Мстиславцев посох - Ялугин Эрнест Васильевич. Страница 5

— Не доводилось,? признался Петрок.

— Тогда страху наберешься, купец. Идем-ка. Привыкай, не раз еще поднимешься.

Петрок шагал за Степкой, хмурился: «Ишь, чем колет ? купец, купец...»

Степка пригнулся, нырнул в полутемный проем. Внутри, в стене, оказались каменные ступени, которые круто поднимались вверх. Через прямоугольные, суживающиеся кверху отверстия в стене блестящими лезвиями проникали солнечные лучи. Петрок, который не раз тайком наведывался с ребятами в городской замок, сразу определил ? отверстия подобны на тамошние, крепостные.

— То для чего ход такой в стене? ? спросил Петрок у Степки, шагавшего первым.? А это что?..

Степка остановился, подождал Петрока.

— Это и есть машикули-бойницы,? отвечал он, выглядывая в узкую прорезь.? Ежели ворог какой возьмет город, тут отбиваться можно, сидеть. И ходы-подслухи для того в муре-стене, чтоб ворог на открытом месте не подстрелил.

Так, внутристенным ходом добирались до самого верха, где работали мурали. Скрипело колесо ? мужики лебедкою поднимали плинфу, раствор цемяночный. Камнедельцы стояли на шатких подмостях, работали неспешно. Изнутри клали камни булыжные, а на край, облицовкой ? плинфу. Напомнила стена Петроку слоеный пирог тетки Маланьи.

Наверху тесно, ветрено. Оробел Петрок. Степка приметил это, сказал:

— Ты вниз бы глянул, там дивно.

Петрок несмело повиновался, высунул голову. Люди на земле, вокруг горы ? муравьи будто. Снуют туда-сюда, тащат кто бревно, кто плинфу. Сверху свалиться ? поминай как звали. Отступил Петрок ? в голове закружилось.

— Боязно, купец? ? ехидно спросил Степка.

— Шатко. Не обвалилось бы,? Петрок опустил глаза. Работавший поблизу камнеделец услышал это, распрямил спину.

— В выси завсегда так, хлопчик. Тебе, видать, впервой, а мы обвыкли в сей люльке колыхаться.

Степка по-хозяйски оглядывал кладку.

— Не мал ли отступ у тебя, а, Харитон? Гляди, попортишь ? бысть от дойлида выволочке.

Камнеделец усмехнулся.

— Хоть и был твой батька-покойник муралем-майстром, да и ты давно ль в подручных ходил, а глаз, Степан-ка, навостри,? возразил с достоинством Харитон.? Тут болей отодвинь плинфу ? плавность пропадает. А станешь затем снизу глядеть, будто щербина.

Петрок взял малый камень со светло-зелеными прожилками, обмакнул в лохань с цемянкой, положил в ряд. Взглянул на мураля ? угодил ли. Харитон пристукнул камень лопаткой, сказал скороговоркою, весело:

— В добрый час доброе дело робится. Видать, будешь, хлопчик, муралем людям на радость.

— Он купецкого звания,? сказал Степка.? Вырастет, в торговых рядах стоять будет, пряники девкам продавать.

Харитон оглядел Петрока оценивающе.

— Всяк в своем деле надобен, я так мыслю. А была б на плечах голова добра. Ну, а коли так, отгадай, хлопец, загадку, востри смекалку-то. Вот я так скажу: гостил гость, мостил мост без топора и без кола. Что б то?

— Лед на реке наморожен,? отвечал Петрок скоренько.

Харитон одобрительно засмеялся.

— Смышлен. Ну еще: сам худ, голова с пуд.

— Он такую загадку небось в люльке леживая от няньки слыхал,? возразил Степка.? Пусть скажет, без чего избу не построишь. А, Петрок?

Петрок задумался. С подвохом, видать, Степка загадку загадал. У него все с подвохом.

— Без топора,? ответил неуверенно.

— Ну сказал, как связал,? засмеялся Степка.? Без угла ее не построишь, смекай.

Плотник рябой из мазоловской артели перестал топором тюкать, подошел, слушает.

— Ты сам-то вот такое ответь,? обратился он вдруг к Степке.? Бьют Ермилку что есть силы по затылку, он же не плачет, только ногу прячет.

Настал Степкин черед смущаться.

— В голове вертимся, а не выловлю,? сказал он.? Это ты, конопатый, что-то свое, плотницкое, приплел.

— Плотницкое, верно,? согласился мазоловский.? По всей Руси с нами эта погудка ходит.

Не заметили, как на подмости дойлид Василь поднялся.

