В зоне поражения - Макарова Нина Владимировна. Страница 24
Сколько же здесь стоять придется? Пока не проедут двое на мотоцикле… Дурак! Вот дурак. Они же… И Сашка с испугом огляделся по сторонам… Их же обязательно поймают… Если милиция на машине, они не успеют убежать… А вдруг он не заметит? Милиция — дура, ехать с зажжеными фарами?
И Сашка представил, как возле него останавливается машина — бесшумно подошла с потушенными фарами… Он чуть не свистнул, чтобы бросали, чтобы спасались… Но Мулат разозлится, тогда уж все! Это не игрушки…
Он стоит на стреме… А где-то рядом взламывают замок гаража, выводят мотоцикл и угоняют… И это он помогает…
«Я воровал… из карманов на вешалке!» — так он крикнул прямо в самодовольные морды Олегу, Андрею, им всем. Теперь не посмеет крикнуть… Теперь он вор настоящий. Выходит — они правы?
И Сашка почувствовал: он совсем один в этой непроглядной дождливой ночи… И на Север ехать не надо, незачем, некому доказывать. Он на всю жизнь связан с Мулатом, длинноволосым и всеми этими пьяными… подонками. Конечно, они подонки…
Сашка бросился в темноту, туда, куда они ушли. Остановить, сказать, что он не хочет, пусть без него… Пусть сами, а он не хочет… Даже если бить станут…
Сашка пробежал мимо одного гаража, мимо другого… И вдруг вода на дороге впереди него засветилась… Он не понял, отчего, все еще бежал, даже не догадывался оглянуться. А когда догадался…
Сашка засвистел и побежал еще быстрее, туда к ним — пусть спасаются!
Теперь ему видно было тропинку, свет нагонял его, от какого-то гаража была прокопана поперек канава, чтобы дождевая вода стекла. Сашка выскочил на дорогу — так быстрее — и опять засвистел, закричал, чтобы убегали…
И в это время из гаража, впереди, вылетел мотоцикл, на нем были двое… Мотоцикл дернулся, потому что и они увидели, что дорога закрыта, хотели повернуть в другую сторону, но Сашка уже забежал с той стороны.
Он махал руками и кричал им:
— Стойте! Куда вы? Бросайте мотоцикл! Тогда ничего не будет! Стойте!..
Но двое на машине рванулись прямо на Сашку. А кругом вода — целая река текла по дороге, мотоцикл захлебнулся, развернулся почти на девяносто градусов, и все полетели в разные стороны: Сашка, те двое и мотоцикл…
Сашка стукнулся головой обо что-то. Ноги подгибались, по лбу стекало теплое… Он увидел, как кто-то из двоих тоже вскочил и бросился между гаражами, но и милиционеры уже выпрыгнули из машины, бежали к гаражу. Оттуда, из-за гаража, раздался выстрел. Милиционеры бежали прямо на этот выстрел. Не слышат!
— Стреляют! — закричал Сашка милиционерам и свалился в воду…
Школьный двор
В это утро он походил на брошенную строительную площадку: сиротливо лежали золотистые доски, сохла на солнце, покрывалась глазированной коркой известка в кадушке, рассыпалась горка нового штакетника, грабли и лопаты валялись в куче прошлогодних листьев.
А строители… Они, забыв о делах, гонялись за волейбольным мячом: лучше всех гасила мячи Таня Назарова — вот где пригодился ее рост, а самые крученые, самые неуловимые подавал Сережка Колесников. Они втроем — еще Олег с ними — были по одну сторону сетки, а все остальные, человек десять — по другую.
Кардашов самоотверженно пытался брать около самой сетки Татьянин мяч — майка и брюки у него были в песке, но даже героизм не мог бы спасти сейчас его команду.
— Эй, мальчишки! Надо знать совесть — пора за работу! — пыталась навести порядок Татьяна, но тут же сама бросалась на очередной мяч, посылая его в пустой пятачок поля.
В воздухе повисал возмущенный вопль противников.
С той стороны, где играли Сережка, Татьяна и Олег, у самой волейбольной площадки рос старый куст сирени. В него то и дело нырял мяч, и потом выловить его из переплетения стволов было не так-то просто.
— Адъютант! Принести мяч! — приказывал каждый раз Сережка Олегу.
И толстый Олег покорно лез в кусты.
