В поисках Рейчел Уоллес - Паркер Роберт Б.. Страница 24

Они выбрались из машины. Тот, что говорил, был высоким и угловатым, как будто его собрали из конструктора "Лего". На нем была флотская фуражка вахтенного, клетчатая куртка, как у лесоруба, и коричневые штаны, которые не доставали до черных ботинок. Рукава куртки были ему коротки, и из-под них торчали узловатые запястья. Руки у парня были большие, с торчащими суставами. Челюсть его постоянно двигалась, и, переходя улицу, он сплюнул табачную слюну.

Остальные трое выглядели очень мощно, как люди, которые давно занимаются тяжелым физическим трудом. Самый низкий из них был слегка кривоног, вокруг глаз у него виднелись глубокие шрамы, а нос был толще, чем следовало бы. На мне тоже присутствовали похожие отметины, и я знал, откуда они берутся. Либо он слишком поздно бросил бокс, либо проиграл больше боев, чем я. Лицо его походило на бейсбольную рукавицу кетчера.

Все четверо выстроились передо мной поперек аллеи.

– Что ты здесь делаешь? – спросил высокий.

– Регистрирую всяких подонков, – ответил я. – Если считать вас четверых и Манфреда, у меня их уже пятеро.

Кривоногий урод заявил:

– Он хамит, Джордж. Дай-ка я его вырублю.

Джордж покачал головой.

– Ты ищешь неприятностей, парень, – ты их получишь. Мы не хотим, чтобы ты беспокоил Манфреда, – сказал он мне.

– Ты тоже из клана? – спросил я.

– Мы сюда не трепаться пришли, – произнес Джордж.

– Ну конечно, ты из клана, – продолжал я. – Гладко говоришь и так же гладко одет. Где Манфред? Мама не выпускает его из дома?

Урод положил правую руку мне на плечо и оттолкнул меня на пару метров.

– Пошел вон отсюда, а то мы из тебя все дерьмо выбьем, – сказал он.

Двигался он медленно. Я показал ему дважды прямой левый, а затем провел хук справа – раньше, чем он успел поднять руки. Он уселся в снег.

– Неудивительно, что твоя физиономия так пострадала, – посочувствовал я. – У тебя плохая реакция.

Под носом у урода появилось маленькое пятно крови. Он вытер его тыльной стороной ладони и поднялся на ноги.

– Ну теперь ты получишь, – проговорил он.

Джордж попытался неожиданно схватить меня, и я врезал ему по горлу. Он опрокинулся назад. Оставшиеся двое прыгнули, и мы втроем повалились в снег. Кто-то ударил меня в висок. Я просунул пальцы под чей-то нос и рванул вверх. Владелец носа вскрикнул отболи. Джордж пнул меня в ребра ботинком со стальным носком. Я откатился, ткнул наугад кому-то в глаза и вскочил на ноги. Урод провел серию хороших ударов, когда я двигался мимо него. Если бы я шел ему навстречу, он сбил бы меня с ног. Один из них прыгнул мне на спину. Я вытянул руку, схватил его за волосы, нагнулся и дернул, используя его инерцию. Он перелетел через мое плечо и ударился спиной о парковую скамейку. Урод ударил меня сбоку в челюсть, я качнулся. Он снова ударил меня, я откатился в сторону и налетел на Джорджа. Тот обхватил меня обеими руками, пытаясь удержать. Тогда я поднял кулаки на уровень его ушей и с двух сторон ударил его по голове. Он хрюкнул, резко ослабив зажим. Я освободился, но кто-то ударил меня чем-то потяжелее кулака, в голове у меня зашумело, в глазах поплыли красные пятна, и я упал.

Когда я открыл глаза, то обнаружил, что на ресницы налип снег, похожий на большие кристаллы соли. Никаких звуков, никакого движения. Затем как будто кто-то стал принюхиваться. Я взглянул налево и сквозь тонкий слой снега разглядел черный нос с тонкими розовыми ноздрями. Этот нос обнюхивал меня. Я чуть приподнял голову и выдохнул. Нос отпрянул.

Он принадлежал собаке, понятливому молодому далматинскому догу, который стоял, припав к земле, чуть вздернув заднюю часть и неуверенно помахивая хвостом.

Поднять голову мне было слишком тяжело. Я положил ее обратно в снег. Дог приблизился и снова обнюхал меня. Я услышал, как кто-то зовет: "Диггер!" Собака переступила с лапы на лапу.

