Пирамида - Бондаренко Борис. Страница 39

— Да? Ну, тем лучше. Хотя это всего лишь мое личное мнение, весьма возможно, в корне неверное, — отрезал Дубровин.

— А почему же вы тогда все время поддерживаете его? — спросил Дмитрий.

Дубровин недовольно покосился на него:

— Ну, во-первых, не все время. За последние три года мы вообще мало сталкиваемся с ним. И, простите, почему же мне его не поддерживать? Мы десять лет проработали вместе, и, смею вас уверить, хорошо поработали, он во многом помог мне. А во-вторых, я думаю, что я человек довольно терпимый и никому не навязываю своих взглядов, а в отношениях с людьми стараюсь придерживаться общепринятых норм, а не своих оригинальных идей. В работе — другое дело. Пожалуй, единственное, чего я не переношу, — это всякую халтуру, научную недобросовестность, карьеризм. А Шумилов не халтурщик и не карьерист. Он честно делает то, что может. И, опять-таки с точки зрения общепринятых норм, он вполне заслужил то, что имеет. И «Волгу» тоже. Я ведь уже говорил вам, что всякие степени, титулы и оклады иногда не имеют ничего общего с наукой. Все это от лукавого… Ну что, хватит с вас?

— Не совсем, — хитро улыбнулся Ольф. — Еще один маленький вопросик… Если, так сказать, применить ваш критерий талантливости… я имею в виду ваши рассуждения о радости, то, это самое… что мы из себя представляем?

— То есть талантливы вы или нет?

— Во-во, это самое, — потупился Ольф.

— Думаю, что да, — серьезно сказал Дубровин.

— И не боитесь, что мы зазнаемся? — расплылся Ольф в неудержимой улыбке.

— Нет, не боюсь.

— А почему вы думаете, что мы не умеем по-настоящему чему-то радоваться, кроме работы? — продолжал допытываться Ольф.

— Я не думаю, я вижу. Сколько бы вы ни уверяли меня, что вас мучат угрызения совести из-за этого «остепенения», на самом-то деле вы только из-за того беситесь, что ваша работа оказалась наполовину обесцененной. Разве нет?

— Конечно, — сказал Дмитрий.

— Вот видите…

Заглянула Светлана, она недавно пришла вместе с Марией Алексеевной и сидела на кухне.

— Ольф, ты домой не идешь? — робко спросила она.

— Сейчас, сейчас, — сразу заторопился Ольф.

Дмитрий тоже поднялся, но Дубровин сказал:

— Если не торопишься, посиди еще.

Ольф и Светлана ушли. Дмитрий держал в руке рюмку с недопитым коньяком и задумчиво смотрел на абажур.

— Ну, как ты? — ласково спросил Дубровин, заглядывая ему в глаза. Таким тоном он говорил только с ним, когда они оставались одни.

— Ничего, — пожал плечами Дмитрий.

— Очень расстроился?

— Порядком, — признался Дмитрий. Он вздохнул, допил коньяк и откинулся на спинку кресла.

— С работой Шумилова освоился? — спросил Дубровин.

— Более или менее.

— Ну и какое впечатление?

— Да как вам сказать… Интересно, конечно.

— А что же тебя смущает?

— Да какая-то она… бесхребетная, что ли. По-моему, Шумилов сам не уверен, что все делает правильно. Какие-то отступления, не совсем обоснованные эксперименты… А вообще-то не знаю… Может быть, это просто стиль его работы?

34

В разговоре с Дубровиным Дмитрий был не совсем искренним — на самом деле он не думал, что таков стиль работы Шумилова. Не в стиле тут было дело. Зимой они бегло, для очистки совести, просмотрели годовой отчет и тут же забыли о нем, своих забот хватало.

Вернувшись из отпуска и отпраздновав «остепенение», они пришли к Шумилову. Он еще раз сердечно поздравил их, несколько минут они поговорили о том о сем. Шумилов вопросительно посмотрел на них:

— Чем теперь намерены заняться?

— Чем прикажете, — бодро сказал Ольф, а Дмитрий осторожно добавил:

— Надо бы, я думаю, сначала основательно ознакомиться с тем, что уже сделано.

— Конечно, — тут же согласился Шумилов. — И вообще должен заметить, что я и впредь не намерен ограничивать вашу самостоятельность. Знакомьтесь, осваивайтесь, выскажете свои соображения, а потом вместе решим, чем вам лучше заняться.

