Мстиславцев посох - Ялугин Эрнест Васильевич. Страница 4

— Храни пресвятая дева Марья,? уже смиренно отвечал всадник, пряча в стоячий ворот армяка длинный подбородок. С сырых полей веяло знобливой утренней свежестью.

Всадник медленно пробирался среди многолюдья перед городскими воротами, ничем не выделяясь среди хлопов, которые копошились возле телег, перекликались простуженными голосами.

Сторонний наблюдатель ничего сейчас не сумел бы прочесть на еще довольно моложавом лице всадника. Смирение выражали темные, слегка косящие глаза. И только человек, давно и близко знающий Тадеуша Хадыку, видя, как тот поднимает тонкие бритые губы, мог бы сказать, что на душе у него ликование: наконец-то он замечен владыкой!

«В руках твоих отныне великая сила,? как заноза, сидят в голове Тадеуша эти слова владыки и сладостной болью терзают грудь.? Тебе выпала честь быть основателем».

Разговор тот происходил в небольшом покое, обитом берестой. В узкие окна глядел августовский вечер, багрянец заходящего солнца четко обозначил на прямоугольниках бересты темные прожилки.

— Выедешь не откладывая,? сказано это было мягко, вкрадчиво. Однако Тадеуш Хадыка с затаенной дрожью почуял в них твердь приказа, которому надо повиноваться беспрекословно.

С Тадеушем говорил весьма близкий королевичу человек, облеченный высоким церковным саном. Тадеуш Хадыка слушал не дыша.

— Место Мстиславское неспокойно, помни это. Монастырь сразу же прикажи обнести надежной стеной, сделай тайный ход в замок. Доносят нам, что тлеют еще во Мстиславле искры пожара, раздутого смутьянами Глинскими. Схизматики из посадских во сне видят ? отойти под руку государя московитов, противоборствуют истинной вере христовой. Час настал привести отщепенцев в послушен-ство римскому престолу. Веру же мечу в искусных руках уподоблю. Некогда князь литовский Ольгерд, оружием добыв Мстиславль, принужден был, однако, не поддержанный духовенством и черни убоясь, дать согласие на переход сына своего Лугвения в веру схизматиков. Но не бывать тому, чтоб королевич польский, получив в наследство удел мстиславский, наследовал пример того княжича Лугвения! Орден наш будет ему надежным щитом и мечом. Потому монастырь ставь немедля. Вот тебе грамота короля польского и великого князя литовского ? от его имени судить и карать отступников истинной веры христовой. Староста, что королевичем в место Мстиславское посажен, таксамо загад имеет ? во всем посланца ордена совет слушать. Ему знак наш покажешь.

Тадеуш Хадыка беззвучно открыл и закрыл рот. ? Говори,? услышал он тут же.

— Кто наместник?

— Старший сын старосты места Брестского,

— Ян?

— Он ведом тебе?

— Маентак отца моего недалеко от Бреста. Тадеуш Хадыка не стал говорить, что помнит Яна по коллегиуму. Был молодой Ян Полубенский уже тогда гонорливым и хотя молитвой да науками себя не изнурял, строгие обычно отцы-монахи смотрели на то сквозь пальцы. И вряд ли замечал тогда блистательный Ян желторотого юнца из захудалого маентка. Однако теперь они будут на равных. Да еще, может, черная сутана кое в чем и затмит шитый золотом жупан гонорливого выскочки, которому отец за немалую мзду добыл у королевича доходное место старосты богатого мстиславльского удела.

— Еще помни,? донесся до Тадеуша ровный голос владыки,? книжную заразу не распускайте. Книгодрукарь Франциск Скорина под видом богоугодного дела книги святого писания с латынского на язык Руси перекладывает, то ? ересь. Помни слова святейшего нашего папы: тайны религии не должны быть доступны всякому. Ну ступай, трудись во славу ордена и святого Езуса. Блюди наш девиз ? смирение и благочестие.

И вот еще,? помолчав, добавил владыка: ? Староста Ян дал согласие на возведение отщепенской церкви. Тем порушено постановление великокняжеское. Наместнику королевича в таких делах приличествует большая твердость.

Омочив пальцы в святой кропильнице, владыка тронул ими глаза и грудь, подняв глаза к серебряному распятию, прочел вполголоса по-латыни краткую молитву. Глядя на седой венчик волос на сухощавой голове владыки, Тадеуш тоже закрестился, зашептал торопливо твердые латинские слова...

