Медный лук - Спир Элизабет Джордж. Страница 39

Прошел еще час — бесконечный, тягостный, еще двенадцать появились на месте сбора. Наконец, собрались все, кроме Нафана. Лежали в укрытии до заката, почти не разговаривали. Когда спустилась темнота, четверо пробрались обратно — за телом Нафана. В селение убитого нести нельзя, пришлось вырыть могилу прямо тут, на склоне. Затем медленно, устало, по одному добрались до дороги и потащились обратно на север, словно обычные путники.

Да, замечательно, что удалось освободить Иоиля. Но увидеть вблизи мощь Рима… это просто страшно. Все знали — без Самсона им бы никогда не справиться. Беспечная уверенность в себе, в своих силах, та, что владела ими прошлой ночью, уже никогда не вернется.

Глава 20

Медный лук - i_020.png

Месяц Тишри принес затяжные осенние дожди. Поля утопали в коричневой грязи, из-под которой при вспашке вылезала темно-красная жирная земля, готовая к осеннему посеву. На дорогах после каждого ливня свинцово-тускло поблескивали огромные лужи.

Встречи в башне прекратились. Парни ходили с опаской, побаиваясь слишком часто показываться большой компанией. Скоро, шептали друг дружке при случайных встречах, скоро мы снова будем вместе. Тогда найдется и оружие. Настанет день — и будет готов каждый. Но в шепоте не осталось ни горячности, ни надежды. Нет, этот день еще не скоро. Вождю, затаившемуся в горах, уже никто не верил.

Даниил работал в дымной полутьме кузницы — насколько позволяли медленно прибывающие силы. Он еще не мог поднять молота, приходилось заниматься, не обращая внимания на боль в плече, всякой мелочью — полировкой, заточкой. Несделанная, будь она проклята, работа все копилась. Как уже хочется снова орудовать молотом, колотить по наковальне, неистовым грохотом заглушая назойливые мысли. По ночам под навесом на крыше, где теперь спал и Иоктан, он накрывался с головой и проваливался в томительную дрему. Но почти всякую ночь просыпался от шума дождя, и тогда неотвязная боль и горькие думы не давали снова уснуть.

День за днем, ночь за ночью в голове звучали одни и те же слова. «Все, взявшие меч, мечом погибнут» [73]. Он все никак не мог вспомнить — откуда же он их знает? Иоиль читал? Нет, не похоже, что они из Писания. Потом его озарило — Иисус. Он так и слышит его голос, так и видит летний жаркий день под голубым полуденным небом. Верные слова — он, Даниил, не ведает иной жизни, кроме жизни с мечом. Взять меч, сражаясь за свободу своей земли, и погибнуть от меча — что может быть лучше, чего еще желать? Но получилось совсем не так. Не он погиб мечом, а Самсон, который вообще ни за какую свободу не боролся, а с ним и Нафан, оставивший после себя молоденькую жену. Их смерть на его совести. А свободы не видно, как и раньше.

Да, без помощи Иоктана ему теперь не обойтись. Шустрый паренек, вернувшийся вместе с ним в селение, всеми силами старается доказать свою преданность. Был ли у него когда-нибудь дом — кто знает, он сам не помнит, и запрет заходить на жилую половину его ничуть не беспокоит. Ест в кузнице, а то и просто сидя на пороге, болтая с проходящими мимо соседями. Об утраченной свободе, о жизни в пещере, похоже, ничуть не жалеет, весьма довольный нынешним житьем. Каждое утро с радостной улыбкой отправляется к колодцу за водой, не обращая ни малейшего внимания на посмеивающихся девушек. Относит сделанную работу, и щербатая усмешка на тощем лице везде обеспечивает ему друзей. Соседи, да и все остальные решили, что Иоктан — новый ученик в кузне, расторопный, смышленый, но худоват, да и в руках силы маловато — хороший кузнец из него вряд ли выйдет.

Прошло десять дней с тех пор, как Иоиль и Така вернулись в Капернаум, а от них ни словечка не слышно. День за днем все тяжелее переносить молчание друга. В опасности Иоиль или нет? О чем он думает по ночам? Жалеет теперь, что принес клятву? Может, римские цепи поколебали решимость бороться за свободу?

Поздним вечером, когда Даниил уже собирался устраиваться спать на крыше, в дверь постучали. Кузнец засветил огонек в плошке с маслом, отодвинул засов. Незнакомец, плотно закутанный в насквозь промокший плащ, быстро вошел, резко захлопнул за собой дверь. Слава Богу, это Иоиль. Даниил, не говоря ни слова, крепко обнял друга.

