Шерше ля фам - Болучевский Владимир. Страница 1

Владимир БОЛУЧЕВСКИЙ

Шерше ля фам

Глава 1

Утро нового дня припасло для Петра Волкова некоторые неожиданности.

Начать с того, что проснулся он в собственной ванне, но укрытый шерстяным одеялом. Из крана капало, и одеяло в ногах намокло. Само по себе это уже было неприятно. Но еще более дискомфортной ситуацию делало то, что Петр напрочь не мог сообразить — как так вышло?

С трудом приподнявшись на локте затекшей руки, он завернул поплотнее кран, выбрался из ванны, сняв с вешалки, надел халат и пошлепал босиком в спальню.

Здесь его поджидал еще один сюрприз: в его постели, разметав по подушке золотистые волосы и уютно посапывая, спала некая совершенно неизвестная особа удивительно юного возраста.

«Аки херувимы…» — невольно промелькнуло в сознании Петра. Он машинально взглянул на прикроватную тумбочку — будильник показывал пять минут десятого, — поплотнее запахнул махровый халат и завязал пояс.

— Черт знает что… — пробурчал он и пошел на кухню.

Там он открыл дверцу холодильника, заглянул вовнутрь, вынул бутылку пива, сорвал пробку о край стола и жадно прильнул к горлышку. Затем, вздрогнув вдруг от нехорошего предчувствия, вышел в коридор, подошел к вешалке и стал, передвигая плечики, осматривать висящую на них одежду.

— Еще не хватало… — негромко сказал себе под нос, прошел в гостиную, откидывая подушки, осмотрел диван и кресла, а затем, встав на четвереньки, оглядел пол.

— Вот ведь… — кряхтя поднялся на ноги. Направился в спальню. Там вновь опустился на колени и заглянул под кровать.

Лежащая в постели барышня чуть приоткрыла карий глаз и взглянула на Петра.

— В грязном белье… — сонно пробормотала она, повернулась на другой бок, свернулась калачиком и, похоже, опять заснула.

— Н-нда?.. — Петр скептически вздернул бровь и вышел из спальни.

В ванной комнате он откинул крышку корзины для грязного белья и, сдвинув в сторону лежащие сверху вещи, извлек из-под них обмотанную ремнями плечевую кобуру.

— Логично, — кивнул сам себе, размотал ремни, вынул «макара», взглянул на обойму и, чуть оттянув затвор, заглянул в патронник. Понюхал ствол. Потом засунул пистолет в кобуру, вновь обмотал ремнями и, бросив обратно в корзину, захлопнул крышку.

Затем он допил пиво, критически взглянул на пустую бутылку — зачем-то встряхнув ее, — вышел из ванной и вернулся в кухню. Там достал из холодильника бутылку с остатками водки, выплеснул содержимое в стакан, взял стакан в руку и устремил на него задумчивый взгляд.

Шумно выдохнул и, запрокинув голову, решительно выпил. Поставив стакан на стол, закрыл глаза, постоял какое-то время, прислушиваясь к ощущениям организма, а затем вышел в переднюю, подошел к вешалке, наклонился, аккуратно расставил рядком обувь, надел тапочки, вынул из кармана висящей на плечиках куртки зажигалку и пачку сигарет. Закурил.

«Так, — сделав глубокую затяжку, подумал про себя. — Теперь далее…»

Опять наклонился, подцепил пальцем за ремешок девичью туфельку, распрямился и, приподняв ее до уровня глаз, долго и внимательно разглядывал с разных сторон.

— Ладно, — сказал наконец. — Разберемся.

Поставил туфельку на место и пошел в спальню.

Юная особа проснулась и, подложив под спину подушку, сидела на постели, придерживая рукой одеяло на груди.

— Привет, — широко улыбнулась она Волкову.

— Доброе утро.

— Угости сигареткой.

— А не рановато тебе будет?

— Ага… — Барышня подняла обе руки и поправила волосы, от чего одеяло сползло и обнажило ее до пояса. — Как в постель меня тащить, так, значит, я уже взрослая. А курить мне, выходит, рановато. Так?

— Да я не в том смысле. — Взгляд Петра невольно задержался на небольшом, но уже вполне развитом бюсте с розовыми кругами вокруг алых сосков. — Утро еще. Ты бы хоть позавтракала сперва, что ли. А то только глаза раскрыла и сразу…

— Я утром никогда не ем. Только кофе.

— Ну так кофе себе свари.

