Дети утренней звезды - Олейников Алексей Александрович. Страница 26
– Прорыв, – сказал он. – Германика почуяла. Где-то рядом скоро произойдет прорыв с Той стороны.
– То есть полезут всякие твари? – уточнил Арвет.
– Почему твари? – удивился Роджер. – Могут прекрасные пэри, например. Или феи.
– Тебе, Родж, явится фея с оленьими копытами, – хмуро сказал Дьюла. – Эви, что там?
– Поезд движется, трудно определить точно. – Эвелина прижала обе ладони к стеклу. – Прорыв назреет к ночи, но мы удаляемся от его фокуса.
– Встаньте ближе, – велела Германика и поднесла к губам флейту.
Арвет не успел ничего сообразить, как все сошлись вокруг Германики, вещи под ноги, взялись за плечи, как греческие танцоры, и он сам в этом кругу – справа Роджер, слева Тадеуш, а он смотрит в поддельное лицо самой дорогой на свете девушки.
С первой нотой воздух загустел, поезд замер, не дрожали стекла, не стучали колеса, не звенела ложечка в забытой чашке на столе, вставал и никак не мог подняться со своего места в вагоне пассажир. Вторая нота сдвинула мир как калейдоскоп, наложила разные его части друг на друга, Арвет видел, как посреди вагона вырос призрак дерева, как из пола приподнялся каменный хребет забора, а пластик стен разошелся, пропуская угол дома, овитого темно-зеленым плющом, точно нос неведомого корабля. Мгновение две части мира были совмещены друг с другом, сквозь замерших пассажиров прорастали дуб и плющ, а после третья нота подхватила отряд Магуса, двинула сквозь пространство с невообразимой скоростью, или, точнее, пространство разжималось, возвращалось к исходному своему состоянию, как лист бумаги, который сложили пополам и вновь разгладили, и вместе с ним переносились и они – несколько песчинок, перелетевших с одного края листа на другой.
… Музыка стихла, Арвет открыл глаза – а когда он успел их закрыть? Привиделось ли ему это все?
Холодный ветер пробился в свитер, он накинул куртку, огляделся. И встал. Соратники разбирали вещи, перешучивались, а он продолжал озираться. Давно бы пора привыкнуть к Магусу, а он все не может. Человеку такое не по силам.
Как их перенесло на эту площадь, как они оказались под ветвями старого дуба, перед большим двухэтажным домом из светло-коричневого булыжника – таким же старым, как дуб, поросшим мхом и плющом?
Германика-Дженни потерла браслет на тонком белом запястье – браслет был из дутого серебра, массивный, на нем красовалось семь больших аляпистых камней – по числу цветов радуги. Камни были крупные и неестественно яркие, сразу видно, что искусственные. Германика поддела стилетом один из камней – красный, выронила на землю, наступила, растирая в пыль.
– Зачем? – не выдержал Арвет. Он избегал на нее смотреть – это было странно и неправильно, что Германика примерила чужой облик, это было чудо Магуса, привыкнуть к которому оказалось труднее всего.
– Спекся, – пожала плечами Германика. – Браслет семи песен, он позволяет использовать хоровод фей без последствий. Платить за него не нужно, понимаешь? Дорогая штука, без нее маскировка слетела бы в один момент.
Арвет понимал. Что такое расплата, он уже чувствовал – вскоре после драки на Острове Дриад его накрыла страшная депрессия – хоть в петлю лезь. Расплата за полеты на Зарнице. Хорошо, Марко ему помог – сказал, что следует делать. Никогда бы не подумал, что расплатой может быть такая ерунда.
– Но только семь раз, – с сожалением сказала Германика. – Теперь уже шесть.
– Нам же надо в Нант.
– Прорыв будет здесь, – буркнул Дьюла. – Что стоишь, парень? Давай за мной в гостиницу. Госпожа Бодден?
Германика кивнула:
– Узнайте что сможете. Эвелина?
– Мы в фокусе прорыва, – Эвелина стояла возле дуба, положив руку на черную кору. – Деревья встревожены…
– Роджер, Дьюла, Арвет – вещи в гостиницу. Жозеф, Тадеуш, обойдите окрестности, Тэд, ты мне нужен во втором облике.
Тадеуш скривился:
– Холодно…
Жозеф, гнусно ухмыляясь, вытащил из кармана ошейник.
