Там, вдали, за рекой (с илл.) - Коринец Юрий Иосифович. Страница 8

Чанг лизнул дядю в нос. И Ханг тоже лизнул дядю в нос.

Я тоже сказал:

— Правда, Чанг?

И собаки по очереди лизнули меня в нос.

— Ты-то уж помолчи! — сказал дядя. — Это всё ты виноват! Вечно лезешь не в своё дело!

— А что он сделал? — спросила мама.

— Подробности не имеют значения! — сказал папа.

— Сколько раз я тебе говорила, — сказала мама, — сколько раз я тебе говорила: не лезь в разговоры взрослых! Ты всегда всё испортишь!

— Ну ладно, — сказал папа. — Ничего не произошло, а вы уже волнуетесь. Давайте лучше отдохнём.

Мой папа всегда всех успокаивал. Он был очень тихий человек.

Мы прилегли отдохнуть. Мы залезли в палатку — там была тень. Ханг и Чанг легли возле палатки.

Я лежал у входа в палатку на своём плаще на животе, положив локти на рюкзак, а подбородок — на руки, и смотрел на жёлтый одуванчик. Одуванчик рос прямо передо мной, у входа в палатку. У него были зубчатые остро-зелёные листья, а сам он был ярко-жёлтый, ядовитого цвета, потому что он только что распустился. Это был первый весенний одуванчик. На его цветке ползала какая-то чёрненькая букашка. У букашки было блестящее, приплюснутое с боков тельце величиной с пшеничнику и маленькая-маленькая головка, величиной с булавочную головку. На головке торчало два тоненьких усика, тоненьких, как паутинки, и букашка всё время шевелила этими усиками, барахтаясь в лепесточках цветка. Я опустил глаза и посмотрел сквозь одуванчик. Одуванчик сразу стал огромным; он заслонил собою весь мир: он заслонил толстые брёвна костра, и огонь над ними, и маленькую берёзку позади костра, и луг позади берёзки, и пять белых козочек, бродивших по лугу, и деревню за лугом, и небо, и облака. И я представил себе мир с точки зрения этой букашки. «Каким он должен представляться ей огромным, этот мир!» — подумал я о букашке и закрыл глаза… И увидел поплавок! Да, да, я увидел поверхность реки и на ней мой поплавок, который дёргался, и по воде от него расходились круги, и он начинал тонуть… Я открывал глаза и опять видел тёмный силуэт одуванчика на фоне вспыхивавшего неба и пёстрой земли, которые опять уплывали, когда я закрывал глаза, — и тогда я опять видел поплавок на воде, а потом опять одуванчик, небо и землю, а потом опять поплавок… И тут я заснул.

Я проснулся от шума.

— Ханг! Чанг! Ханг! Хачанг! Доннерветтер! Хачанг!..

«Что такое?» — подумал я. Я сначала подумал, что это мне снится. Но это не снилось. Это кричали папа, мама и дядя.

— Хачанг! — кричал дядя. — Хачанг!

Когда дядя звал двух собак сразу, он всегда кричал «Хачанг».

Я вскочил и огляделся по сторонам.

Я увидел на лугу потрясающую карусель! Вот это была карусель! Я увидел, как по широкому кругу носятся: маленькая беленькая козочка, за козочкой — Ханг, за Хангом — Чанг, за Чангом — дядя, за дядей — папа, за папой — мама, а за мамой — те двое, а за теми двумя — какие-то женщины… Шум стоял страшный! Дядя орал, папа кричал, мама кричала, козочка блеяла, женщины причитали, те двое ругались. Только Ханг и Чанг мчались по кругу молча. Языки у них были вывалены, клыки оскалены, шерсть стояла дыбом, а глаза чуть не выскакивали из орбит.

А в середине этого сумасшедшего круга стояли ещё четыре козочки, тесно прижавшись друг к другу и дрожа с головы до ног. И тоже блеяли.

Вот это была карусель, скажу я вам! Такой карусели я в жизни не видывал. Ни до, ни после. Вот это была карусель!

Потом-то я смеялся. И дядя смеялся, и папа, и мама смеялись, но в тот момент нам было не до смеха.

Я кинулся в этот круг наперерез собакам, прямо на Ханга, и через секунду Ханг сбил меня с ног. В тот же момент на нас налетел Чанг, и мы покатились клубком по земле. Ханг и Чанг кусали друг друга, и шерсть летела от них клочьями.