В последнее время он, как хвост, ходил за Сережкой. Даже младший Колесников посмеивался. Конечно, не потому Олег цепляется за Сережку, что тот обещал «сделать человека» из него. А видно, все еще боится, что придется расплачиваться за Суворова. И надеется, что Сережка-то не даст в обиду.
А Сережке понравилась роль командира. Его собственный брат, послушный Санька, никогда так не подчинялся ему, как Олег!
Когда мяч очередной раз застрял в кустах, Олег вдруг надулся:
— Не полезу больше!
— Разговорчики! — одернул Сережка, удивленно поглядев на Олега.
Но тот уселся прямо на песок волейбольной площадки, и крупные слезы поползли по его щекам.
Чего-чего, а уж этого Сережка никак не ожидал, он даже с сожалением смотрел, как Олег размазывает по щекам слезы.
— Ну и солдат из тебя, — с досадой и все еще с удивлением проговорил он. И вдруг его осенило. — Братва! — крикнул Сережка. — Кому нужен этот чертов куст? Под корень его!
Первая опомнилась Татьяна:
— Ты сдурел — такой большой куст!
— Да он же не цветет совсем! — Сережка побежал к доскам, около которых был брошен топор. — Адъютант! Наряд вне очереди! — пригрозил он на ходу.
— Не смей! Не смей! — Ольга разыскала на кусте молоденькую ветку, на которой распускалась единственная бледно-фиолетовая, хилая кисточка. — Видишь, она цветет!
Вот так, загораживая от мальчишек этот куст, девчонки и увидели, как подходит к воротам Сашка Суворов. Ворота были распахнуты настежь — было видно, как он медленно идет, как остановился у столба, на котором повешено одно полотно ворот.
— Сашка! — увидел наконец его и Кардашов и побежал к нему, и следом побежали все.
— Какой ты худой и бледный! — ужасалась Ольга.
— Ты практику будешь проходить? — удивлялись мальчишки. — На кой тебе? И так засчитают…
Когда Сашка утром вышел из дому, он увидел, что и на березах появились клейкие листочки. На тополях они уже чуть ли не с ладошку Павлика, а березы опоздали, и теперь издали казалось, что они поддерживают зеленые облака.
Сашка подходит к Саду мичуринцев, и у него гулко и часто бьется сердце…
Он думал, что никогда не вернется в эту школу, переведется в другую — отец ему это предложил. Отец каждый день ходил в больницу и приносил конфеты, яблоки, орехи… Сашка все равно не мог забыть, что он выгонял его из дому… Но молчал: какая польза напоминать об этом отцу. Да он, наверное, и сам не забыл, только притворяется.
И Кардашов к нему приходил несколько раз в больницу, приносил конфеты от всего класса, но Сашка отправлял их Павлику.
Настоящего разговора у них с Кардашовым долго не получалось: Сашка думал, что не получится никогда. Разве он сможет рассказать все, что с ним было? Разве ему поверят?
Но Кардашов очень-то и не расспрашивал его… Больше сам рассказывал, про ребят, про командира их отряда — Юрку Немытикова, с которым они, оказывается, разыскивали его, Сашку…
Выходит, этот Кардашов ничего, действительно, свойский! Таким он показался и первый раз…
Не хотел Суворов идти в школу, а только три дня просидел дома и уже притащился! Он знал, что их здесь застанет, Кардашов говорил.
И вот они все смотрят на него и вроде ждут чего-то… Он должен им что-то объяснить? Может, они хотят, чтобы он прощения попросил?
— Эй, горе-строители! — раздался в это время голос со школьного крылечка. — Двенадцать часов, а у вас, как говорится, заведено, да не замешано… — постукивая металлической палкой, Александр Александрович спускался с крыльца.
И ребята расступились, чтобы директор сам увидел Сашку, но Александр Александрович смотрел под ноги, чтобы не оступиться, и продолжал ворчать:
— Если такими темпами работать, то нам и лета не хватит…
Тут он, наконец, спустился с крыльца, поднял голову и увидел Сашку.
— Ну вот! — Александр Александрович вдруг так заторопился, что ребята испугались, как бы не упал. — Пришел! — И он ощупывал Сашкины плечи, будто хотел проверить, все ли кости у него на месте. — Это замечательно, что ты пришел! — совсем другим, веселым голосом воскликнул он. — А то гляди — все стоит: мастерские не побелены, палисадник не загорожен! А эти мастера — или лодыри, или неумехи. В общем, Суворов, без тебя все дела стоят! Давай-ка включайся, брат, в работу!