Большак был в этот утренний час безлюден. Вдалеке легкой тенью перемахнула через дорогу тонконогая косуля. В дубовом лесу взлаивали собаки и слышался хриплый и пронзительный звук охотничьего рога. По правую руку в полях видны были серые спины литовских хлебопашцев.

Тадеуш Хадыка пощупал за голенищем сапога рукоять узкого кинжала, поправил дорожную сумку и пятками толкнул под бока своего мерина. Лошадь фыркнула и охотно затрусила по обочине большака, екая селезенкой и оставляя на отсыревшей за ночь мураве четкие полукружья копыт.

ПЕТРОК ОТГАДЫВАЕТ ЗАГАДКИ

— А драться ты горазд ли? ? спросил Степка Петрока, едва дойлид Василь оставил их наедине, уехав с купцом Ананасом на глиняные копи.

Степка стоял подбоченясь, шапку сдвинул на ухо.

— Или я подбанщина, разбойник какой? ? насупился Петрок, ожидая подвоха.

Хлопец глядел на подручного дядьки Василя недоверчиво ? вертляв и речи вон какие заводит. С таким ухо востро держи.

— Всяк-то должон суметь ? и на кулачках биться, и стрелу пускать. А ну наскочит на тебя разбойник аль татарин?

Подручный дойлида говорил важно, а в глазах чертенята скачут.

— Филька, эй! ? крикнул он вдруг, задирая вверх, к подмостям, жидкую свою бороденку.

Со стены, где ползали, будто серые пауки, камнедельцы, укладывая рядами плинфу и булыжник, с самого верха выторкнулась ребячья черномазая рожица ? рот до ушей, а нос крендельком.

— Иду! ? и рожица тут же пропала. Зато послышались окрики муралей:

— Куда, сломя голову, дьяволенок?

— Ах, шпынь малый, нет ему угомону!

Повсюду, сверху донизу, в храме работали люди. В проеме главного входа, где плотники ладили на петли кованную медью дверь, Филька наскочил на лохани с краской. Саженного росту и неповоротливый с виду детина, который что-то старательно толок в ступке железным пестом, ловко ухватил мальчонку за шиворот, легко поднял, шлепнул пониже спины.

— Ай, Калина, больно! Вот брату пожалюсь,? завизжал Филька, вырываясь.

Плотники разогнули спины,. забалагурили, засмеялись ? рады случаю позубоскалить. Поднял от лоханей голову, глянул сурово монах-старик. Петрок обрадовался: Лука-иконописец, давний знакомый! И он сюда, оказывается, подался.

— А ну, Филька, кульни купецкого сынка! ? сказал младшему брату Степка.

Филька встал перед Петроком, макушкой чуть выше его плеча, недоросток, взмахнул длинными рукавами, и Петрок напрягся ? примеривались. Филька сорвал с головы драный треух, кинул Петроку в лицо, а сам присел ? хвать за ноги! Плотники, мурали обступили потешное место, смеются ? меньшой большего осилил! А Петроку обида.

— Нехай бы Филька не обманом, хрест на хрест возьмемся! ? крикнул, вскакивая.

— Чего захотел! ? смеются мужики.? Кто смел да умел ? тот и одолел. А то хрест на хрест, ишь ты.

Петрок бросил оземь шапку.

— Давай сызнова.

Кинулись, сцепились, и уж как Филька ни вертелся, подмял его Петрок, одолел.

— Биться или мириться? ? крикнул злорадно, прижав коленками Фильке раскинутые руки.

Филька поерзал, примерился ногой поддать...

— Мириться,? сказал наконец.

Мужики стали расходиться ? кончилась потеха. Ребята отряхнулись, побрали шапки. У Фильки порты сзади оказались в мокрой глине.

— Ой, задаст тебе баню матп! ? сурово выговаривал ему старший брат, будто и не он перед тем рьяно стравливал хлопцев..

Филька пощупал измазанное место.

— Побегу на Вихру отмоюсь. Айда со мною! ? как давнему приятелю предложил Петроку.

Степка попридержал Петрока:

— Купецкий сын при деле, нечего ему шастать. Филька свистнул, гикнул, побежал скользя вниз, к городской стене.

— На вечерю не спознись, оглашенный! ? крикнул ему Степка.

Глядел вслед строго, по-отцовски. Повернулся к Петроку, и вновь озорно блеснули глаза.

— Небось наверху,? кивнул на храм,? бывать не доводилось?