Кто-то снова закричал:

– Диггер! – и собака убежала.

Я глубоко вздохнул. Вздох отозвался болью в ребрах. Я выдохнул, потом снова вдохнул, медленно подтянул руки под себя и оттолкнулся, встав на четвереньки. Голова у меня закружилась, я почувствовал, как желудок напрягается, – и меня вырвало, отчего ребра снова заболели. Я еще немного постоял на четвереньках, свесив голову, как загнанная лошадь. Глаза стали видеть чуть лучше. Я уже мог разглядеть на снегу отпечатки собачьих лап, ножки парковой скамейки. Я дополз до нее, оперся и медленно поднялся. В глазах снова потемнело, потом четкость зрения постепенно вернулась. Я вдохнул поглубже и почувствовал, что немного крепче держусь на ногах. Аллея была пуста. Далматинец убежал уже далеко вперед вместе с какими-то мужчиной и женщиной. Снег там, где я стоял, был притоптан. Вокруг – множество пятен крови. "Понтиак", который стоял через улицу, перед домом Манфреда, исчез. Я потрогал рот левой рукой. Губы распухли, но зубы целы. Нос, кажется, тоже в порядке.

Я встал со скамейки и сделал шаг. Ребра ныли. Голова раскалывалась. Мне пришлось переждать секунду, пока слабость пройдет, прежде чем идти дальше. Я потрогал затылок. Он распух и был мокрым от крови. Я взял пригоршню снега со скамейки и приложил к распухшему месту. Потом сделал еще шаг и еще. Я был на верном пути. До моей квартиры было три квартала – один по Марлборо-стрит, два – по направлению к Паблик-гарден. Я решил, что к закату солнца точно доберусь.

Но я добрался задолго до заката. Еще до полудня я вошел и закрыл за собой дверь. Потом принял две таблетки аспирина, запил их стаканом молока, сварил кофе, добавил в него добрую порцию ирландского виски, ложечку сахара и выпил, одновременно раздеваясь. Потом осмотрел себя в зеркале в ванной. Один глаз заплыл, нижняя губа вздулась, на затылке кровоточащая шишка, а на боку – огромный синяк. Но ребра, по-видимому, целы, и, в сущности, повреждения были скорее поверхностными. Я долго стоял под горячим душем, потом надел все чистое, выпил еще кофе с виски и приготовил себе на обед две отбивные из ягненка. Я съел их с черным хлебом, потом выпил еще кофе с виски и прибрал в кухне. Чувствовал я себя отвратительно, но все-таки я был жив, а после четвертой порции кофе с виски и отвращение несколько подрассеялось.

Я заглянул в спальню, посмотрел на кровать, подумал, как хорошо было бы прилечь на минутку, и решил этого не делать. Я достал револьвер, покрутил барабан, удостоверился, что все работает нормально, сунул его обратно в набедренную кобуру и вышел из дома.

Три квартала до Манфреда я прошел намного быстрее, чем двигался в обратном направлении за два часа до этого. Не очень бодрым, зато твердым шагом я шел вперед.

21

Когда я позвонил, к двери подошла мамаша Манфреда. Это была худая невысокая женщина в прямом платье в полоску и белых тапочках, в одном тапочке было прорезано отверстие, видимо, чтобы не натирало большой палец. Бе волосы были коротко подстрижены, и выглядело это так, будто их подрезали перочинным ножом. Лицо у нее было маленькое, а все черты будто съехались к середине. И никакой косметики.

– Добрый день, мэм, – поздоровался я. – Скажите, пожалуйста, Манфред Рой дома?

Она тревожно посмотрела на меня.

– Он обедает, – ответила она глубоким грудным голосом.

Я одной ногой перешагнул порог квартиры и продолжил:

– Я с радостью подожду здесь, мэм. Скажите ему, что у меня хорошие новости о Спенсере.

Она продолжала стоять в дверях. Я чуть дальше продвинулся в квартиру, она чуть отступила.

– Кто там, ма? – крикнул Манфред из другой комнаты.

– Какой-то человек говорит, что у него хорошие новости о Спенсере, – отозвалась женщина. Я ласково улыбнулся ей, как старый добрый приятель.

Манфред вышел из дверей справа от меня. За пояс у него была заправлена салфетка, на верхней губе блестели капельки молока. Увидев меня, он остановился как вкопанный.

– Хорошие новости заключаются в том, что я не слишком пострадал, приятель, – произнес я. – Разве это не здорово? Манфред сделал шаг назад: