А ты постарайся! (Сборник с илл.) - Голявкин Виктор. Страница 22

– Да черт с тобой, садись в лодку, только не гляди, куда я удочки прячу!

Я отвернулся, он свои удочки достал и говорит:

– Смотри, чтобы в лодке шум не производить!

Я ему обещал, что шум производить не буду, и мы в лодку влезли.

Как только немного отъехали, я говорю:

– А что, если на тот берег к нахимовцам катануть? Посмотрим, как там нахимовцы живут, и обратно.

– Больше мне делать нечего, как к нахимовцам ехать, чего я там не видел! Ты сиди да шум не производи!

– А что, если, – говорю, – я за лодку уцеплюсь и буду плыть, а ты меня будешь везти?

– Да ты что, – говорит, – шутишь, что ли? Как же я тогда буду рыбу ловить? Ты лучше гляди, нет ли коров поблизости, они нам рыбу нашугают…

Коров не было видно, и я сказал:

– Неплохо все-таки к нахимовцам катануть…

В это время он якорь бросил и мне не ответил. Я все смотрел на тот берег, а он удочку разматывал.

Он удочку забросил, а я хотел воду рукой зачерпнуть и чуть лодку не перевернул.

– Не производи шум! – заорал он.

Я встал, чтобы шум не производить, а лодка так закачалась, что я чуть в воду не свалился.

– Ну-ка сядь! – заорал он. – Ну-ка сядь! Вот чурбан! Не смей мне шум производить!

Он стал вытаскивать якорь и все повторял, что в этом месте теперь нет смысла рыбу ловить, она вся ушла.

Мы уплыли в другое место, а я все думал, как бы на тот берег к нахимовцам попасть.

Он снова бросил якорь.

Я старался шум не производить и сидел не двигаясь.

Но рыба не ловилась.

– Чего же это такое, – сказал я, – никакого шума нет, и рыбы нет…

Он во все глаза на свой поплавок глазел, а мне надоело на него глазеть, раз ничего с ним не случается.

– Никакой тут рыбы нету, – сказал я, – все ясно.

Он глаз с поплавка не спускал и молчал.

– Да где же рыба! – говорю. – Нету никакой рыбы!

Он на меня посмотрел и спрашивает:

– А?

– Хорошо бы на тот берег, – говорю, – поехать, раз рыбы нет.

В это время его поплавок под воду ушел, а он как раз со мной разговаривал. Он дернул, да поздно. Всего червяка рыба съела и ушла.

Он как закричит:

– Если ты мне еще про тот берег скажешь, я не знаю, что тебе сделаю!

Насадил он нового червяка, забросил и сидит, опять на свой поплавок смотрит. Только он в другую сторону забросил, и мне не видно стало поплавка, и я осторожно пополз, чтобы поплавок увидеть. И тут я рукой банку с червями задел, и она в воду бултыхнулась. Я не знал, что это за банка такая, и ползу себе дальше как ни в чем не бывало.

Он ко мне спиной сидел. Повернулся и как заорет:

– Что ты наделал!

А я сразу не понял, что это банка с червями, и говорю:

– Какая-то коробочка упала…

– Немедленно, – кричит, – убирайся от меня! Уходи сейчас же! Тут же уходи! Сматывайся сию минуту! Сию секунду проваливай!

– Да как же я сию секунду уйду, если вокруг вода…

Он стал грести изо всех сил к берегу, и все ругался, ругался, и кулаком мне грозил, и себя ругал за то, что взял меня, а я только делал виноватое лицо – что же я мог еще сделать!

Я ему даже «до свидания» не сказал, выпрыгнул из лодки и пошел.

А он мне вдогонку крикнул:

– Дурень несчастный, тунеядец, балбес!

Я повернулся и кулаком ему погрозил. Какое он имеет право меня разными словами обзывать!

Разговор

Я и говорю Матвею Савельичу:

– Плохо все-таки, что у вас нет лодки.

– Плохо, что жены нет, – говорит Матвей Савельич.

– Возьмите да женитесь, – говорю.

– Возьми лодку себе да и сколоти, – говорит Матвей Савельич.

– Как же я сколочу?

– Ты лодку себе сколотить не можешь, а я жизнь свою сколотить не умею. Вот и выходит, что мы с тобой никудышные в жизни люди…

– Да ну, – говорю, – подумаешь – лодка! Это вовсе не значит, что я никудышный.

– А я, по-твоему, никудышный? Если бы никудышный был, такого сада у меня не было бы. Никудышный человек, он куста посадить не может. А колодец? Видал мой колодец? Только с ямщиковским колодцем сравниться может! Сам рыл. Сам копал. А землю на тележке отвозил. А это ж работа. Это ж труд! Да если еще орден Славы заслуженный во внимание взять, то даже получается, что человек я славный, а не никудышный… Нет, брат, боевой я человек да работящий…

– А я в этом году все пятерки получил, – сказал я.

– Вот и получается, – сказал Матвей Савельич, – что мы с тобой люди достойные, славные. Только нам маленько не везет…

– Мне ужасно не везет, – сказал я.

– А если вникнуть, – сказал Матвей Савельич очень задумчиво, – то каждому человеку, по моему мнению, в чем-то не везет. Это если подумать. А кому больше везет, а кому меньше, это и понять-то невозможно. А те, кому кажется, будто им везет особенно, так они в этом ошибаются, потому что не подумали…

– Вот у нас в классе один мальчишка был, – говорю, – вот ему здорово везло! Что знает, то его учительница и спрашивает. Всегда пятерки получал. Только он в прошлом году в речке утонул.

Матвей Савельич на меня посмотрел – я сразу понял, что глупость сказал.

– Да он не совсем утонул, – говорю, – его потом откачали…

– Повезло человеку… – сказал Матвей Савельич.

Почесал он свою бороду и говорит:

– Вот оно что значит – везенье, вещь такая спорная…

Еще бороду почесал и говорит:

– Вот погоди, управлюсь, сработаю тебе лодчонку, да такую, что сама без весел и паруса плыть будет…

Собирайся, скорей собирайся!

Смотрю утром в окно, а у ворот наших Санька стоит и мне рукой машет. Я сразу во двор бегом, такая радость меня взяла!

– Вот это замечательно, – говорю, – что пришел! Как раз о тебе вспоминал!

– Погоди болтать, – говорит Санька, – времени осталось мало.

– Какого времени? – спрашиваю.

– Немедленно собирайся, если тебе интересно, и отправляйся с нами.

– Куда отправляться?

– Если ты узнаешь, куда отправляться, ты прямо до неба подпрыгнешь. Если тебе только интересно!

– Вот это красота! – говорю. – Только ты сначала скажи, куда мне отправляться, откуда я знаю, что мне интересно, а что не интересно, если я ничего не знаю.

– Узнаешь, – говорит Санька, – узнаешь, только ты скорей собирайся, ты еще до неба подпрыгнешь!

– А чего мне собирать? – спрашиваю.

– Да ничего не надо собирать, – говорит Санька, – ты только сам собирайся.

– Как мне собираться? – спрашиваю.

– Фуфайку, – говорит, – возьми, и все.

– Фуфайку?

– Возьми, возьми, – говорит Санька, – фуфайку обязательно возьми!

– А еще чего взять?

Санька подумал и говорит:

– Фуфайку, пожалуй, брать не надо, ничего брать не надо…

– А чего брать?

– Чего-нибудь возьми.

Я уже хотел бежать чего-нибудь взять, но тут же понял, что никак не могу этого сделать, ведь для этого надо знать, что брать.

Странная у него все-таки привычка все недосказывать!

– Еды у нас навалом, – говорит.

– Какой еды?

– В крайнем случае товарищи тебя выручат!

– Какие товарищи?

– Да ты что, не проснулся? Что, я тебе не товарищ, что ли?

– Ты-то? Конечно, товарищ, как же ты не товарищ!

– А раз я товарищ, значит, и другие товарищи, там-то тебя не посмеют гнать! Кто может гнать из леса? Лес общий. Если тебя из леса погонят, вот потеха будет!

– Из какого леса?

– Да ты не рассуждай, а собирайся. Неужели ты понять не можешь (ну и голова у тебя!), что отправляемся мы сейчас всем отрядом в поход с ночевкой…

– А мать?

– Что мать?

– А как же мать?

– Во фрукт! Если тебя мама в поход не пускает, тогда нам с тобой не о чем разговаривать…

– Кто сказал, что не пускает?

– Ты сказал.

– Когда?

– Сейчас.

– Никто не имеет права меня в поход не пускать! – крикнул я.

Поход

Мы с Санькой договорились: сначала я сзади буду идти, на почтительном расстоянии, чтобы меня не видели. А потом, когда в лес углубимся, я могу на глаза появиться. Тогда уже никто меня обратно не пошлет и я могу вместе со всеми дальше идти. Правда, мы с ним не договорились, сколько времени мне на почтительном расстоянии идти. Один раз я их из виду потерял, побежал вперед и чуть на вожатого не налетел. Хорошо, он меня не заметил. Он обернулся, а я за куст спрятался. Потом Санька специально отстал, и мы с ним переговорили. Он советовал мне пока держаться на почтительном расстоянии, а мне надоело. Он стал уговаривать еще некоторое время не показываться, но в это время его позвали, и он убежал, чтобы не вызывать подозрений. Я еще немного продержался на почтительном расстоянии, а когда отряд на полянку вышел, я тоже к ним вышел. Санька стал мне знаками показывать, чтобы я обратно в лес уходил, а я и не подумал.