— Так ему! — кричал дядя. — Дай Хангу! Дай ему!

Я так и знал, что это подстроил Ханг. В нём пробудились звериные инстинкты. В нём часто пробуждались звериные инстинкты, когда он видел близко какую-нибудь кошку, козу или телёнка. Такое уж он был существо!

И вдруг я увидел человека, который бежал к нам из деревни через луг, как-то странно припрыгивая. В одной руке он держал костыль, а в другой — ружьё. Он хотел застрелить собак!

— Дя-дя-а! — заорал я. — Дя-дя-а! — и указал рукой на человека с костылём.

Но дядя уже его сам заметил. Мой дядя всё замечал вовремя.

— Хачанг! — прошипел дядя одними губами.

В мгновение ока чёрный клубок превратился в Ханга и Чанга. Они встали и послушно подошли к дяде, зализывая свои раны.

— Сидеть! — прошипел дядя.

— Что здесь происходит? — крикнул человек с костылём.

Он подходил к нам. Он был в фуражке с красным околышем. И те двое, и трое женщин тоже подошли к нам, возбуждённо разговаривая и размахивая руками. Все они остановились на почтительном расстоянии, потому что Ханг и Чанг оскалили зубы и зарычали. Вид у них был внушительный!

— Что здесь происходит? — грозно повторил человек с костылём.

— Какие-то иностранцы! — крикнул первый из тех двоих. — Шляются тут по берегу!

— Что вы говорите! — сказала мама. — Какие мы иностранцы!

— Ясно, иностранцы!

— Костры палят! — крикнула женщина.

— Коз травят! — крикнула вторая.

— И рыбу травят! — крикнул один из тех двоих. — Я сам видел! Вон тот! — и показал пальцем на дядю.

— Боже мой! Этого ещё не хватало! — сказала мама.

— Потрудитесь объяснить! — сказал человек с костылём. — А собак надо держать в намордниках!

— А вы кто такой? — спросил дядя.

Дядя был совершенно спокоен. Он только попыхивал своей трубкой.

— Я бригадир! — сказал человек, поправляя на плече ружьё. — В чём дело?

— Ни в чём! — сказал дядя, не вынимая изо рта трубки. — Я не понимаю, что вы так разволновались! Просто мы здесь отдыхаем. И ловим рыбу.

— Вы лучше расскажите, как вы её травите! — крикнул один из тех. — Я сам видел! Бомбами!

— Мы их прикармливали! — сказал я. — Глиняными пирогами!

— Помолчи! — сказал папа. — Подробности не имеют значения…

— Знаем мы эти пироги! — крикнул второй из тех двоих. — Травили! Я сам видел — бомбами!

— И коз травили! — крикнула одна из женщин.

— Никто их не травил! — сказал дядя. — Козы сами полезли к собакам. Они полезли первые! Собаки их немного погоняли, вот и всё!

И тут все женщины затараторили разом: «Что это такое!.. Ну и дела!.. Иностранцы!.. Травили… Намордники… Забрать!.. Козы ели собак… Моя коза!..»

«Р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!» — сказали Ханг и Чанг.

И тут один голос покрыл все остальные:

— Моя коза! Моякозамоякозамоякоза! Где коза?

Это кричала хозяйка козы.

Дядя обернулся.

И все обернулись.

Но там, куда все посмотрели, стояло только четыре козы. Пятой козы, той, которую гоняли по кругу, не было видно…

— Они ее съели! — крикнула женщина.

— Утопили!

Все опять зашумели.

— Тише! — сказал человек с костылём. — Ваши документы! — обратился он к дяде.

Подойти он боялся из-за собак.

— Придётся проследовать в контору! — сказал он. — Там разберёмся.

— Место! — приказал дядя собакам и подошёл к человеку с костылём.

Дядя отдал ему документы. Человек стал их просматривать.

Мы молчали, а женщины о чём-то перешёптывались с теми двумя и смотрели на дядю. А мы смотрели на человека с костылём. Вдруг его лицо прояснилось. Он посмотрел на дядю, но совсем по-другому. Он был смущён.

— Очень сожалею, товарищ, — сказал он дяде. — Но придётся проследовать. И вам придётся проследовать, — сказал он тем двоим и женщинам. — Там разберёмся!

Но тут вдруг раздалось блеяние — оно шло откуда-то с неба.

Все посмотрели наверх…

— Вон ваша коза! — сказал дядя.

Он ткнул трубкой в небо. И все увидели козу…