Другие правила - Большаков Валерий Петрович. Страница 6
Стало светлеть, и блестящие сигары поезда с воем вырвались из туннельного сумрака на стальную эстакаду. Навалился парк, охватил непричесанными верхушками сосен, курчавыми гривами дубов и отвалился. Распахнулась аллея с фонтанами, с белыми, синими, золотыми павильонами и киосками, Змеистым зеркальцем ушла назад речушка. «Гзень? – подумал Жилин. – Или она с того берега? Надо же, забыл…» Навстречу поезду посыпались какие-то клумбы, альпинарии, газоны, карусели с качелями, повалила гуляющая публика, заскакала расфуфыренная мелюзга, пошли шнырять многоногие киберуборщики.
Вагоны вкатились, утишая свой бег, под стеклянные своды станции и остановились.
– Станция «Чудинцева». Переход на станции «Нутная» и «Рогатица».
Было хорошо видно, как бабушки с внуками, молодые папы с малышней на плечах, «болыыенькие» братики, ведущие за руку младшеньких, поднимались в прозрачных трубах – в вертикальных колодцах лифтов и по наклонным шахтам эскалаторов, – как они суетились, сердились на непослушных, внушали и одергивали, хлопотали, боясь потерять, и спешили поскорее занять места. На сквозистой стене висела, еще с Олимпиады, панорамная панель: «Добро пожаловать в Новгород!» Панель была погашена, и казалось, что олимпийский талисман – млевший от счастья медведь – лез обниматься из-за толстого, пыльного стекла.
– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Буянная».
Жилин вышел на «Яневой». Пересек скверик и осмотрелся. Первое, что бросалось в глаза, это обилие зелени. Новгород Просто тонул в зелени и млел, как девица, принимающая ванну – по шейку в изумрудной пене. Из облаков зелени выходили ажурные ярусы движущихся тротуаров, бросали на площади-цветники рисунчатые тени и снова уходили в облака зелени. В широких, тенистых аллеях вымахивали стройные здания, а с плоских крыш вспархивали птерокары – красные и белые, серые и золотистые; всякие – от маленьких двухместных «кузнечиков» до тяжелых «семейников» класса «медуза».
Зеленая Янева встретила Жилина тихим, спокойным многолюдьем. Толпы народу, казалось, неспешно прогуливались, как где-нибудь в сельскохозяйственном городишке, без толкотни и давки. Новогородцы и гости столицы раскланивались со знакомыми и не очень, занимали столики в кафе под яркими тентами, читали газеты на лавочках, разговаривали и смеялись, на людей смотрели и себя показывали. Жилин бросил взгляд на радиобраслет с часиками – ему было назначено на одиннадцать, а уже без восьми. Пора.
Здание Комитета по Делам Космоса было 15-этажное, зеленое с желтым. Чистенькая площадь перед ним, выложенная разноцветными плитами, была заставлена атомокарами, наполовину – официального черного цвета.
Пружинистой, скользящей походкой Жилин перешел площадь и поднялся в вестибюль присутствия. А народу-то… Молодежь одна, парни и девушки. Все, как на подбор, в коротких, широких штанах и цветных блузах навыпуск. Это у них возрастное. Коллективное бессознательное. Молодежная мода заразна, она вроде поветрия: переболевают все и разом. Вошли в моду «пифагоры». Все, через неделю полгорода в них. И модная одежда уже смотрится как форменка. Вкус появляется позже…
Молодежь толпилась перед громадными экранами, в коих, словно на стендах, висели списки добровольцев, прошедших по конкурсу проекта «Марс». Галдеж стоял страшный.
– Лукашин! – выкрикивал кто-то из впередистоящих.
– Здесь! – орали из толпы.
– Прошел!
– Ух, ты!
– Круглов!
– Я! Я!
– Нету тебя!
– Как нету?! Должен же быть! Вы что?!
– Ну, нету если!
– Ну что за гадство…
– Судьба!..
– Дальше, дальше!
– Чэнси!
– Здеся он!
– Так… Прошел!
– Оу, грэйт!
– Луценко… Луценко!
– Луценко есть?
– Туточки я!
– Прошел!
– Да ты шо?!
– Ховаев!
Жилин протиснулся к экранам и поискал свою фамилию. Она там была – на самом видном месте: «Жилин Глеб Петрович, кибернетист, канд. тех. наук».
– Прошел? – завистливо сказал кто-то за спиной.
