Битвы и приключения - Василев Орлин. Страница 7

А ещё интереснее, что если другие нарушители дисциплины действовали средь бела дня, на свету, то наш примерный герой отличался ночью, в темноте. И притом действовал он тайно, скрытно, никто его не видел, никто его не слышал.

Правда, вечером после лагерной линейки, когда затихали игры и песни, Стоян Стойков первым шёл умываться, первым чистил зубы, первым ложился в кровать, первым закрывал глаза.

Но правда и то, что, едва дежурный гасил свет и ребята засыпали, наш Стоян тихо вставал с постели, ещё тише добирался до окна, как кошка, перемахивал через подоконник и быстро исчезал в темнеющей за лагерем роще.

Куда он ходил и когда возвращался, знал только он один.

В первую ночь его не могли поймать.

Во вторую — тоже.

Но в третью…

Ох!

В третью ночь сам товарищ Лаза?ров…

Нет, постойте, дорогие читатели, подождите! Чтобы всё стало вам ясно, я должен рассказать эту историю по порядку, так, как она развивалась с самого начала.

2

Вышеупомянутый Стоян Стойков был страстным рыболовом. И не каким-нибудь там горе-рыболовом, а искуснейшим рыболовом-мастёром.

Искусство это Стоян Стойков перенял у своего отца, Стойко Стоянова, кузнеца-орденоносца с паровозостроительного завода. Каждое воскресенье кузнец брал с собой сына на рыбалку — или на реку Искыр, или на берега Серебряного водохранилища, или на другие небольшие озёрца, реки, пруды. А прошлым летом оба рыболова целых три недели забрасывали удочки в самое Чёрное море, возле скал старинного города Созо?поля.

Мало-помалу Стоян досконально изучил жизнь подводных обитателей и умел теперь забрасывать свою бамбуковую удочку именно туда, где водилась самая прожорливая рыба. Потому-то он никогда не возвращался с пустым ведёрком. А иногда…

Да, хоть Стоян Стойков и был в два раза меньше Стойко Стоянова, ведёрко его иногда бывало раза в два тяжелей отцовского.

Нечего говорить, сердился кузнец. И какой рыбак не сердится, когда другой поймает больше? Но в то же время он и радовался. И какой отец не радуется успехам своего сына? А потом, разве рыба из обоих ведёрок не варилась в одной и той же кастрюле? Не жарилась на одной и той же сковородке? Разве не лакомились ею одни и те же люди?

Но, как бы то ни было, важно одно: когда Стоян Стойков ехал отдыхать в пионерский лагерь «Партизанская поляна», он погрузил в автобус и все свои рыболовные снасти. А едва ребята приехали и устроились, он снарядил удочку и отправился на разведку.

Первый, кого он встретил на лугу у лагеря, был дедушка Петру?нчо, маленький улыбающийся старичок пастух в лихо сбитой на затылок шапке, с подстриженными, как у молодого парня, усиками.

— Добрый день, дедушка, — вежливо поздоровался Стоян Стойков.

— Добрый день, товарищ рыболов, — ещё вежливей ответил старичок. — Далеко ли собрался? Рыбку половить?

— Как видишь. — Стоян показал свою длинную блестящую удочку. — Только вот не знаю, водится ли тут рыба.

Старик отогнал овец к дороге, что шла вдоль бахчи, и опёрся на свою длинную толстую палку.

— Рыба-то? — повторил он, сощурившись, хотя солнце светило ему в спину. — Есть рыба, как не быть. Да только какая у нас рыба — мелочь. Не для твоей городской удочки. Зато, если ты и правда мастер, ты уж постарайся поймать кита.

— Кита? — насмешливо протянул рыболов.

— Кита! — подтвердил пастух. — Вон там, в Зелёном омуте живёт.

— Ха-ха! — засмеялся Стоян. — Ты что, меня разыгрываешь, дедушка? Как будто не знаешь, что в Болгарии никаких китов нет. Ни в Дунае, ни в Чёрном море. Даже в Софийском зоопарке и то нет. Киты водятся в океанах. Я думал, ты образованней.

— А я, товарищ рыболов, думал, ты по догадливей, — ответил старик, сдвинув шапку на лоб. — Ты что же, не понимаешь, что я тебе про здешнего, про нашего кита говорю? Громадный сом — хвостатый, усатый, что твой океанский кит. Пасть как устье печное. Усы — вот гляди на палку: длиннее и толще. А как станет хвостом бить — подумаешь, пушки грохочут!

Какое рыбачье сердце не забьётся от такой новости? А у Стояна сердце не то что забилось, а подпрыгнуло, как пойманная на крючок рыбёшка.

— Сом, значит… — только и мог он вымолвить.

— Да, сом. Столетний сом. А может, ему и двести лет или даже все триста. Ещё мой дед видел его в Зелёном омуте. И когда — ещё до освобождения Болгарии от турок. Как-то раз сом выпрыгнул из воды и ударил по воде хвостом. Вода как плеснёт — такая волна поднялась, что залила берег и унесла четырёх ягнят.

— Унесла? — переспросил поражённый мальчик. — И они утонули?

— Ну, зачем утонули. — Старик опять сдвинул шапку на затылок. — Дед и другие пастухи бросились в воду и вытащили их. Но с тех пор люди опасаются этого сома. Потому-то мы, пастухи из кооператива, пасём овец где угодно, но к Зелёному омуту не подпускаем. Боимся, как бы кит опять не разыгрался да не ударил по воде хвостом.

Теперь уж не только сердце, но и удочки в руках маленького рыболова трепетали, как тростник на ветру. Глаза его блестели, словно электрические фонарики в безлунную ночь. А губы шептали угрожающе:

— Не бойтесь, не бойтесь… Я поймаю этого сома, этого… океанского кашалота.

Старик снова сощурился.

— А сумеешь? — и усмехнулся в седые усики. — Мал ты ещё, как я погляжу.

— Это ничего, что я мал, — вздёрнул стриженую голову упрямый пионер. — Дело, дедушка, не в росте, а в умении.

— Но я ещё тебе не сказал, что сом плавает только по ночам.

— Ничего. Я его ночью и поймаю.

— Но тут нужны большие удочки, морские.

— Я знаю, какие нужны. Вот они тут, в сумке.

— Дай-ка я погляжу.

Стоян Стойков открыл сумку, но старик так и не увидел удочек, потому что в эту самую минуту до них донёсся громкий, тревожный крик:

— Эй!.. Петрунчо-о!.. Смотри за овцами!..

— Сторож! — испуганно вздрогнул старик.

Он обернулся, и что же? Оставленные без присмотра овцы забрались тем временем в кооперативный сад.

— Вот проклятые! Теперь из-за них штраф платить!

Старик с подстриженными усиками схватил свою палку и резво, как молодой, побежал к стаду, а разгорячённый его рассказами рыболов направился к Зелёному омуту, где в глубине среди подводных камней затаился океанский кит.

3

Заболел Стоян Стойков, совсем заболел. С тех пор как он тайно поставил под воду семь связанных, как ожерелье, удочек, он ни есть не мог, ни играть не мог, ни за дело какое-нибудь взяться.

Ребята устраивали футбольные и волейбольные встречи. Некоторые собирали растения и делали гербарии. Другие вырезали из дерева автомобили, лодки, пароходы. Третьи мастерили из спичек, соломы и арбузных корок всевозможные украшения. Четвёртые писали письма, вели дневники, разучивали песни. Только наш Стоян бесцельно слонялся по лагерю и каждый час устремлялся через рощу к реке.

— Уж не заболел ли ты? — спросил его однажды начальник лагеря.

— Нет, товарищ Лазаров, не заболел.

— Тогда почему же ты ни во что не играешь?

— Да вот… не знаю. Сегодня что-то не хочется.

— Раз не хочется, пойди в комнату и напиши своим письмо. Да не забудь передать от меня привет.

— Спасибо, передам, товарищ Лазаров.

Только тот, кто не знает, что значит для рыбака ждать, когда попадётся сом, — только тот не поймёт, как примерный пионер может пообещать что-то вполне искренне, а потом…

А потом не выполнить обещания.

Стоян Стойков не пошёл в комнату и не написал письмо домой. Вместо этого он свернул к лагерной кухне. Остановился на пороге и поочерёдно оглядел все вёдра, кастрюли, сковороды, котлы, как будто выбирал самую большую посудину.

Лагерный повар в белом фартуке — он был толще, чем самый пузатый котёл, — жарил лук на большой чёрной сковородке.

Он заметил незваного гостя и спросил:

— Тебе чего, приятель? Проголодался, что ли?

— Нет, нет! — ответил гость. — Я не голодный. Я хочу кое-что у тебя спросить.