— Аль шабашите? ? строго спросил он. Мазоловский быстренько отошел. Наклонился за плинфой и Харитон.

— Барабан скоро ль возводить почнете? ? обратился к нему дойлид.

— Нам тут сидеть ден со два еще,? отвечал Харитон степенно.? Да Климки Иванова артель свод буде вязать ден три, да кровлю пять, а там и за шею возьмемся. Хотим на ней майстера попытать, просится. При двух подручных сроку себе заказал неделю.

— Не много ль?

— В самый раз. Сработал бы красно.

— С изразцами берется сработать? ? спросил дойлид.

— То забота Савкиной артели,? подсказал Степка. Дойлид Василь снял шапку, подставил ветру лицо.

Глаза блеснули радостью.

— Привольно дыхать тут, а? II видать окрест далеко. И храм наш хоть невелик поморами, а приметен.

То вельми надобно, дети мои. Как еще надобно людям напоминать моцней о вере да месте, где народились. Ибо не тварь они бессловесная, котору всяк, у кого кнут в руке окажется, может в свой хлев загнать.

Простоволосый, в распахнутом кафтане, шел дойлид по подмостям, кланялся, будто вельможам каким, мура-лям, измазанным цемянкою и красной пылью от плинфы, взъерошенным и угрюмым.

— Ну старайтесь для божьей справы, соколики,? говорил дойлид, и светлели на миг у муралей лица, а руки мелькали проворней.

— Амельян! ? позвал дойлид Василь.? Ты, брате, для людей скороминки расстарайся. Не были бы щи пусты. Ну-ну, не скупись. То дело святое.

ПОЮЩАЯ ГЛИНА

Артельщик Матвейка говорил Степке:

— Опосля жнива храм, будто на дрожжах, ввысь гонит. Такого в месте Мстиславском еще не видано было, чтоб за два лета столько сработать. И то: муралей на подмостях, что воробьев в омете, снизу доверху копошатся. А подрядчик-то, Апанас Белый, еще, слышь, мужиков пригнал не меней полусотни.

Степка кивнул всезнающе.

— Еще холопов будет. Никон-старец монастырских шлет на подмогу. Торопятся. Не вышел бы от ляха запрет на возведение.

— Ишь, поганец. Или мало ему тех червонцев показалось?

Степка склонился к уху артельщика, полушепотом, так, что Петрок едва и слова улавливал:

— Сказывают, советчик у ляха объявился. Из Вильни прислан. Из монахов, ордена какого-то католицкого. Монастырь ставить у нас сбирается.

— Монасты-ырь?

— Злостен на русинов, что пес цепной. Из городского замка и прислугу, которая православной веры, всю чисто повыгонял. А которые Риму поклонились.

— То як жа? ? спросил артельщик.

— Католицкую веру приняли.

— Отказались, стало быть, от своей,? покачал скорбно артельщик головой.? Что деется!.. Давно ли от татар отбились ? ксендзы прут. Ну, да будем твердо стоять. А то слыхал я, будто московиты...

Не успел Петрок дослушать, Филька примчался, потащил за полу.

— Тебя дядька Василь требует.

Дойлид уж и сам вышел из храма, поманил Петрока к себе. За лето дядька Василь подсох, построжал, на висках частая проседь выступила.

— Отнеси лист в слободу ценинникам,? сказал он Петроку.? Да увидишь Ивашку Лыча, передай от меня словесно ? с голосниками поспешал бы. За поспех, скажи, надбавлю, в обиде не останется. Кажин день дорог.

— А как начпоспеем да запрет будет от ляха? ? спросил Петрок.

Дойлид поглядел на хлопца оторопело. Потом подмигнул.

— Змитер хитер, да и Савка не дурень. Потому и поспешаем. До лета будущего нам опасаться нечего: подношение-то ясновельможному еще руки вяжет. А там возведем скоренько все главы со крестами и престол да и призовем архимандрита, чтоб освятил. Освященный же храм он, сатана, закрыть не посмеет. Давно ли гулял тут Ми-хайла Глинский. Небось надолго та гульба запомнится ляхам. Ну, ступай-ка, брате.

С Петроком побежал и Филька.

В гончарной слободе дыму не меньше, чем возле кузниц. Редко за которой избой нет гончарного горна. Филька с Петроком рты рукавами закрыли ? в глотке-то с непривычки першит, аж слезу из глаз вышибает.

Слободские ребята сразу приметили чужаков, поглядывают с враждою. Красноглазый мальчишка, рожица вся в копоти, заулюлюкал, побежал следом, путаясь в длинной до пят посконной рубахе.