И они начали осваиваться. Внимательно разобрали не только последний годовой отчет, но и два предыдущих, и уже тут Дмитрий почувствовал некоторое недоумение. Отчеты были внушительны, щедро иллюстрированы диаграммами и графиками, все выглядело солидно, добротно, каждый этап был выполнен как будто безупречно, но все вместе как-то не очень связывалось в одно целое. Оставалось впечатление, что Шумилов не очень-то хорошо знает, чего хочет. Впрочем, ни в чем конкретном его нельзя было упрекнуть. В сущности, то, что вызывало недоумение Дмитрия, можно было назвать мелочами, как будто обычными в исследовательской работе. Но у Дмитрия стало складываться впечатление, что мелочей этих слишком много, и они все больше раздражали его. Да и не такими уж безобидными были эти мелочи… Однажды они целый день просидели над разбором одного эксперимента, и вечером Дмитрий с досадой сказал:

— Слушай, или я ни хрена не понимаю, или… — он замолчал, вглядываясь в график.

— Что «или»? — спросил Ольф.

— Можешь ты мне объяснить, зачем Шумилову понадобилось делать это?

— Отчего же нет? — ухмыльнулся Ольф. — Чтобы убедиться в справедливости этого гениального уравнения.

И он ткнул пальцем в аккуратную строчку, выписанную тушью.

— Но это же почти очевидно.

— Вот именно — почти. К тому же это для тебя почти очевидно, а он, вероятно, засомневался.

— Но должна же была интуиция подсказать ему, что заниматься этим не нужно.

— А если у него ее нет?

— Чего нет? — не понял Дмитрий.

— Интуиции.

— Ну, знаешь ли, — развел руками Дмитрий. — Если заниматься проверкой таких вещей, то этой работе и через десять лет конца не будет.

— А куда ему торопиться? — сказал Ольф. — Заняло у него это всего три недели, усилий с его стороны почти никаких не потребовало — кто-то сделал, доложил, к отчету приложил, — дела идут, контора пишет. А жить стало чуть-чуть спокойнее, одним «вдруг» стало меньше.

— Но почему он стал проверять именно это? Где же тут логика?

— А если ее нет?

— Чего нет? — опять не понял Дмитрий.

— Логики, — невозмутимо сказал Ольф.

— Перестань! — рассердился Дмитрий. — Я ведь серьезно.

— Я тоже, — сказал Ольф, но Дмитрий уже не слушал его и продолжал размышлять вслух:

— Если уж он так осторожен и не доверяет себе, то стоило бы в первую очередь проверить другие, более интересные вещи. Ну, например, выяснить, чем вызван этот аномальный выброс…

Дмитрий показал на график.

— Пожалуй, — согласился Ольф.

Осваивались они две недели, а потом пошли к Шумилову. Они наметили для себя несколько проблем, которыми, на их взгляд, надо было заняться в первую очередь, но решили пока не высказываться и посмотреть, что предложит им Шумилов. И когда он спросил их, надумали ли они что-нибудь, Дмитрий вежливо уступил ему «право подачи»:

— Да, есть кое-что… Но мы бы хотели узнать, что вы считаете нужным нам предложить.

Шумилову как будто не очень понравилось это, он помолчал и стал излагать им свои соображения.

Дмитрий выслушал его и осторожно сказал:

— Очень интересно… Но вам не кажется, что сначала следовало бы проверить вот это…

И он назвал одну из намеченных проблем и поспешно спросил:

— Или это уже сделано?

— Нет.

Шумилов как будто не удивился их предложению и, немного помолчав, спокойно согласился:

— Неплохая идея. Если вы хотите заняться этим — пожалуйста.

Легкость, с которой Шумилов согласился с ними, неприятно удивила Дмитрия. Они ожидали встретить возражения и приготовили тщательнейшее обоснование своей идеи. А Шумилов сказал «неплохая идея» — и все. А между тем идея была далеко не очевидная, и Дмитрий не сомневался, что она не приходила Шумилову в голову, иначе он уже осуществил бы ее.

— Если это и есть его стиль работы, — сказал он потом Ольфу, — то это плохой стиль.

Они принялись за осуществление своей идеи, но дня через два Дмитрий решительно сказал: