Пирамида - Бондаренко Борис. Страница 2

Он отшвырнул карандаш и сказал:

— Так что пойдем получать наши двойки, мой доблестный соратник по идиотизму?

— Пойдем, — с улыбкой согласился Дмитрий.

Преподаватель был очень молод, красив, ярко и модно одет, и они не ожидали от него ничего хорошего. Ольф положил перед ним листки с «идейкой», пижон несколько секунд всматривался в них и с усмешкой спросил:

— Это что такое?

— Велосипед, — дерзко сказал Ольф.

Пижон пошевелил бровями и приказал:

— Излагайте.

Они стали излагать.

Пижон слушал молча, наклонив голову к левому плечу, не пряча пренебрежительной усмешечки, рисовал ехидные ушастые рожицы прямо на их графиках. Когда они кончили, пижон хмыкнул и сказал:

— Великолепнейшая чушь и ересь! Давно мне не приходилось выслушивать подобной ахинеи… Что? — посмотрел он на них, заметив, что Ольф собирается возразить.

— Нет, ничего, — поспешно сказал Ольф.

Пижон помолчал немного и вдруг разразился:

— Первоклашки! Беретесь решать задачу, которая требует знания тензорного исчисления, механики сплошных сред и еще дюжины теорий, о которых вы не имеете никакого понятия! Что же я должен поставить вам за такую самодеятельность?

— Двойки, — сказал Ольф.

— И вы их получите! — угрожающе сказал пижон, схватил их листки и стал быстро перечеркивать строчки, ставить вопросительные знаки, писать формулы и стремительно бросал уничтожающие реплики, забыв о знаках препинания: — Неучи по какому-то недоразумению натолкнулись на ценнейшую мысль и тут же все испортили так нельзя было сделать мозгов не хватило откуда вы взяли такую чепуху разве нельзя было обратиться ко мне сколько времени зря потеряли или у вас его миллион.

Тут он набрал в грудь воздуху и разразился новой тирадой, и постепенно выяснялось, что задачка их — нелепость, попытки сделать ее по-другому выглядят просто жалко, и вообще вся механика — сплошное недомыслие и бородатая химера и что во всей науке есть только одна область, достойная изучения, — это физика Элементарных Частиц.

— Основа основ мироздания!!! — гремел пижон. — Громаднейшее поле деятельности! Наука, о которой можно сказать: мы не знаем даже, знаем ли мы о ней что-нибудь! Где вы еще найдете такую великолепную возможность свихнуть себе мозги! Да знаете ли вы, что это такое? И что вообще вы знаете?

И он грозно посмотрел на них.

Они сидели, раскрыв рты, и во все глаза смотрели на него.

Пижон обрушил на них град вопросов, вытряхнул из них все их знания и воскликнул:

— Чудовищное невежество! Почему вы ничего не знаете об элементарных частицах? Сколько вам лет?

— Двадцать один, — сказал Ольф.

— Девятнадцать, — пробормотал Дмитрий, вконец подавленный этим потоком обвинительного красноречия.

— О господи! — с неподдельным ужасом развел руками пижон. — Дожить до сорока лет и ничего не знать об элементарных частицах! Для чего вы тогда на свет родились? Зачем попали на физфак? Вам только в дворники! В домохозяйки!

Он схватил карандаш и стал писать. Все уже разошлись, они остались втроем, и пижон рассказывал им об элементарных частицах. От напряжения у Дмитрия даже ноги онемели. Это был какой-то водопад фактов, парадоксальных выводов, сумасшедший мир невозможных идей и неизвестности.

Только через полчаса пижон спохватился:

— Мне давно уже нужно идти! Проводите меня, я попытаюсь еще что-нибудь вдолбить в ваши пустые головы! Правда, вы все равно ничего не поймете, но это страшно интересно.

И он стал торопливо засовывать бумаги в портфель, не прерывая своей лекции.

— Вы забыли поставить нам двойки, — напомнил ему Ольф.

— Ах да, ваши двойки…

Он отыскал в своем журнале их фамилии и поставил против них «н/з» — незачет.

И пока они шли в общежитие, пижон продолжал рассказывать, и в лифте тоже. Они не заметили, как он привел их к себе в комнату, — оказывается, он жил на соседнем этаже. Пижон говорил еще минут пять, потом спохватился и спросил:

— Ну что, хватит с вас?

— Хватит, — сказал Дмитрий. У него уже голова шла кругом.

— Да? — удивился пижон. — В самом деле хватит? А жаль, — огорчился он, подумал немного и полез в шкаф за книгами. Он выложил перед ними целую стопку и просительно сказал: — Почитайте, а? Ей-богу, здесь бездна интересного. Для вас, правда, немного трудновато будет, но вы постарайтесь. Что непонятно, прошу ко мне.

Они поблагодарили его и направились к выходу. У двери Дмитрий спохватился и спросил:

— Простите, а как вас зовут?

— Аркадий Дмитриевич Калинин, ваш покорный слуга.

Дмитрий растерянно уставился на него. Значит, это и есть тот самый знаменитый Ангел, о котором столько говорили на факультете, один из самых блестящих преподавателей?

Калинин с недоумением посмотрел на него:

— Забыли что-нибудь?

— Нет-нет, — пробормотал Дмитрий, и они вышли.

В коридоре Ольф восторженно хлопнул его по плечу:

— Вот это парень, а? Нет, каков? Ты представляешь, как нам повезло? Такая лекция, такие книжки!

И Ольф стал жадно перебирать книги. Они тут же, в коридоре, начали делить их и чуть не поссорились, а потом вместе отправились в комнату Дмитрия и принялись читать.

Они решили не размениваться на мелочи и сразу взялись за фундаментальную монографию. За неделю они одолели одну главу — самую легкую, где излагались начальные сведения. Но для того чтобы понять эту главу, им пришлось перерыть кучу учебников и проштудировать несколько сот страниц.

Потом пришел Ангел и спросил:

— Ну, каковы успехи?

Они мрачно сказали, каковы успехи.

— Целую главу? — переспросил Калинин. — Так много? И все поняли?

Они решили, что Ангел смеется над ними.

— Почти все, — проскрипел Ольф.

Калинин серьезно сказал:

— Излагайте.

Когда они кончили излагать, Калинин одобрительно сказал:

— Неплохо, ребята, совсем неплохо. Я начинаю думать, что вы кое на что способны. Работайте.

Они урывали каждую свободную минуту и с нетерпением дожидались каникул, чтобы засесть в читалке. С каким наслаждением они тогда учились! А вскоре к ним присоединился Виктор. И как же не терпелось им поскорее взяться за какую-нибудь самостоятельную работу. Они не раз пытались придумать что-нибудь свое, заняться настоящими теоретическими исследованиями, но все их попытки неизменно кончались неудачей — они слишком мало знали. И они торопились. Скорее, скорее, ведь так мало времени, так много надо узнать. Они и не подозревали того, что начнется, когда наконец-то, спустя два года, они наткнутся на свою идею. Много времени прошло, пока они нашли это свое.

Дмитрий посмотрел на часы — половина десятого. Вряд ли за стеной скоро утихомирятся. Он чувствовал, что не заснет, встал, закурил и разложил перед собой бумаги. Работать ему не хотелось, но еще больше не хотелось думать об Ольфе и о том, почему он сидит сейчас один и разбирается в своих ошибках, и что же все-таки будет, если он ничего не сумеет найти.

А от таких мыслей было только одно спасение — работа.

И он стал читать то, что лежало перед ним.

Ольф зашел к нему часов в двенадцать.

— Ну? — угрюмо сказал он. — Все мыслишь, мой юный гений?

Дмитрий промолчал.

— Молчишь… — процедил Ольф, сел к столу и стал небрежно перебирать бумаги. — Наверно, называешь меня подонком и предателем. Помнишь, как мы Витьку матюкали? Теперь Витька почитывает дюдективные романы и спит с молодой женой. Видал я его вчера… И, знаешь, ему очень неплохо живется… Гораздо лучше, чем нам с тобой… Я даже позавидовал ему. И одеваться он стал прилично, не то что мы, голодранцы. И морда стала сытая, гладкая.

Он помолчал и спросил, повысив голос:

— Почему ты ничего не говоришь?

— Иди спать, — сказал Дмитрий, не глядя на него.

— Спать?.. А ты знаешь, что такое пять процентов? О, вы не знаете, что такое пять процентов… — протянул Ольф. — Это максимальная вероятность добиться успеха в какой-нибудь более или менее значительной теоретической работе. В физике, по крайней мере… Это не я говорю, это академик Берг… Не больше пяти процентов, ты хоть понимаешь, что это такое? Меньше — сколько угодно, но не больше пяти. И это еще при том условии, что в твоем распоряжении новейший теоретический аппарат, самые современные вычислительные машины и куча помощников, которые проделают за тебя всю черновую работу. Это не наводит тебя на размышления, человек Кайданов? Ведь у нас нет ни кучи помощников, ни даже ржавого арифмометра. Может быть, и правы те, кто говорит, что время гениальных одиночек в науке миновало, теперь наука делается в коллективах, не берите на себя слишком много, каждый сверчок знай свой шесток… А ведь мы наверняка не гении, Димка, хотя и одиночки… Что ты так смотришь на меня? Ты думаешь, я уже совсем сдался? Это мы еще посмотрим. Я, может быть, еще вернусь к этому. — Ольф с силой хлопнул по столу. — Хотя самым разумным и логичным было бы послать все это подальше и заняться чем-нибудь попроще. Но я еще подумаю над этим. Подожду только, что скажет Ангел… Завтра идешь на спектра?