— Ле-ень… — Безымянная гостья зажмурилась и сладко потянулась всем телом. — Поухаживайте за мной, дяденька, а? А то ведь все, только обещаетесь. Надавали авансов бедной девушке, а сами…

— А сам — что?

— Я ждала-ждала, пошла взглянуть, а вы в ванной заснули. Я воду выпустила, но… вон вы большой какой и тяжелый, мне же вас не сдвину гь. И не разбудить. Я тут в шкафу одеяло нашла, укрыла. И осталась в одиночестве. Я бы так, вообще-то, и дома могла.

— А… это… про волыну в грязном белье?

— Так я же вам в ванной раздеваться помогала. Вы при мне ее туда и бросили. И ботинки еще хотели засунуть. Я не позволила. А в такси вроде трезвый еще совсем был… Ну почти.

Петр подошел к стоящей возле изголовья кровати тумбочке, погасил в пепельнице окурок, достал из кармана халата пачку и задумчиво вынул из нее новую сигарету.

— И мне, — протянула руку девушка.

— На. — Он протянул ей пачку и, откинув мелодично динькнувшую крышку «Зиппы», чиркнул колесом зажигалки.

Держа чуть припухшими со сна губами сигарету, девушка потянулась к огню, и Волков скользнул взглядом по изящным линиям обнаженного юного тела.

— Слушай, — сказал он, — а… мы что… короче, вступили с тобой в какие-то договорные отношения?

— Как это? — сморщив нос, она подняла на него глаза.

— Ну…

— А-а… в этом смысле. А ты что, на самом деле, что ли, ничего не помнишь?

— Что ж я, по-твоему, придуриваюсь?

— Да нет, не похоже. В общем, я не проститутка. Если ты об этом. Ко мне там, в клубе, хмырь один клеился. Душный такой, весь та-акой на-а ра-аспа-альцовке… баксы веером — крутой, короче. Я на тебя в этот момент взглянула нечаяно, ну… ты подошел, взял меня молча за руку и привел за ваш столик. А на него, на хмыря этого, так посмотрел… я подумала, ты его убить хочешь.

— Хотел бы, убил. Значит, не хотел.

— Ага. Только он сразу слинял куда-то.

— А потом?

— Выпивали. Разговаривали. Друзья твои, эти двое, смешные очень. Особенно тот, который с бородой. Он из Москвы?

— Из Москвы.

— А он кто?

— А что?

— Да он мне Исаакиевский собор подарил. Мы мимо на такси проезжали, он и говорит: «Нравится? Это я построил. Дарю! Делай с ним что хочешь».

— А куда это вы с ним ехали?

— Здрас-сте… Да мы все вместе ехали. Я у тебя, между прочим, на коленях в это время сидела.

— Иди ты? — Петр стряхнул пепел в пепельницу.

— Ну надо же… А я-то еще удивлялась, что ты столько при мне уже выпил, а все трезвый.

— Далее излагай.

— Ну вот, — она сделала затяжку, — сначала мы там, в клубе, сидели. Вчетвером. Я, ты и двое этих твоих друзей. Один Саша, высокий такой, с усами, а другой Андрей Иваныч, из Москвы. А почему вы его — Андрей Иваныч зовете? Он же не старше вас, только бородатый.

— Ну…Андрей Иваныч, и все. Зовут его так. С детского сада. Он там воспитательнице так представился. С тех пор и зовут.

— А тебя — Волчара.

— Ты это… давай, знаешь… кому Волчара, а кому и Петр Сергеич.

— А ты и правда на волка похож. На крупного.

— Чем это, интересно узнать, я похож?

— Глазами.

— Да?

— Ага. Сразу видно.

— Ну, и потом что было?

— А потом этот ваш Андрей Иваныч ка-ак заоре-ет… Я думала, нас всех сразу свинтят, к нам же секьюрити тут же подлетели.

— А чего он орал-то?

— Ну… душно, мол, ему, русскому человеку, в этом иноземном — он так и сказал «иноземном» — бардаке киснуть, коктейли сосать и тупо на голые сиськи пялиться.

— Что за сиськи?

— Так там же стриптиз потом начался.

— А-а… вот оно что.

— Ну да. «Простору хочу! — орет. — И воли! Махнем, господа, на Волгу! К цыганам! В баньку с бабами! Водку пить до утра!»

— Разумно, — кивнул Петр.

— Вот. Вот ты и тогда так сказал. Гурский этот, который Саша, секьюрити денег сунул, они и отвязались. Вы все поднялись из-за стола и пошли на выход. Ну… и я с вами.