— Решил, я уже никогда не приду? — усмехнулся Иоиль. — Понимаешь, все выжидал, старался быть благоразумным.

— Думаешь, за тобой следят?

— Похоже на то. Я только один раз вышел из дома. В субботу. А когда возвращался с отцом из синагоги, навстречу попался один из слуг центуриона. Узнал меня, кажется, только своим глазам не поверил. Тогда отец вообще запретил мне выходить.

— Так он знает?

— Больше нельзя было скрывать. Пришлось все рассказать, и про то, как ты в дом проникал, и про наши встречи, и про то, что я Рошу помогал. Не мог я ему не признаться, Даниил. Он так постарел за эти дни…

Сам Иоиль тоже выглядит теперь куда старше. Даже выражение лица изменилось, посерьезнело.

— Он меня, наверно, презирает? — стыд залил краской лицо Даниила.

— За что? За мое спасение? Нет, он просил тебе передать — больше не прячься в тайном убежище, просто приходи в дом в любое время, когда захочешь. Знаешь, если бы он не так сильно старался нас простить, было бы легче. Особенно сегодня.

— Сегодня?

— Я опять убежал тайком. Я больше домой не вернусь. Если тут, с тобой, нельзя остаться, уйду в горы к Рошу.

Даниила обуяла несказанная радость. А он-то думал — Иоиль позабыл свою клятву! Теперь, вдвоем, они всего добьются. Снова соберут отряд, куда сильнее прежнего. Но нет, все не так просто.

— Зачем тебе уходить из дома, Иоиль? Мы же ни от кого этого не требовали.

— Не могу я там оставаться. Отец меня ни на шаг не отпускает — так боится. Я знаю, что он готовит. Он мне сам утром сказал — отправляет меня в Иерусалим, завтра, с одним своим другом. Договорился, чтобы я там учился в школе. Вот и пришлось убежать прямо сегодня.

Даниил глядел на друга и никак не мог решиться. Наконец произнес:

— Школа в Иерусалиме! Ты же всегда об этом мечтал.

Иоиль отвел глаза, пробормотал смущенно:

— Да, раньше. До того, как у нас появился отряд.

— Но тебе и сейчас хочется учиться?

— Мое дело — бороться за победу. Я поклялся. Если здесь нельзя оставаться, если это небезопасно — уйду в горы.

— Я больше Рошу не подчиняюсь.

Иоиль помолчал, а потом с необычайной серьезностью поглядел на друга и негромко сказал:

— Ты не должен из-за меня порывать с Рошем.

— Уже порвал, ничего не поделаешь. Я тут много о чем думал в последние дни. Сдается мне, мы пошли куда-то не туда. Когда мы Рошу помогали… Помнишь, мы наш отряд совсем не для того собирали… Нападать на людей на дорогах, на своих, на иудеев, так Божьей победы не добьешься. От этого Рим слабее не станет. Только ослабеем мы сами. Вот уже потеряли Нафана и Самсона. Чуть не потеряли тебя.

Иоиль молчал.

— Нам нужен новый вождь, — произнес он наконец. — Мы должны быть наготове, когда придет день.

— Да, да, — слова друга будто возвращали Даниилу почти утерянную надежду. Так хочется поделиться тем, что у него на уме, просто необходимо высказаться. — А пока тебе надо учиться, Иоиль. Это твое дело. Ты к нему призван. Когда настанет день, нам понадобятся не только земледельцы и ремесленники. Без священников и книжников не обойтись, а ты поможешь привлечь их на нашу сторону — ты их понимаешь.

Иоилю никогда не удавалось скрывать свои чувства. Он и теперь не сумел спрятать вспыхнувшую в глазах радость.

— Така мне то же самое сказала, — признался мальчик. — Ты уверен, Даниил?

— Совершенно уверен.

— А что остальные подумают?

— Они выбрали меня вожаком, они мне доверяют.

— Понимаешь, дело еще и в отце, — после недолгого молчания добавил Иоиль. — Он хороший человек, очень хороший. Ты его совсем не знаешь, видел только с одной стороны, да и то не с самой лучшей. Ему так хочется мною гордиться. Если я умру за отчизну — умру, как зилот, — этим можно гордиться. Но в тот день на дороге, закованный в цепи, я понял, пока ему гордиться нечем, что я такого сделал? А ты, ты, Нафан и Самсон, вы мне еще одну попытку дали. Я этого никогда не забуду. Я у вас в долгу.

вернуться

73

Евангелие от Матфея, глава 26, стих 52.