– Никогда в жизни! – вспыхнул зверодушец. – Чтобы этот пардус меня на поводке водил!
– Только ошейник, без поводка. Иначе за собаку тебя никто не примет. Волк в округе всех переполошит.
– Может, пусть он сам… – Тадеуш кивнул на Жозефа. Тот хмыкнул:
– Думаешь, леопард в ошейнике жителей успокоит?
Тадеуш страдальчески сморщился, двинулся к гостинице:
– Идем в туалет. Не на улице же мне переворачиваться…
– Держись, брат, – сочувственно пробормотал Арвет, но тут ему на ухо свирепо зарычал Дьюла, и он поспешил вслед за Тадеушом, волоча тяжелые сумки.
– Не понимаю, – пожаловался он, когда багаж занесли, на столе исходили паром чашки с чаем с корицей, а хозяин отеля, худой старик с гладко выбритым узким морщинистым лицом, ошеломленный неожиданным наплывом постояльцев, раздавал ключи и пристраивал сумки.
– Прорыв – это когда с Той стороны выходят разные чудовища. Но разве местные Магусы сами не могут справиться с этой проблемой?
– Ты их видишь? – Роджер понюхал чай, пригубил и отставил в сторону.
– Нет тут никого! – за стол сел Жозеф, шлепнул кепи, брызнул каплями дождя на столешницу. Схватил бутерброд, вгрызся. – Деревня называется Сан-что-то-там… живет здесь человек сто, не больше.
Большой серый пес с белой грудью прошел мимо них и потопал в туалет.
– Эй… – хозяин с чайником застыл посреди холла. – Чья это собака, месье? Сюда нельзя с собаками!
Пес мрачно посмотрел на него, толкнул лапой дверцу. Хозяин возмущенно двинулся за ним.
– Церковь? Курганы? Дольмены? Могилы? Культовые сооружения? – быстро спросила Германика.
– Только старая ратуша, легенд никаких, кроме того, что сто лет назад возле нее телега переехала петуха, а во время Второй мировой немцы при отступлении пытались ее взорвать – уж непонятно почему. За петуха мстили, не иначе.
– А жители? Нет никаких новых и подозрительных людей?
– Самые новые и безусловно подозрительные – это мы, – улыбнулся Жозеф. – Больше никого.
– Темники?
Зверодущец покачал головой.
– Может, Тэд что почуял?
Мимо их стола проплыл хозяин с потерянным лицом. Следом шел Тадеуш, аккуратно придерживая чайник в его руке – не ровен час, обольется. Проводив пожилого месье в его комнату, поляк вернулся.
– Он тебя видел? – встревожилась Германика.
– Он видел, как в туалет вошел волк, а вышел человек. Роминтерская стая свое дело знает.
– А как… как ты успел одеться? – вырвалось у Арвета. – Ну… ты же… вы же во Внешних землях перекидываетесь без одежды.
Все замолчали, посмотрели на него. Арвет заерзал.
– Никода не задавай таких вопросов зверодушцу. – Дьюла вынул из кармана нож и вонзил его в последний бутерброд – Жозеф только руку успел отдернуть.
– Да просто я вошел и задвинул лапой щеколду, – засмеялся Тадеуш. – А потом перекинулся и оделся. Одежда была уже там. Хватит пугать человека.
– Пусть знает, пусть стережется. Держи…
– Спасибо, – Тадеуш с благодарностью принял бутерброд и объявил: – Здесь тихо. Одни пенсионеры живут, ни Магуса, ни темников.
– И при этом стремительно зреет крупный прорыв, который мы с Эвелиной почуяли одновременно, – подытожила Германика.
Роджер потер подбородок.
– Почему нам нужно дожидаться прорыва? – в лоб спросил Арвет. – Это дело местного Магуса.
– Мы представляем СВЛ, мы – это Авалон, – сказала Германика, остановив на нем взгляд синих глаз Дженни. – Местные Магусы неспособны отследить спонтанные прорывы, они, как правило, присматривают за традиционно слабыми местами – могилами, капищами, мегалитами, где барьер между Внешними и Скрытыми землями наиболее тонок. А такой спонтанный прорыв в неожиданном месте – либо дело рук темников, либо трагическая и очень редкая случайность. Именно поэтому СВЛ постоянно мониторит обстановку во Внешних землях. Из-за того что Талос оставил нас без транспорта, одни боги только знают, сколько будет жертв.
– Будут жертвы?