– А як же! – Усмешка чуть тронула плотно сжатые губы Жилина. – Ясно дело…
Он выбрался из шумной толпы, обступившей экраны информаторов, и зашагал в приемную. Лицо его, длинное и холодное, посеченное шрамами, ничего особенного не выражало. Ну, прошел – и прошел…
Навстречу большой веселой компанией двигались добровольцы – огромные, красивые, облаченные в черные комбинезоны с надписью «МАРС» на спине. Добровольцы пели, хохотали, сыпали остротами и назначали свидания, и до всего им было дело, и все им было нипочем. В какой-то момент Жилин – огромный, красивый, облаченный в черный комбинезон с трехцветным наугольником на рукаве и с белым офицерским Георгием, – смешался с потоком гавриков и гавриц и стал одним из них. Его чмокали, вставая на цыпочки, шальные девчонки, и он чмокал – наклонясь. Его хлопали по широкой спине, и он отвешивал гулкие шлепки. «Ну, все, держись, Марс! – думал Жилин, проталкиваясь к приемной. – Эти так просто с тебя не слезут! Этих понукать не надо, наоборот, еще и удерживать придется. Они ж не могут без подвигов…»
В приемной секретарь-автомат для начала зарегистрировал Жилина, а затем деловито объявил, что начальника проекта «Марс» на месте нет и сегодня не будет – он в Городище, на Совете Всемирного Экономического Сообщества, – и что прием ведет Сулима Иван Михайлович, главный секретарь КДК. До полпервого.
– Ладно, – коротко сказал Жилин.
Из служебного модуля, звонко попрощавшись, выпорхнула Марина Корелли – очень хорошенький врач-профилактик. Завидев Глеба, врач-профилактик бросилась его обнимать.
– Меня взяли, меня взяли! – пела девушка, подпрыгивая и пританцовывая. – Буду сменным врачом! На Сырте! На самом!
Ее свеженькое личико все осветилось, а глаза засияли, плескаясь пронзительной синью. Как звездочки, подумалось Жилину. Даже лучики видны…
– Марик… – ласково проговорил он, называя Марину интимным именем, непонятно уже, когда придуманным. – Маришка… Такой дамой станешь!
– А ты думал? – важно сказала Марина. – Не абы как!
Тут секретарь-автомат пригласил «Жилина Глеба Петровича» зайти, и девушка мягко подтолкнула его:
– Ну, иди, иди… Я тебя тут ругать буду!
Жилин улыбнулся ей, кивнул и толкнул дверь в служебный модуль.
Залитый солнцем и просто обставленный модуль производил впечатление полупустого. Пульт с экранами и терминалом. Три кресла. На голой пластмассовой стене – ниша для микрокниг и полка, заставленная печатными изданиями – и тонкими, в легкомысленных мягких обложках, и толстыми томами в солидных твердых переплетах. За огромным – во всю стену – окном громоздились неохватные дерева, выстроившиеся вдоль Яневой. Вдали в районе Плотницкого конца, маячили шпилястые зеркальные купола, ячеистые пирамиды, колоссальные кристаллические кубы и шары Нового Центра. Они искрились, словно засахаренные, а над ними в бескрайней голубизне вились птерокары и вертолеты. Как мушня над вареньем…
Главный секретарь сидел, привалясь к наклонной дуге пульта, и мосластыми пальцами выстукивал марш. Это был видавший виды человек, уже в возрасте, с грубым красным лицом и бестрепетным взглядом. Прядь непослушных пегих волос постоянно падала ему на глаза.
– Здравствуйте, – сказал Жилин и отрекомендовался.
– Здравствуйте, здравствуйте… – глухим голосом протянул Сулима.
Усадив Глеба, Иван Михайлович поглядел на него исподлобья.
– Спецназ? – начал он с вопроса.
– Никак нет, – по привычке ответил Жилин. – Патруль.
– Знатно… Дайте-ка я кое-что занесу… Машина, работаем, – скомандовал компьютеру Сулима. – Звук убрать. Режим обычный. – Он возложил руку на контакты биоуправления, глянул на один из экранов, считал, шевеля губами. – По образованию вы… кибернетист, – сказал он, щурясь в дисплей. – Ага… Кандидатскую защитили уже?
Жилин утвердительно кивнул.
– Ясненько… Вы, если мне память не изменяет, уже работали у нас? – продолжил Сулима. – Я имею в виду, в КДК?