо направлено для «ответа по существу» в городское справочное бюро…
А еще через день письма посыпались одно за другим.
Горсправка переправила Петькин с Никитой запрос в областное отделение Союза художников «для консультации».
Союз художников переслал письмо в «Облгеологоразведку».
Чудной этот город — Свердловск! Столько организаций, что запутаешься.
«Облгеологоразведка» сообщила, что на запрос ответит областная транспортная контора.
Областная транспортная контора передала письмо белоглинцев автоколонне № 2. Автоколонна — строительству 44/98.
Когда дед Матвеич в восьмой раз прошел через всю улицу со стороны Курдюковки к Петькиному дому, на дороге против дома, переминаясь босыми ногами в теплой пыли, стояло, как по команде, человек десять. Тут и Колька тетки Татьянин, и Мишка, разумеется, и Семка Нефедов, и даже кучерявая Кравченко… Десять пар глаз внимательно проследили, как не спеша дед Матвеич доставал из-за пазухи пакет, как заставил Петьку расписаться в какой-то тетрадке и как Петька с Никитой, жившие все эти дни затворниками, будто глухонемые, исчезли в доме.